История Киева. Киев советский. Том 2 (1945—1991) - Виктор Киркевич

Государство умудрялось оградить от валюты даже граждан, работавших за рубежом, – преподавателей, врачей, военных советников, моряков, дипломатов. Для этого были придуманы чеки Внешпосылторга, введенные в 1964 году. Человек, оказавшийся на работе «в загранке», обязан был переводить до 60 % валютной зарплаты на счет во Внешторгбанке. По возвращении на родину он получал ту же сумму в чеках, которые мог отоварить в специальных «магазинах, осуществляющих операции в/о «Внешпосылторг» – в Киеве это был «Каштан». Там можно было свободно купить все мыслимые и немыслимые дефициты: от импортных джинсов до видеомагнитофонов. А если у загранслужащего по возвращении оставалась валюта, он мог ввезти ее в СССР, однако в течение определенного срока обязан был конвертировать ее в чеки. Иначе хранение валюты считалось незаконным и подпадало под действие Уголовного кодекса.

Также отбирали валюту у спортсменов, завоевавших международные призы, у писателей и композиторов, получивших за рубежом гонорар, у театров, заработавших валюту на зарубежных гастролях. Взамен им вручали чеки, которые были двух видов: с синей полосой (то есть второго сорта) – вместо валюты «социалистических» стран, и бесполосные (первосортные) – вместо денег стран капитализма. Ну а если человек не работал за границей, но все равно что-то хотел приобрести в «Каштане»? Не беда. Чеки можно было купить у спекулянтов, вечно крутившихся у «Каштана». Чек номиналом 1 рубль продавали за полтора-два рубля… Эта система рухнула при Горбачеве: в 1988-м отменили чеки, а три года спустя гражданам СССР разрешили легально владеть иностранной валютой. Во время выставки И. С. Глазунова в Киеве он купил мне великолепные сапоги. Все действия Великого Художника был полные артистизма: он на весь валютный магазин громко заявил: «Моему лучшему другу – самую хорошую обувь – говна не предлагать».

Эта книга не о «верхах и низах, которые не могут больше терпеть…», а о среднем классе интеллигенции, об их мире и интересах, где валютчики умели считать по-еврейски, фарцовщики умели общаться по-английски, торговцы – вести бизнес по-американски, а творческие люди – пить все, что имеет градус по-русски… Если бы не фарцовщики, советские люди одевались бы намного беднее и все одинаково. Как в сегодняшней Северной Корее. Черный рынок являлся единственным местом, где обычный человек мог приобрести импортную вещь. На самом деле юнцы, крутившиеся возле «интуристовских» гостиниц, имели к фарцовке весьма отдаленное отношение. Настоящие фарцовщики презрительно называли их «бомбилами» и «чуингамщиками», иными словами «жвачечниками», так как они постоянно жевали, ожидая клиентов на «хлебных» местах. Реальная «фарца» осуществлялась иначе, причем с таким размахом, о котором простой советский обыватель даже не догадывался.

Зачинателями фарцовки считали стиляг. Именно они после поднятия «железного занавеса» во второй половине 1950-х годов начали выменивать у иностранных туристов модные заграничные вещи. На первых порах речь шла о натуральном обмене: например, пестрый американский галстук «шел» за бутылку армянского коньяка, стоившего за рубежом очень дорого. Стиляги добывали вещи исключительно для себя. А если перепродавали, то не из-за денег, а ради взаимопомощи, чтобы выручить друга. Помочь «своему» поощрялось, а подсунуть подделку или заломить слишком высокую цену – считалось бесчестьем. Этот романтический период завершился в конце 1960-х. Между тем советский рынок потребительских товаров катастрофически скудел – продукция, несмотря на ее достаточное количество, отличалась бедным выбором и примитивной разработкой моделей. Особенно мужской. Мужчина-модельер считался отрицательным типом, вспомните фильм «Бриллиантовая рука». При этом спрос на модные и качественные вещи возрастал. Неудивительно, что появились люди, сообразившие: этот спрос можно удовлетворить продажей вещей, «добытых» у приезжающих в страну иностранцев. Что вскоре стало темой вереницы «серой», примитивной сатирической кинопродукции, где, кстати, стеснялись показывать черные рынки в общественных туалетах. Их было легко найти… В помещении с буквой «Ж». Общественных туалетов в центре Киева не было до строительства станции метро «Крещатик». Он сразу и стал центром торговли. В милиции работали мужчины, так для них появился не «железный», а «сортирный» занавес. Здесь мне придется прервать рассказ, потому что в моем живописном лексиконе недостаточно красок для полного описания картин этого живого базара. Он особенно расцвел в туалете возле памятника Ленину на Крещатике. Ужас! Он не вмещал торгующих! Из-за нехватки места они предлагали дефицит в переходе, а при появлении «стражей порядка» быстро ретировались в туалетоубежище…

Зарубежные туристы приезжали в СССР организованными группами по линии «Интуриста». Их размещали в гостиницах повышенного комфорта – в Киеве это «Интурист», «Русь», «Либидь», «Дніпро», «Москва». Номера этих отелей и стали главной ареной фарцовки. Горничные и уборщицы выменивали у иностранцев, поселившихся в «их» номерах, кофточки, парфюмерию, зажигалки. Расплачивались спиртным. Дежурные по этажу промышляли вещами более крупными, например куртками, пальто. Персонал передавал свою добычу непосредственному начальству: горничные – старшим горничным, те – администратору по этажу. Главным звеном в этой цепочке являлся администратор гостиницы, сдававший партию товара «приходящему» оптовику, который затем сбывал вещи на черном рынке в два-три раза дороже. Администратор гостиницы распределял деньги, полученные от оптовика, среди всех участников цепочки. Это были суммы меньшие, чем стоимость вещей на черном рынке, зато стабильные и значительно превышающие официальный месячный заработок. Попытка кого-то из персонала утаить сделку с иностранцем и самостоятельно продать вещь на стороне по ее «реальной» стоимости рано или поздно раскрывалась – оптовики довольно быстро «засекали» конкурентов-одиночек и сообщали в соответствующую гостиницу. Провинившийся немедленно терял хлебное место. Милиция боролась с «фарцой», время от времени устраивая в «интуристовских» отелях облавы. Однако персонал заблаговременно узнавал о предстоящей акции от «своих» людей в УВД, так что пострадавших, как правило, не было. Впрочем, борцы с «фарцой» и сами были неравнодушны к заграничным шмоткам, и за обладание ими на многое закрывали глаза.

В фарцовочный бизнес включились и те, кто по работе ездил за рубеж. Например моряки советского торгового флота – народная молва неслучайно окрестила их «торгонавтами». А также шоферы-дальнобойщики и другие сотрудники организации «Совтрансавто». К каждой загранпоездке тщательно готовились – запасались водкой, коньяком, фотоаппаратами, теплым бельем (100 %-ный хлопок!), икрой. Все это надо было «доставать». В дорогу брали всего понемногу, чтобы бдительному советскому таможеннику заявить, будто это личные вещи. Провозить что-либо на продажу категорически запрещалось! Помню карикатуру 30-летней давности. Два мужика с полными сумками куда-то бегут… Один спрашивает: «Таможня дает “добро”»? – «Пока только берет», – отвечает второй…

В каждом иностранном порту и на стоянках дальнобойщиков крутились местные оптовики. Привезенный товар сбывался им, а на валюту советский гражданин покупал то, что пользовалось спросом дома. Риски, связанные с такой сделкой, окупались сполна. Например,