Сила обстоятельств: Мемуары - Симона де Бовуар

Четверг, 26

Письмо от Ланзманна, восторженное и удрученное. Он пишет, что корейцы необычайно симпатичны, но официальный оптимизм там хуже, чем у китайцев.

Предъявлен судебный иск газетам «Обсерватёр» и «Экспресс»: по крайней мере, со свободой слова теперь все ясно. Впрочем, если сравнить французскую прессу с итальянскими газетами, легко понять, что она подвергает себя самоцензуре, она оскоплена. Вменявшиеся в вину газетные статьи, конечно, касались Алжира, не говоря уже об интервью одного руководителя Фронта национального освобождения. Алжир между тем кипит от ярости, причиной тому — пресс-конференция Мальро.

Вторник, 1 июля

Отъезд. Но сначала мы завтракаем в «Риальто» на Большом канале и читаем газеты. Де Голль вместе с Ги Молле отправился на алжирский «фронт».

Остановка в Ферраре. В 6 часов прибытие в Равенну. Все очень мило с наступлением сумерек, но нет ничего более шумного, чем эти маленькие итальянские города с их мотоциклами и мотороллерами. Уже шесть лет минуло с тех пор, как я была здесь, как я впервые вела машину на протяжении всего путешествия, как я познакомилась с Ланзманном.

Среда, 2 июля

Как прекрасен Сполето с его улицами сплошь в перилах и лестницах, с маленькими камешками мостовых. На черных фасадах подвешены большие фонари, и столько тени, что пауки мнят себя где-то на чердаке и плетут между телеграфными проводами огромную паутину. Отель смотрит на небольшую, неровно вымощенную площадь в окружении зелени, где всхлипывает маленький фонтан, она похожа на частный сад. Аромат цветущих лип смешивается с запахом сапожной мастерской и ладана. А вокруг — иссохшие холмы, далекая синь Италии.

В Сполето продают «La Tortura»[52] Анри Аллега. На стенах плакаты: де Голль il dittatore[53], Ги Молле il traditore[54], Пфлимлен il codardo[55]. И комментарий: «Вот к чему приводит антикоммунизм: к фашизму…» Чудесное голубое небо и радость встречи с Италией: Венеция — это не Италия.

Вечером мы гуляем с Сартром по улицам, которые пахнут настоем из трав. Зажигаются большие фонари.

Пятница, 4 июля

Вчера мы видели улицы, собор и великолепный мост с высокими арками, перекинутый через узкую и неглубокую лощину: зачем этот мост? Перед отелем официанты расставляют столы и вешают цветные фонарики, красят в лиловый цвет заграждения, уж не знаю для какого праздника. Мы едем в Рим.

Шел дождь, и вторая половина дня пропала, несмотря на мою радость поселиться в отеле «Сенато» на площади Ротонда. Когда я засыпаю на час после обеда, перед самым пробуждением меня охватывает тревога: нам исполнится по семьдесят лет, и мы умрем, это правда, так и будет, это не кошмар. Словно бодрствование было неким сказочным сновидением, где смерти места нет, но зато во сне я достигала самой сердцевины истины.

Сегодня погода прекрасная, небо голубое, и меня снова охватывает радость оттого, что я в Риме надолго, и появляется желание писать. И я пишу. Длинное письмо от Ланзманна, его терзают противоречивые чувства: любовь к корейцам и скука от путешествия в составе делегации. Де Голль возвращается из Алжира. Он не принял Комитет общественного спасения в Алжире; они в бешенстве. Но повод для кривотолков остается: символ и пустословие.

Сартр счастлив в Риме и с удовольствием пишет свою пьесу. Я еще ее не читала. Похоже, что в Париже Симона Беррьо начинает волноваться.

Когда теперь у меня появляется желание писать, я сажусь за свою книгу; когда желание пропадает, то даже этот дневник наводит на меня скуку.

Пятница, 11 июля

Да, Рим — это счастье, и моя работа, хотя и слегка обескураживающая, меня интересует, работа Сартра трудная, но увлекает его. Вот только существует Франция. За последним стаканом виски на улице Франческо Криспи мы признались друг другу, что на сердце у нас невесело. Мы делаем вид, будто живем тихо, мирно, но настоящей каждодневной радости не испытываем.

Вчера над Римом прокатилась гроза, и вечером на Виа Венето, еще мокрой, почти ни души. Я не очень люблю Феллини, но разве можно смотреть на Виа Венето, не вспоминая «Ночи Кабирии».

Флоренн доброжелательно отозвался в «Монде» об отрывках из «Воспоминаний благовоспитанной девицы», появившихся в «Тан модерн». Мне хотелось бы, чтобы моя книга понравилась, это помогло бы мне написать следующую.

Социалисты попросили де Голля упразднить алжирские комитеты; как писала «Коррьере делла Сера», это весьма показательно, но не имеет особого значения. Молчаливое смирение французской прессы. «Экспресс», «Обсерватёр» с отчаянием обращают внимание на такую безучастность и нарастание, едва прикрытое, уверенное и неизбежное, всего, что вызывает у нас ненависть.

Воскресенье, 13 июля

Какой прекрасный день! Мы обедали в «Тор дель Карбоне» рядом с Аппиевой дорогой. Кипарисы, приморские сосны под бледными небесами, и эта дорога, которой нет конца, потому что даже из машины глаз видит ее такой, какой она была, когда по ней следовали на лошади или пешком до далекого города Помпеи: прямая между прямыми кипарисами, она наводит на мысль о земле плоской и безграничной. Сегодня она вызвала у меня почти такое же восторженное волнение, как в двадцать пять лет.

Этим вечером в Париже люди будут танцевать в сопровождении самых больших оркестров и самых прекрасных фейерверков, каких не было уже давно. Смешно, когда в прошлом году правительство социалистов попробовало запретить веселье 14 июля. Однако «национальное возрождение», которое празднуется завтра, отвратительно. Я так любила праздник 14 июля. Неужели ничего не произойдет? Я рада, что нахожусь сейчас не в Париже. А то скрежетала бы зубами все эти ночи.

Гроза разрядила атмосферу, и сама я без всякой на то причины почувствовала облегчение. Тем хуже для празднеств 14 июля. Только что я была на площади Навона: темно-синее небо римских ночей над темно-красными домами со светящимися овальными окнами и снующими туда-сюда людьми — неповторимо прекрасное мгновение. Этим вечером жизнь снова влечет меня.

Вторник, 15 июля

Отныне 14 июля будет также и национальным праздником Ирака: в Багдаде революция! Ирак поддерживает «Арабскую республику», Насер в восторге, мятежники Бейрута тоже. Полагаю, что ФНО ликует.

Между тем на Елисейских полях состоялся торжественный парад. Де Голль не присутствовал, потому что на трибуне ему досталось бы лишь третье место: все то же обостренное чувство «величия»! Мальро выступал на площади Ратуши, но «под видом парижского народа» там присутствовали мусульманские и французские бойцы, собранные по приказу. Единственный интересный эпизод: несколько молодых алжирских солдат, силой доставленных в Париж, дабы символизировать примирение, проходя перед трибуной, вместо того чтобы поприветствовать Коти, вытащили из-под рубашек зелено-белые национальные флажки и с вызовом стали размахивать ими. Ночью одиннадцать человек были убиты алжирцами, из них шестеро мусульман-коллаборационистов.