Ключ к счестью - Джейн Фэйзер

Принцесса неохотно поднялась с колен.

— Мои дамы едут со мной, шевалье?

— Кроме Пен, — отвечал он, отворяя небольшую дверь в алтаре, прикрытую гобеленом с изображением крестных мук Спасителя.

Принцесса, ничего больше не говоря, поспешила в открывшуюся темноту, Сьюзен и Матильда следовали по пятам. Обернувшись через плечо к Пен, Оуэн сказал:

— Оставайтесь здесь, пока я не вернусь.

— Для чего? — прошептала она, леденея от страха, что придется остаться одной, с ребенком на руках, в одежде принцессы, ожидая, что каждую минуту может зайти кто‑то враждебный и разоблачить ее. Что тогда будет с сыном?

— Я скоро вернусь.

С этими словами он закрыл за собой незаметную дверь в алтаре.

В темном проходе его ждали три напуганных женщины. Он повел их какими‑то запутанными ходами по неровным каменным плитам, потом вниз по лестнице — в склеп, где пахло влажной сыростью и старыми костями и где горела всего одна свеча.

За все это время он не сказал ни слова и так же молча провел их через склеп к еще одной узкой лестнице, шедшей наверх. Дверь, которую он отворил наверху, вывела их в проход между стеной церкви и каким‑то большим домом.

Здесь их ожидали три всадника в домотканых плащах и низко надвинутых шапках, на коне у каждого было седло для дамы.

Никакого обмена приветствиями не последовало, все происходило в молчании. Мужчины помогли дамам сесть на копей и снова взяли в руки поводья.

Оуэн тихо сказал принцессе:

— Дважды вы остановитесь на пути, чтобы сменить лошадей. Ехать нужно как можно быстрее. Эти люди хорошо знают дорогу и как избавиться от возможного преследования. Можете положиться на них. Уверен, все обойдется без осложнений. Да поможет нам Бог.

— И вам тоже, шевалье, — прошептала принцесса. — Поблагодарите всех, кто помогал мне. Я не забуду того, что вы для меня сделали.

Оуэн поклонился всем дамам и пошел обратно не оборачиваясь. Откуда‑то из тени к нему присоединился Седрик.

— Привести коней, сэр? — спросил он.

— Когда часы пробьют половину, дружок. Ты уложил в корзины все, что я сказал?

Седрик выглядел обиженным, когда ответил:

— Конечно, сэр. Ничего не забыл. Даже детскую одежду. Последние слова прозвучали как вопрос: мальчик никак не мог взять в толк, зачем нужны эти странные вещицы в предстоящем дальнем путешествии, о котором ему сказал хозяин.

— Хорошо. Жди меня с ударом церковных часов.

Пен вздрогнула, когда из‑за всколыхнувшегося гобелена показался Оуэн. Ребенок тоже поднял голову с ее груди. Ступив в часовню, Оуэн сначала приблизился к решетчатой двери, ведущей в неф, где шло богослужение, и внимательно вгляделся в молящихся. Не заметив ничего подозрительного, подошел к Пен, стоящей на коленях, опустился рядом с ней.

— Мы уезжаем через пять минут, — прошептал он.

— Я сразу поеду в Холборн, — ответила она тоже шепотом. — Нортумберленд уже знает, наверное, о моем участии в побеге принцессы и начнет…

— Нет, вы поедете со мной, — прервал ее Оуэн.

Несмотря на внешнее спокойствие, в нем все бурлило, нервы были натянуты до предела: сейчас решалось, быть может, самое важное… ставшее самым важным для него. Если он потерпит неудачу, то потеряет все.

Обоим было бы, наверное, гораздо легче сейчас кричать, но разговор продолжался шепотом.

— Куда? — спросила она.

Подняв свободной рукой густую вуаль, она пристально смотрела на него в тусклом свете алтарной свечи.

— Я хочу, — отвечал он, — чтобы вы отправились со мной, ничего не спрашивая. Без колебаний и не ожидая ответа, — повторил он.

Она поняла: это проверка с его стороны. Испытание для нее и, быть может, еще одна возможность, о чем она так мечтала… мечтает…

Что‑то в ней восставало против этого испытания: ведь он требовал полной веры, безоговорочного доверия. Она, в конце концов, независимая женщина, с самостоятельным мышлением. Не какое‑то ничтожество, кому ничего не стоит потерять свою волю, свою свободу.

Она продолжала смотреть ему в лицо и ощутила вдруг в самой глубине его темных глаз мольбу, отчаянную просьбу сделать так, как он говорит… И еще — робкую надежду, что она сделает это… Да, он многое поставил сейчас на карту, почувствовала она, и либо она ответит ему согласием, либо все окончательно рухнет… Но куда же он зовет ее? И для чего?..

— А ребенок?.. — сказала она. — Что будет с ним?

— Он отправится с нами.

— А мои родители? Они сойдут с ума от беспокойства.

— Вы передадите им ваши объяснения с Седриком.

— У меня нет объяснений.

— Скажете, что вы со мной. Этого достаточно.

В часовне Богородицы наступила полная тишина. Только откуда‑то, совсем издалека, словно из другого мира, доносилось бормотание молящихся.

Он просит ее решиться без колебаний, но в то же время, опасаясь, что она не согласится, не давит на нее.

А она… она боится ему отказать…

Откинув прочь все смутные мысли, все колебания и сомнения, она поднялась с колен.

— Мы выйдем отсюда? — спросила она, указывая на гобелен.

Оуэн молча кивнул и приподнял ковер на двери. Он не знал, согласилась она или нет, но ни о чем не спрашивал.

Они быстро прошли по коридору, через склеп и оказались в проходе между церковью и соседним домом. Башенные часы пробили половину. Оуэн закрыл церковную дверь и направился к Седрику, который привел двух лошадей.

Соскочив со своего коня, мальчик сдернул шапку и поклонился Пен, взгляд его задержался на ребенке у нее на руках. Теперь он все понял.

Не получив согласия Пен, но и не слыша отказа, Оуэн решил действовать на собственный страх и риск.

— Седрик, — сказал он, — ты прямо сейчас отправишься в резиденцию графа Кендала в Холборне. Объяснишь, что должен говорить только лично с графом или с леди Кендал, и передашь, что леди Пен и ее сын находятся под моей защитой и что за них не следует беспокоиться. Еще скажешь, что в благоприятное время она вернется к ним вместе с ребенком.

— Нет, Седрик! — проговорила Пен.

Разве может она ограничиться таким сухим сообщением, которое, без сомнения, вызовет боль и смятение в семье? Ее сестра уже прибыла туда с другим мальчиком, с Чарлзом, а своего внука, Филиппа, ее родители увидят неизвестно когда… Нет, так нельзя… она должна немедленно ехать к ним… Должна?

Нет, если следовать истинному зову сердца, то она не может… не хочет туда ехать. И родители поймут. Придет время, они все поймут.

Она снова посмотрела на Оуэна. У него был потерянный вид: он понял ее восклицание как окончательный отказ.