КОНТРОЛЬНОЕ ВТОРЖЕНИЕ - Михаил МЕДВЕДЕВ

Колонна двинулась в путь и уже проехала метров двести, когда меня заметили. Или услышали. Орал я так, что «стрекозы» сбивались с курса и зависали на месте. Обратив на себя внимание, я мгновенно превратился в желанную для них добычу. Все насекомые в радиусе километра заинтересовались моей персоной. Буквально секунды отделяли меня от смерти. Мог ли Степанов рисковать десятками жизней в такой ситуации? Не знаю. Я спасал ребенка, но в автобусах детей было больше. В любом случае, если бы я нес на руках только женщину, думаю, что колонна не задержалась бы ни на секунду, а сейчас бой на дороге закипел с новой силой. Какой-то солдат мастерски расчистил для меня проход в рое атакующих насекомых. Он взрывал тварей буквально в метре от меня, но единственное, что я чувствовал, – это порывы теплого ветра и горячие брызги на своей коже. Потом кто-то прикрыл меня узким силовым полем, и я беспрепятственно пробежал по коридору, стены которого состояли из раззявленных жвал, раскоряченных лап и жадных глаз.

Автобус сорвался с места, едва я ввалился на заднюю площадку. Толчок при резком разгоне сбил меня с ног.

Кто-то на лету подхватил ребенка. Кто-то поднял женщину и разместил ее в одном из кресел. Над ней сразу же склонились два спасателя. Запахло дезинфицирующими средствами и жидкими бинтами, защелкали регуляторы хирургических скальпелей. Про меня, похоже, сразу забыли. Кто-то даже наступил на мою изгрызенную «стрекозой» левую руку. С огромным трудом я дополз до свободного места. Никем не занятых мест оказалось много, а людей мало. Горги здорово проредили ряды солдат и беженцев, но теперь все было позади.

Можно поздравить себя с тем, что я жив.

Колонна быстро набрала скорость, и «стрекозы» отстали. Стрельба прекратилась.

— Как она? – спросил я у спасателя, который устало опустился в кресло рядом со мной.

— Хреново, – мрачно ответил тот и принялся раздраженно сдирать с рук тонкие резиновые перчатки.

Часа три протянет, потом ампутируем тело.

— Ребенок?

— Без понятия. С ним Чарли возится, – спасатель сказал эти слова таким тоном, что мне захотелось немедленно оставить его в покое, но я не мог этого сделать, потому что имел к нему одно неотложное дело.

— Макомин есть? – сдержанно осведомился я, с тоской вспоминая свою раздавленную стрекозой пачку.

Спасатель недовольно сморщился и бросил ненавидящий взгляд на мой окровавленный живот. Казалось, еще секунда, и он меня стукнет. Вроде бы даже руку поднял для удара. Немного успокаивало знакомое сочетание старых глаз и молодого, хотя и серого от усталости, лица. Люди, прошедшие омоложение, обычно обладают очень высокими профессиональными и моральными качествами, совершенно недоступными тем, кто живет в первый раз. Спасатель действительно поднял руку, почесал затылок, пробурчал старомодное ругательство и ушел в головную часть автобуса. Странно.

Может, у них нет макомина? Я закрыл глаза и уже собрался попытаться заснуть, когда почувствовал укол в плечо. Спасатель вернулся с явным намерением вплотную заняться моими ранами. Он склонился надо мной с инъекционным пистолетом в одной руке и активированным лазерным скальпелем в другой. В зубах спасатель держал дезинфицирующий фонарик. Я снова закрыл глаза и почти сразу отключился. Наверное, айболит сделал мне успокаивающую инъекцию.

Громоподобный рык Степанова вернул меня к реальности.

— Все из автобусов! Приехали! Дальше пешком!

Еще не очнувшись от действия лекарств, я выскочил из кресла. Ногу сразу же прорезала обжигающая боль. Будто раскаленный гвоздь вогнали в кость по самую шляпку. Едва не упав, я оперся на подлокотник. Глаза открылись мгновенно. Даже чуть раньше, чем включился мозг. Мой исцелитель, к счастью, все еще был рядом.

Он без лишних церемоний вколол мне двойную порцию благословенного обезболивающего. Сразу стало легче, и я, переведя дух, заинтересованно осмотрел свою левую руку. Она была залита толстым слоем бинта и почти не гнулась. Под стекловидной пленкой виднелись очищенные от жира и кожи рваные волокна мускулов. Похоже, что руку спасти не удалось. Медик потратил все свое мастерство на защиту от инфекции и сбережение сустава и костей, справедливо рассудив, что мясо как нибудь нарастет. Живот тоже был залит эластичной прозрачной субстанцией, но, в отличие от бесчувственной руки, кожа вокруг пупка нестерпимо чесалась.

Поблагодарить спасателя я не успел. Он куда-то исчез. Очевидно, отправился помогать другим страждущим. Выбравшись из автобуса и сделав несколько шагов в сторону, чтобы не мешать царившей вокруг суете, я осмотрелся. Аккуратные белые многоэтажки укрывались в зелени деревьев по берегам широкого проспекта, который от края до края был запружен машинами.

Здесь было так много антигравов и стояли они так плотно, что становилось не понятно, как мы здесь пройдем.

— Два километра, – закричал Степанов, маша руками. – Нам осталось пройти всего два километра. Навстречу уже идет помощь.

Его красное и потное лицо сияло от счастья. Я подумал о том, что этот человек дважды спас мне жизнь и наверняка уже забыл об этом. Зато у меня хорошая память, и у меня будет много возможностей посчитаться с Виктором Степановым за все. Мое положение позволяет по-настоящему отплатить благодетелю. Он даже и не узнает, откуда и что ему привалит. Отныне мне суждено неусыпно наблюдать за его судьбой, чтобы время от времени отгонять неудачи и организовывать приятные неожиданности. Хорошо быть влиятельным человеком.

Осталось только вернуться в тот мир, где я не бывший военнопленный и не случайно выживший преступник, а большая лохматая шишка.

Два километра – путь неблизкий, особенно в моем состоянии, поэтому я решил проверить, получится ли у меня управляться с лучеметом или плазмометом одной рукой. К моему глубокому огорчению, оказалось, что никакого оружия при мне больше нет. Все растерял!

Один плазмомет остался во внутренностях напавшей на меня «стрекозы», второй я уронил, когда другая «стрекоза» отгрызала мне руку. Про то, где остался лучемет, никакой информации в моей голове не сохранилось.

Немногочисленные солдаты выстраивали беженцев, чтобы провести их между плотно стоящими антигравами. Носилок не было, поэтому раненых и тех, кто не мог идти сам, сажали на закорки. Я занял позицию на левом фланге. Несмотря ни на что, я не собирался относить себя к беспомощным беженцам. Я – солдат, а то, что у меня нет оружия, не так уж и важно. В бою бывают потери, и если первым убьют не меня, то я вооружусь и смогу занять место погибшего. Степанов метался из конца в конец редкой цепи беженцев и командовал. Его усилия не пропали даром, и уже через десять минут мы сдвинулись с места. Очень скоро выяснилось, что между антигравами идти почти невозможно. Первыми по крышам начали прыгать бойцы из авангарда. Потом к ним присоединились фланги. Мне тоже пришлось прыгать, придерживая мотающуюся во все стороны левую руку.

Боль и усталость на какое-то время отступили. Война излечивает от многих болезней. Очень часто вообще от всех.

Беженцы быстро отстали от авангарда. Кое-где носильщикам приходилось пробиваться через замысловатые заторы, обходя стороной непреодолимые участки и протискиваясь в очень тесные щели. Степанов опять начал бегать вдоль всей цепи. Он краснел, потел, матерился и размахивал руками. Подчинившись его воплям, фланги снизили скорость, и порядок был почти восстановлен, но свободные от груза женщины и детвора тоже принялись скакать по крышам вслед за авангардом.

Опять все перемешалось. Жидкие фланговые цепи растянулись и распались на отдельные боевые единицы.

Пришлось опять останавливаться и восстанавливать порядок. К счастью, нам так и не повстречались горги.

Только один раз над домами блеснуло нечто напоминающее плотный рой «стрекоз». Беженцы немедленно залегли, охранение приготовилось к обороне, но рой исчез раньше, чем бойцы успели навести оружие. А уже через каких-то полчаса в небе загудели тяжелые антигравы. Потом я увидел впереди башни модулей противометеоритной обороны, а кое-где на крышках домов замаячили человеческие фигурки в тяжелой броне. Теперь мы были в полной безопасности на территории, контролируемой Солнечной Системой. Скоро мы все дружно переправимся через портал, за которым будет только счастье и долгая, может быть, даже вечная жизнь в лучшем из миров. Я лег на крышу первой оказавшейся под ногами машины и закрыл глаза. Прошло полчаса, прежде чем кто-то тронул меня за плечо.

— Эй, товарищ, с тобой все нормально? – спросил незнакомый голос.

— Отвали, отдыхаю, – блаженно отмахнулся я.

— Вставай, давай.

Меня бесцеремонно стащили в щель между антигравами. Я осуждающе посмотрел на наглеца, размышляя над тем, не дать ли ему по уху. Молодой пожарник обезоруживающе улыбнулся и объяснил: