Офицер-разведки - Владимир Геннадьевич Поселягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А так выяснят, взяли двух пленных, один ранен, другой без царапинки. Разговорят, уже колют. Посмотрев на ряд бойцов, что погибли при захвате, шестеро их, и вздохнул. Так что я расписался в опросном листе и свободен. Пришлось бежать к месту отдыха своего полка. Все обочины заняты, бойцы дивизии отдыхали. Чёртовы диверсанты. А как добежал, приказ начать движение, и не отдохнул получается. Ничего, миномёт на плечо и двинули дальше. За день пару раз попадали под налёты, один раз это были «Лаптёжники». Те самые, что с неубирающимися шасси. Да, действительно та ещё хрень. Это реально страшно, лежали, бомбы рвались, и от толчков почвы чуть не на полметра подбрасывало. Вечером постояв в очереди к полевой кухне, мы были из тех счастливчиков, что имели свою, повар накладывал хорошие порции каши, котелок у меня круглый, красноармейский, вот сидели мы со Студентом и наяривали кашу. Два куска хлеба ещё и чай, нечто похожее на него, налили в кружку. Даже не слащённый. Поели неплохо. Мы за тот остаток дня километров на тридцать от Минска ушли. В общем, проверило нас командование чего мы на марше стоим, как ротный сказал, где-то на среднем уровне, подтянуться нужно, а пока устроились на ночь. Ночью не стали двигаться.
Подняли нас после полуночи, в два часа ночи, построили, и мы двинули дальше. Дорога дальше так на Гродно и шла. На этом направлении немцы уже заканчивают окружение нескольких наших армий. Под полмиллиона человек, а вырвутся считанные единицы. Командование нас спешно гнало, двадцать пятое весь день в пути, три налёта было, а на следующий день, когда светать начало, вышли на берег мелкой речушки, перепрыгнуть можно, ещё и не топкая. Берег песчаный, мы стали рыть стрелковые ячейки, подразделения дивизии расходились в сторону, артиллерия позади нас готовила позиции. Вот и мы выдвинулись чуть в перёд со Студентом, и стали рыть окоп на двоих, у самого берега. Метр глубины, и ниже вода. Камышом устлали дно и поставили миномёт, приготовили мины. К слову, убойность у них слабая, не особо те мне и нравятся. Вот мины батальонного миномёта, вещь, а уж полкового, вообще улёт.
Нас завтраком покормили, обед потом был. Сегодня уже двадцать шестое, четвёртый день войны. Сидя рядом с окопом, поглядывая как купаются некоторые парни, я уже искупался и форму постирал, вон сохнет, и наблюдал как наша конная разведка возвращается. То, что немцы недалеко, было ясно, дымы на горизонте, явно техника горит, громыхание пушек. На нас выходили разрозненные советские подразделения. Справа у нас железнодорожная насыпь, там оборону другой полк держит. Поезда со вчерашнего дня не видать. Думаю, к вечеру будет первый бой. А может и нет, оборона не сплошная, о чём немцы отлично знают, их воздушная разведка постоянно в небе висит, зенитчики сбить не могут, обойдут стороной и двинут на Минск, оставив заслон нас удерживать. Я бы так и поступил.
К вечеру нас действительно стали обрабатывать артиллерией. Тут и там песчаные фонтаны вставали. А наземные войска мы так и не видели. Вот и сидели в укрытии с напарником. Зря я стенки не укрепил, песок такое дало, начал от сотрясений колоться и осыпать, засыпав нам ноги и миномёт. Пришлось шустро откапываться, выкидывая почву наружу, почистил и миномёт. Вот и всё, темнеть начало, а немецких солдат мы так и не увидели. Однако ночью, пока мы приводили в порядок позиции, нас сняли, и мы пошли не обратно, а вперёд. Комдив решил атаковать ночную стоянку немцев. Впереди отсветы костров было видно. Даже неплохо вышло, разведчики сняли часовых, и мы орущей массой налетели на бивуак какой-то танковой части немцев, тут рядом и пехотная была, там другой полк атаковал, и кололи всех, кого видели. Отлично поработали. Только одно, какой-то разгильдяй, а это точно наш был, я видел, воткнул мне в ногу штык. В грудь целил, и если бы не споткнулся, хана была бы. Выше колена рана. С хрустом по касательной по кости прошёл, хорошо её не пробил. Я такой мат выдал, что тот мигом утёк, и я не знал кто это был, о чём сильно жалею. Вот и получается день двадцать седьмого июня, а я покачиваясь еду в телеге санитарного обоза нашей дивизии. Двенадцать телег экспроприированных, вместе с хозяевами, у местного населения. Зато я порядка десятка немцев застрелил и заколол, это точно, увёл три ранца, «МП-40» с боезапасом, котелок плоский с крышкой и фляжки, и тут меня ранил наш. К слову, свою «СВТ» и ремень с подсумками, со всем что на нём было, я также в хранилище отправил, да и миномёт с боеприпасами, а ротному сказал, что боец какой-то забрал. Мне рану перебинтовали, в телегу, и в медсанбат. Там без наркоза, даже не почистив и не промыв рану, наложили швы, новый бинт и в тыл. В Минск ехали, там хватало госпиталей. Везут уж какой час в сторону Минска, я утром немного поспал, как в забытьё, но мне мало было, так что иногда засыпал и просыпался на очередной кочке. Ещё и рана сильно ныла.
Доехали мы до ближайшей железнодорожной станции, там санитарный эшелон ждали, и он через два часа прибыл, нас туда и в Минск. Уже вечером двадцать восьмого, моей раной занялись в госпитале. Та ныла и стреляла, явно воспаление шло. Срезали нитки и промыли рану. Был гной. Я там сознание потерял, когда новые швы накладывали и бинтовали, уже не помнил. Проснулся в коридоре, на матрасе лежал, раненых много, а мест нет. Поинтересовался у врача почему меня в тыл не отправили, ответил, что тяжелых отправляют, а мою рану средней признали, мясо проткнуто. Через три недели танцевать снова буду, и на передовую. Прям обрадовали. Двадцать девятое прошло, тридцатое наступило. Слухи об окружении уже циркулировали. Сам я так и лежал на матрасе, но в туалет сам ходил, у нас на трёх соседей одна пара костылей, по очереди использовали. Рана ныла, но не дёргала, хорошо обработали, молодцы. Стараясь не тревожить, лежал в основном. А тут начал медперсонал к обеду тридцатого июня бегать, а потом объявили, что тем, кто может двигаться сам, лучше покинуть госпиталь. Немцы прорвались, скоро будут в городе, а эвакуировать раненых не на чем. Как и многие, я тоже подорвался, допрыгал до архива, получил свою
