Молодая Екатерина - Ольга Елисеева

Происходящее отлично понимали и великая княгиня, и мадемуазель Бирон. Будь у последней такая сильная родня, как у Елизаветы Романовны, и она при своем уме создала бы Екатерине куда больше проблем. Но, по русской пословице, бодливой корове Бог рогов не дает. Принцессе Курляндской оставалось только кусать локти. Или вставлять влюбленным палки в колеса. Чем она и занялась.

Летом 1756 г. Петр неожиданно сблизился с Матреной Герасимовной Тепловой, женой Г. Н. Теплова. «Он был в это время в ссоре с графиней Воронцовой и влюблен в Теплову, племянницу Разумовских», — писала Екатерина. На мгновение перед глазами царевича промелькнула дама из другого клана. Если бы ей удалось удержаться, то между наследником и влиятельной придворной партией появилась бы трещина. «Поссорила великого князя с Воронцовой принцесса Курляндская». В данном случае она действовала на руку нашей героине. А Петр, по обыкновению, не скрывал от жены подробностей нового романа.

«Когда он захотел свидеться с нею, он спросил моего совета о том, как убрать комнату, и показал мне, что для того, чтобы понравиться этой даме, он наполнил комнату ружьями, гренадерскими шапками, шпагами и перевязями, так что она имела вид уголка арсенала; я предоставила ему делать, как он хочет, и ушла». Зачем великий князь спрашивал совета Екатерины, если не для того, чтобы подразнить ее? Он своего добился. Оскорбленная его выходкой женщина бежала с поля битвы, изобразив равнодушие.

Впрочем, связь была недолговечной. «Интрига великого князя с Тепловой продолжалась до тех пор, пока мы не переехали на дачу». Влюбленные расстались, и дама попыталась завязать переписку. Но, получив длинное послание, кавалер ужаснулся и пошел жаловаться жене: «Вообразите, она пишет мне письмо на целых четырех страницах и воображает, что я должен прочесть это и более того — отвечать на него, я, которому нужно идти на учение потом обедать, потом стрелять, потом смотреть репетицию оперы и балет… Я ей велю прямо сказать, что у меня нет времени»[508].

Комично. Но Екатерине было не до смеха. «К концу Масленой эти любовные похождения начали становиться делом партий»[509]. Теплову, племянницу Разумовских, подучали писать Петру, искать с ним встречи. А сам великий князь уже начал тяготиться ею. Пришлось жене поддержать усилия принцессы Курляндской. Воронцова была для нее крайне опасна. Поэтому она передала мужу непочтительные слова отца предполагаемой фаворитки, Романа Илларионовича. Тот якобы уверял, что может обратить неприязнь великого князя к себе в милость. «Для этой цели ему стоит только дать обед Брокдорфу, напоить его английским пивом и при уходе положить ему в карман шесть бутылок для Его Императорского Высочества».

Увидев на балу, что ветреный Петр Федорович перемигивается еще и с Марией Воронцовой, Екатерина не преминула довести до него слова отца девиц. Царевич разволновался, попытался обвинить жену во лжи, но, услышав подтверждение от принцессы Курляндской, сник. «Это еще на некоторое время удержало его от связи».

Против бедной Елизаветы Романовны был составлен целый заговор. «Я без удовольствия смотрела, что девица Воронцова снова всплывает наверх», — признавалась Екатерина. Но к январю 1757 г. великий князь сделал окончательный выбор в пользу «толстой фрейлины». В лондонском издании «Записок» Екатерины II было опубликовано послание Петра Федоровича, датированное (впрочем, без каких-либо оснований) 1758 г. и обращенное к О. М. Штакельбергу. Вероятно, речь в нем идет о сближении с фавориткой. «Любезный брат и друг! Прошу Вас не забудьте сегодня исполнить мое поручение к известной особе и уверить ее, что я готов доказать ей мою совершенную любовь; если я не говорю с ней в церкви, то это только для того, чтоб посторонние не заметили. Скажите ей, что если она захочет хоть раз прийти ко мне, то я ей докажу, что ее очень люблю»[510].

Елизавета Романовна не преминула воспользоваться приглашением. Это было нетрудно, если учесть весьма куртуазное распределение покоев в Ораниенбауме. К западной — «мужской» — половине дворца примыкал флигель для фрейлин, а к восточной — «женской» — для кавалеров. Правда, в последнем находилась квартира управляющего. Такова цена показной фривольности.

Под покоями Петра Федоровича в западной части дворца были устроены комнаты для его возлюбленной, от которых до сих пор сохранился так называемый кабинет Дианы. Вероятно, сначала эти помещения предназначались великой княгине, ведь именно ее считали страстной охотницей и сравнивали с Артемидой. Кроме того, Екатерина являлась двоюродной сестрой Петра, что делало уместным его отождествление с Аполлоном. Но в конце концов тут поселилась «толстая Романовна». За восточной стеной ее опочивальни находилась потайная лестница, ведшая наверх к великому князю. Впрочем, аналогичная имелась и на «женской» половине у Екатерины[511].

В нескольких верстах западнее Ораниенбаума возникли две небольшие охотничьи резиденции: одна, купленная Петром для Елизаветы Воронцовой, другая — великой княгиней для себя. В обоих случаях расходы были оплачены через дворцовую контору, но не стоит думать, будто царевич позаботился об обеих женщинах. Напротив, возникновение дачи фаворитки Санс-Эннуи (Нескучное), видимо, подстегнуло нашу героиню приобрести нечто подобное. Ее гордая натура не пережила бы разговоров: Петр-де делает любовнице роскошные подарки, а о жене забыл.

Даже в мемуарах Екатерина ни словом не обмолвилась об обидном соседстве Санс-Эннуи, выставляя дело как свою одинокую инициативу. «Мне вздумалось тогда развести себе сад в Ораниенбауме, и так как я знала, что великий князь не даст мне для этого ни клочка земли, то я попросила князей Голицыных продать или уступить мне пространство во сто саженей невозделанной и давно брошенной земли… Это была моя первая затея в смысле посадок». Здесь великая княгиня возвела небольшой охотничий домик на горе, а вокруг разбила регулярный сад.

Уязвленное самолюбие царевны выразилось не в прямых жалобах, а в кратком рассказе об итальянском садовнике Ламберта, помогавшем ей с посадками: «Он находился на службе императрицы, когда она была еще цесаревной… Он ей предрек, что она взойдет на престол. Этот же человек сказал мне… что я стану Российской самодержавной императрицей, что я увижу детей, внуков и правнуков и умру в глубокой старости, с лишком 80 лет от роду… Он определил год моего восшествия на престол за шесть лет до того, как оно действительно произошло»[512].

Имеющий уши да услышит. Она, а не Петр, будет царствовать. Ей предстоит долгая, счастливая и славная жизнь. Пророчества Ламберти должны были поддержать Екатерину. Придать ей сил и сделать нечувствительной к мелким обидам. Но вот беда — корона впереди, а больно уже сейчас. Наша героиня никак не могла научиться жить втроем, вернее, вчетвером: она, муж, его любовница и ее любовник — как советовал столь нравившийся ей Вольтер. Просвещенный брак, в котором супруги прежде всего друзья и союзники, очень бы подошел для этой пары. Но нет, Екатерина, судя по колким, злым замечаниям в адрес метресс мужа, испытывала самую некуртуазную ревность. И как предстоит убедиться читателю, Петр тоже.