Латино-Иерусалимское королевство - Жан Ришар

Протекторат итальянских республик, подчинение торговых городов Сирии влиятельным дельцам с Запада, а франкских баронов — «коммунам» Италии составляет только один аспект разложения самой идеи Иерусалимского государства во второй половине XIII в. Бедственное положение, в котором находилось Иерусалимское королевство, без конца истощаемое новыми катастрофами, заставляло западноевропейцев считать, что оно неизбежно рухнет под ударами мусульман. Отсутствие постоянной королевской власти, отсутствие даже представителей этой власти, которые были бы признаны всем населением, за исключением бальи — предводителей феодальных смутьянов, к чьему мнению все менее прислушивались — не позволяло франкам Сирии вести собственную политику. Да и как, после поражений 1244–1248 гг., без территориальной базы, можно было придерживаться иной политики, чем той, которая предписывала избегать всякого соприкосновения с мусульманами, чье могущество настолько превосходило возможности франков, что мамлюкскому или эйюбидскому султану, казалось, ничего не стоило сбросить их в море?

Каждого жителя в королевстве Акры не оставляло это ощущение опасности. И вовсе не случайно в хартиях этого времени довольно обыденно предусматривается возможность мусульманского завоевания. Когда в 1163 г. один монастырь уступил на двадцать пять лет свое поместье в Галилее, то арендаторы обязались выплачивать ему сто безантов ценза в год, воздерживаясь от платы в тех случаях, если враги разграбят дома, виноградники и оливковые рощи; ныне же, в второй половине XIII в. не удовольствовались тем, чтобы предвидеть только временные грабежи{550}. Когда епископ Акры уступил церковь Св. Димитрия венецианцам (1260 г.), то специально оговорил, что выплата ценза, которая ему за это причиталась, будет прекращена, если Акра падет{551}. Даже Жан д'Ибелен Бейрутский, продавая в 1261 г. Тевтонскому ордену фьеф своего отца Бальана, Казаль-Юмбер, оговорил, что отказывается от ежегодного ценза в тринадцать безантов в случае, если неверные захватят Акру; однако, думая о будущем, он потребовал снова выплачивать ему ценз, если христиане отобьют город!{552}

Эти продажи свидетельствуют также и об обнищании королевства, которое ударило по гордым франкским баронам. Агнесса де Сканделион, наследница этой сеньории и супруга Гильома де Ла Манделе, к 1280 г. задолжала еврейским и сиенским банкирам семнадцать тысяч безантов{553}. Жан д'Ибелен, граф Яффаский, не в силах был укрепить свой замок в Яффе. Жюльен Сидонский, хотя и разбогател благодаря своей женитьбе на дочери царя Армении (1252 г.), но до такой степени погряз в долгах (его разорение довершил игорный проигрыш), что принялся мало-помалу распродавать свой домен: в 1254 г. он продал Казаль-Робер госпитальерам, в 1256–1257 гг. земли Шуфа и Гезена, с крепостью Грот Тирона — Тевтонскому ордену (за 23 000 безантов), затем еще три поместья в округе Сидона (за 5000 безантов). Разрушение Сидона монголами довершило его обнищание: в 1260 г. ему пришлось продать своим главным кредиторам, тамплиерам, весь свой фьеф с Сидоном и Бофором, причем он сделал это столь поспешно, что даже не потрудился посоветоваться со своим тестем, царем Армении, и испросить разрешения короля. Это было изменой, но бедность Жюльена была столь велика, что государь простил его, потребовав только, чтобы он выставлял к нему на службу нескольких рыцарей{554}. Сын бальи Жана д'Арсуфа, Бальан д'Ибелен-Арсуф не мог более сам защищать свои владения: постепенно он заложил госпитальерам значительную часть своей сеньории (1261 г.){555}.

Этой финансовой нищете сопутствовала все усиливавшаяся олигантрофия: еще никогда на Святой Земле не проживало постоянно столь мало рыцарей. Однако все ли из них были наделены фьефами? Земли начинало не хватать, и о многих фьефах остались лишь одни воспоминания! Галилея была потеряна, но Жан де Флери по-прежнему именовал себя маршалом Тивериады{556}, Позднее, в XIV в., в королевстве Кипрском можно будет встретить князей Антиохии, графов Триполи и Эдессы: отныне помимо прелатов in partibus появились еще и сеньоры in partibus. Подобное положение дел совсем не устраивало новых иммигрантов: и те из них, кто теперь прибывал на Святую Землю, были не авантюристами, жаждавшими приобрести состояние, а «крестоносными воинами», чьим героизмом восторгались{557}.

Потому-то число защитников франкской Сирии без конца уменьшалось: и куда подевались «devises» былых времен — эти пространные списки рыцарей, обязанных королю военной службой? Из регистров папской канцелярии можно почерпнуть важную информацию: возрастает количество разрешений для франкской знати заключать запрещенные браки. Преамбулы к этим разрешениям свидетельствуют о том, что сирийской аристократии было непросто вступить в брак с человеком своего круга по причине малого числа знатных семей, и без того связанных меж собой родственными узами. Поэтому сочетались браком, несмотря на каноническое родство в третьем или четвертом колене; и для большинства свадеб приходилось испрашивать позволения в Риме. Вполне правомерно будет задаться вопросом: а до какой степени заключение кровосмесительных браков способствовало тому, что франкская раса постепенно вырождалась, а потомки завоевателей Святой Земли утратили выносливость и энергию, присущую их предкам.

Не имея ни людей, ни денег, все чаще и чаще терпя нехватку в сельских продуктах (наступали голодные времена: в 1269 г. стоимость мюида зерна достигла восьми безантов){558}, Сирия с каждым днем все больше зависела от присылаемых с Запада войск, денег и продовольствия. Так как «правительство» Акры, чья казна оскудела, не в силах было платить, надежда была только на милостыню от держав Западной Европы. Хоть королевство никогда не было особенно богато — как и все средневековые государства — но, несмотря на свои финансовые затруднения, первое Иерусалимское королевство все же могло обеспечить свою защиту. Пусть его короли и взывали частенько к христианским монархам, но тем не менее были способны сами покрывать все текущие издержки, за исключением особо разорительных войн. Теперь же «сеньория Акры» пребывала в глубокой нищете; она оказалась отрезана от продуктов сельскохозяйственного труда из-за мусульманских завоеваний. Что же касается ремесленного производства и торговли, то льготы, пожалованные итальянцам, сирийцам и церквам, значительно уменьшили доходы от взимаемых с них налоговых сборов. И какой «парламент» мог теперь ввести поголовный налог? Попытались было в 1243 г., по инициативе папы римского, осуществить этот план{559}, но встретили сопротивление тамплиеров, госпитальеров, ревниво хранивших свои привилегии и мало расположенных делиться своими богатствами, и итальянцев, исключенных из юрисдикции королевства…

Поэтому призывы к щедротам Запада следовали один за другим. Редкой удачей было, если какой-либо государь включал в свое завещание крупную сумму денег в пользу Святой Земли (как Генрих II, Филипп-Август и Фридрих II), но менее значительных дарений жаждали не меньше{560}. Защита «Иерусалима» являлась благочестивым делом, и долгом каждого христианина было присоединиться к нему, внеся свою долю. С 1187 г. папство ввело постоянный налог для франкской Сирии и он начинал превращаться в ежегодный. То была «десятина», или «десятая часть от церковных доходов в помощь Святой Земле». Этот налог, изначально учрежденный с целью профинансировать крестовые походы, в конце концов стал взиматься, чтобы помочь Сирии даже во время, когда не велось никаких экспедиций. Его взимали с доходов от владений церкви, причем то десятую долю, то двадцатую, то сотую, а иногда даже пятидесятую («двойная десятина»). Наряду с дарениями, отказами по завещанию, «выкупами обетов» (крестоносцы, которые «снимали крест», были обязаны выплачивать своего рода штраф как возмещение за клятву отправиться в Сирию), десятина предоставляла папству ресурсы, необходимые для поддержания Святой Земли. После того как ее собирали, десятину переправляли в Сирию, или же частично передавали баронам, каковые готовились совершать «переход за море»{561}. Именно этот налог положил начало знаменитой фискальной системе папства и стал ее первым испытанием.

Королевство Акры участвовало во взимании десятины: его архиепископы и епископы отправлялись, чтобы подтолкнуть к сбору налога и сделать так, чтобы поступления из разных мест попадали в одни руки; например, в 1245 г. этим занимался епископ Готье Бейрутский, который взимал эту десятину в Англии. В 1265 г. один мирянин и один священнослужитель, сеньор Хайфы (тогда Жан де Валансьен) и архиепископ Тирский были сборщиками десятины на Западе (executores negotii crucis){562}.