Пламя грядущего - Джей Уильямс

Он уставился на нее.

– Ты правда так считаешь? – переспросил он.

– Послушай. Я рабыня и привыкла исполнять все, что мне прикажут. Когда ал-Амин отдал меня тебе в тот же день, когда мы впервые встретились, я уже была готова покориться тебе. Покорность – это все, что от меня требовалось с тех пор, как меня привезли сюда ребенком. Но ты не смог так просто взять меня. Боялся именно ты.

– Я? О чем ты говоришь? – возмутился Дени. – Я помню ту ночь. Ты рыдала и рассказывала мне о своем детстве и потопила мое желание в потоках слез. Я прекрасно это помню. И я даже описал все это в моем дневнике.

– Неужели? Тогда лучше перепиши свой драгоценный дневник, – засмеялась она. – Я ждала, что ты возьмешь меня, но ты колебался, искоса наблюдал за мной…

А потом ты начал спрашивать меня, как мне живется среди неверных, счастлива ли я и как я жила до того, как меня взяли в плен. Поэтому, только поэтому я плакала. Ты пробудил мои горькие воспоминания, не пожелав принять вещи такими, как они есть. И тогда я поняла, с каким человеком я должна оставаться. Ты видел во мне не просто обнаженную, доступную женщину, но человеческое существо, у которого есть душа, женщину, которую хотел узнать, прежде чем насладиться ее плотью. Ведь ты… ты трувер. Ты идеалист! Ты не захотел взять женщину, которую тебе дали. Ты хотел, чтобы она пришла к тебе по своей воле. Неужели ты думаешь, я не поняла этого, когда позже лежала одна в своем уголке комнаты и размышляла об всем?

Она взмахнула руками, и Дени невольно выставил вперед предплечье, решив, что она намерена его ударить. Но она лишь притворялась рассерженной. Схватив его голову в свои ладони, она заглянула ему в глаза.

– Сначала я очень удивилась, и мне даже было немного больно. Я подумала: «Он такой же, как ал-Амин, мои волосы и глаза вызывают у него отвращение». Но я поняла. Знаешь, у меня было довольно времени на раздумья. И я не невежа. Меня заставляли учиться, чтобы моя цена стала более высокой. Я бы не выучила наизусть Коран, если бы не размышляла много.

Ее пальцы, тонкие, но сильные благодаря игре на лютне, перебирали волосы у него на затылке.

– Следующей ночью, – продолжала она, – следующей ночью я хотела тебя. Я не хотела быть больше рабыней, но попробовала притвориться, будто мы оба свободны, будто моей благосклонности можно добиваться и будто ты любишь меня. И я попросила тебя спеть мне.

– Да, я помню это, – мягко сказал он.

– И эти песни, вино и поцелуи…

Он кивнул. Некоторое время они стояли неподвижно, тесно прижавшись друг к другу. И он вдруг с изумлением подумал, как сильно она напоминает ему и Мод, и Елену, хотя не похожа ни на одну из тех женщин. Елену – свежестью и сладостными объятиями, а Мод – стремлением к возвышенному и благородному, что обратилось в Лейле в нечто более глубокое и достойное, без романтического возвеличивания рыцарского духа.

– Тогда ты станешь моей совестью, – прошептал он. – Ты всегда сможешь сказать, что я за человек на самом деле.

Ее лицо омрачилось.

– Всегда? – повторила она. Ее пальцы впились в складки его туники. – Мне неизвестно, что значит «всегда». – Глаза ее наполнились слезами. – Нет, – сказала она. – Я не права. Давай будем продолжать притворяться, что в будущем ничего не изменится. Притворимся, что существует «всегда».

– Когда я уеду отсюда… – начал он.

Но именно в этот миг голос из сада прокричал:

– Кордбар!

Он неохотно повернулся и выглянул в окно. Там, внизу, среди цветочных грядок, словно выросший из земли, стоял воин в золотом шлеме. Это был грек – высокий и бледный, в белой с золотом тунике – один из мамелюков стражи эмира.

– Мир тебе, Йезид, – обратился к нему сверху Дени. – Какие новости об ал-Амине?

– Ничего нового. – Солдат задрал голову, подбоченившись. – Я пришел за тобой, Кордбар. Мой господин желает, чтобы ты явился к нему.

– Я? Зачем?

– Думаю, чтобы опять послужить переводчиком. Ал-Амин выступил в поход шесть или семь недель назад, и за это время его отец несколько раз призывал Дени, чтобы переводить ему, когда привозили пленных франков. Дени набросил на плечи легкий плащ и обернул маленьким тюрбаном голову. Он позволил Лейле ровнее расположить складки его туники, поцеловал ее и сбежал вниз по лестнице в сад, где его дожидался мамелюк.

Он предполагал, что его отведут в диван – большой зал Цитадели, где эмир вершил правосудие. Но вместо того его провели по узкому проходу к потайной двери, а затем вверх по лестнице в небольшую угловую комнату башни. Она освещалась двумя высокими стрельчатыми окнами, и на низком помосте, расположенном в конце комнаты, восседал эмир Юсуф Мехед ад-Дин, суровый пожилой человек с холодным взглядом и тяжелыми веками. Дени низко склонился перед ним, коснувшись, как того требовал обычай вежливости, сердца и губ.

Эмир жестом указал на пол подле возвышения. Дени сел, скрестив ноги; он привык к турецкой манере сидеть и больше не находил ее неудобной. Мехед ад-Дин задал ему несколько вежливых вопросов, как будто только для этого и позвал Дени: как его здоровье, имел ли он возможность в достаточной мере посвятить себя занятиям, ходил ли поохотиться с собаками или соколами, не нуждается ли он в чем-либо. Дени терпеливо отвечал, зная о восточном обычае подходить к сути дела не спеша, окольными путями. В свою очередь он осведомился о здоровье эмира и нет ли каких-либо новостей о молодом принце, ал-Амине.

– Ничего вот уже больше недели, – ответил эмир. – Но я нисколько не сомневаюсь, что он доблестно сражается. Ваши воины отомстили нам за ту засаду, в которую попал ваш караван неделю назад. В отместку они напали на наш большой караван у реки аль-Хеси, захватив тысячу верблюдов и двести человек. Это дело рук вашего короля Ричарда, который с дьявольским коварством и большим числом войск обрушился на караван рано утром, когда все молились. У меня нет других свежих новостей, за исключением этой.

Он ненадолго замолчал, поглаживая бороду. Затем он продолжил:

– А теперь, коль скоро мы помянули короля Ричарда, скажи мне, правда ли, что ты враг ему, как я слышал?

Дени нахмурился.

– Почему ты спрашиваешь об этом, господин? – сказал он.

– Тот, кто слушал, донес мне, что однажды, беседуя с моим сыном, ты громко закричал, что король Ричард – чудовище и змея. И я думаю, что друзья так не говорят.

– У меня нет причин любить короля, – весьма мрачно сознался Дени.

– Я расспрашивал своего сына накануне его отъезда, – продолжал эмир, – и он поведал мне, что ты недоброжелателен к королю и держишь зло на него за смерть одного из твоих товарищей.

– Совершенно верно. Я не питаю особой любви к Ричарду. И как видишь, он до сих пор не выкупил меня, бросив в плену, – пожал плечами Дени.

Эмир кивнул.

– Этим утром двое приезжих изъявили желание переговорить со мной. Я встречался с ними прежде по иному поводу. Но я хочу, чтобы все, о чем мы поведем речь сегодня, осталось в тайне, и, возможно, ты сумеешь дать мне полезный совет или важные сведения, когда будешь переводить. Но прежде я хотел бы узнать, к чему лежит твое сердце. Ибо тот, кто владеет двумя языками, должен быть еще и умен, так чтобы речь звучала ясно, и передавать истинный смысл сказанного, поскольку простой перевод слово в слово порой искажает значение. И я признателен тебе за услуги, прошлые и настоящие. Я прикажу наполнить твой рот золотом.

Дени наклонил голову, довольно уныло улыбнувшись. Он знал, что восточные принцы имели неприятную привычку временами буквально претворять в жизнь то, что в ином случае могло быть принято за цветистую метафору.

Эмир хлопнул в ладоши. Йезид, ожидавший снаружи, открыл дверь и впустил в комнату двух мужчин, одетых в темные плащи из верблюжьей шерсти, тюрбаны и мягкие сапоги. Они огляделись по сторонам, и один из них сбросил плащ, представ в роскошной тунике, вышитой серебряными цветами, препоясанной красным кожаным ремнем, на котором висел меч с прямым и широким лезвием[189]. Второй гость, более худощавый и загорелый, носил под плащом кольчугу и был вооружен, как его спутник.

Они довольно небрежно поклонились эмиру, и тот, кто был выше ростом, произнес по-арабски с акцентом, резавшим слух:

– Да пребудет с тобой мир. – И затем, перейдя на французский, добавил: – Здесь есть переводчик?

– Я переводчик, – сказал Дени.

Высокий человек внимательно оглядел его с ног до головы.

– Грек? – спросил он.

Дени улыбнулся, хотя и был оскорблен высокомерным тоном гостя.

– Я из Пуату, – сказал он. – Военнопленный. – И так как двое пришедших переглянулись, продолжил: – Вам нечего опасаться. Мехед ад-Дин уже предупредил меня, что дело секретное, и я догадываюсь, что оно имеет отношение к королю Ричарду. Вы можете говорить свободно: я не принадлежу к числу друзей короля.

Эмир наклонился вперед, и Дени поспешно объяснил ему, о чем шла речь.