Великий диктатор - Alex Berest

оказалось, что полы гранитные. Из довольно редкого чёрного гранита с белыми прожилками. Красивые, но совершенно не подходящие для механической мастерской. Да и для каретного сарая тоже. Это кто же в каретном сарае такие полы отгрохал? Или здесь что-то другое планировалось?

Постелить полы мне пообещал отец за счёт семейного бюджета, но летом. Приезжавший братец Эса снял размеры и заверил, что запас сосновых досок, которые можно пустить на полы, на складе у нашего дяди Каарло достаточный.

Из станков пока я смог прикупить только маленький токарный станок с ножным приводом и ручной механический пресс. Да с разрешения нашего управляющего кирпичным заводом Кевина Райта позаимствовал в его мастерской точильно-шлифовальный станок с ножным же приводом.

Были надежды запитать приводы обоих станков от электродвигателя, но Антон Кряков, наш заводской электрик, разбил все мои надежды, ткнув пальцем в договор предоставления услуг от местной электростанции. В котором было оговорено использование электричества только для освещения.

Вот я и решил попытаться собрать двигатель внутреннего сгорания для привода. После всех прикидок, рисунков и сравнения с нынешними технологиями обработки металла я пришёл к выводу, что замахиваться на китайский «Лифан» ещё рано. И решил попытаться сотворить одноцилиндровый, четырехтактный, карбюраторный, принудительного воздушного охлаждения, легендарный «ДМ-1».

Он, наверное, был самым массовым отечественным движком, который ставили на мотоблоки, и который нам в починку волокли граждане. А так как запчастей на это чудо постоянно не хватало, то многие вещи мы делали сами. Точили жиклёры, резали пружины для стартеров и подгоняли систему компрессии с других движков. В общем, я этот пятисильный двигатель знал очень хорошо. Но отталкиваться пришлось не от моих знаний, а от размеров имеющихся у меня подшипников.

И вот с этой самой системой компрессии у меня и случился затык. Долго и нудно перебирал в голове варианты пока не вспомнил про «ЗиД-4.5». Проще него из знакомых мне двигателей был только германский веломоторчик «MAW». Но к той крохе без алюминиевого литья подступится будет крайне сложно. Поэтому я свой выбор остановил на двигателе завода имени Дегтярёва.

Это даже представить трудно сколько бумаги, нервов и денег, я извёл чтобы получить от литейщиков и токарей необходимые мне части! Хорошо, что не стеснялся с деда стряхивать дополнительный кэш, когда он приезжал из столицы. А ещё больше терпения нужно было чтобы напильниками подогнать эти части под то, что мне требовалось.

В этой грубой работе мне большую помощь оказал Мауно Уотила, которому я предложил работу с фиксированной почасовой оплатой. Так-то у него была и учёба, и его пионеры, и работа на бондарном заводе. Но он всё равно находил время по воскресеньям чтобы мне помочь, ну и подзаработать десять пенни в час.

— Поливает нещадно. Ты всё равно на вокзал пойдёшь? — спросил меня, вернувшийся с улицы, мальчишка.

— А куда деваться? Дед на вечернем поезде приедет. Надо встретить. И не пойду, а позвоню на телефонную станцию и вызову экипаж. Старый же с багажом будет.

— Телефон — это хорошо, — согласился со мной Мауно. — А мне что делать?

— Оставайся, приберись только. И начинай рокер зачищать. Или, если хочешь, поехали со мной, я тебя до приюта подброшу.

— Не. Я останусь.

— Ну, смотри сам. Только микрометром чаще измеряй, — отдал я последние распоряжения и поспешил в жилую часть дома.

Кто бы знал чего стоило мне найти точные измерительные инструменты в метрическом исчислении в нашей глуши. Еле нашёл побитый жизнью микрометр американской фирмы «Браун и Шарп». Зато во время поездки в Швецию я оторвался по полной и приобрёл с запасом измерительного инструмента.

— Чего это у тебя ногти такие грязные? — неожиданно наехал на меня дед Кауко, когда мы наконец добрались с вокзала до дома и разгрузили его багаж.

— Двигатель мастерю, — буркнул я. — Не успел вычистить.

— Опять что-то патентовать придётся?

— Там всё надо будет патентовать. Не сейчас, а когда закончу, — успокоил я деда.

— Ну-ну, — пробормотал он и неожиданно огорошил меня. — Завтра с утра домой езжай! Там мать твоя вся в слезах и панике!

— Случилось чего? — обеспокоенно влезла в нашу беседу бабушка Тейя. — Помер кто?

— Тьфу на тебя, калоша старая! Ничего страшного. Письмо пришло! Требуют твоего внука к царю привезти. Летом.

— Ох, Святая Мария! За что? Зачем? Зачем им наш ребёнок сдался? — и бабуля неожиданно заплакала.

— Во! И дома такая же хрень! Все бабы плачут и рыдают! Так что утром на наш поезд садись и езжай домой, мать успокаивать. В лицей твой я записку напишу. Пусть отпуск тебе на пару дней дадут…

Глава 31

Не сказать, что после отъезда на учёбу в Улеаборг я был дома редко, но моему приезду все очень обрадовались. Особо радовался мой тонтту, теплым облачком носящийся вокруг меня. Мама предъявила письмо-приглашение на посещение царской резиденции в августе месяце, за подписью министра императорского двора. Приглашение оказалось именным, лично мне, Матвею Матвеевичу Хухта, плюс ещё одно лицо для сопровождения. Естественно, таким лицом самоназначила себя мама и уже успела убедить всех, что никому не отдаст своего ребёнка. С чего она взяла, что меня собираются отбирать, я так и не понял. А при попытке её успокоить, ещё отхватил и подзатыльник.

— Мама! Да никто не собирается меня отбирать. Это, наверное, из-за моих книг. А если и решат чего, так ты же со мной. Я царю врежу, а ты царице — и убежи… Ой! — мне прилетела от родительницы крепкая затрещина.

— Даже не смей ничего плохого задумывать на наших монархов! Ты меня понял? — меня ухватили за шиворот и, приподняв, заглянули прямо в глаза.

— Дда, мам! Понял! Что с тобой? — меня ещё пару секунд подержали на весу, разглядывая в упор, после чего я был обнят и залит материнскими слезами.

По-моему, мне надо линять из этого дурдома как можно скорее. Зря меня дед сюда отправил. До августа ещё далеко, всё само собой успокоится и устаканится.

А ночью мне приснился чудесный сон. Я летал над островом или полуостровом с множеством озёр, рек и водопадов. А вершина самого высокого холма была со старым вулканическим кратером, на дне которого лежал расколотый на две половинки рыжий камень-сейд. И даже, скорее, не расколотый, а разрезанный неизвестным способом, так как стенки разреза были идеально ровными. От этого странного камня исходило знакомое тепло, точно такое же, как и от моего домового и от сейда, под которым я пролазил в пятилетнем возрасте.

Проснулся с счастливой улыбкой и долго лежал в постели, вспоминая сон.