Ключ к счестью - Джейн Фэйзер

Она снова посмотрела на Оуэна. У него был потерянный вид: он понял ее восклицание как окончательный отказ.

Она поспешно сказала:

— Седрик, просто скажи моим родителям, что у нас с шевалье еще есть дела, которые касаются моего сына. Скажи… — голос у нее слегка дрогнул, — что я все бы отдала, чтобы сейчас быть с ними, и приеду, как только смогу. И еще скажи… то, что я делаю, происходит по моей доброй воле… — Она коснулась руки Седрика. — Эти слова обязательно передай, не забудь.

Седрик, удивленный взволнованным тоном Пен и еще больше ее прикосновением, покраснел и заверил, что передаст все в точности, у него неплохая память. А Пен подумала в это время, что, если Робин доверит родителям те же сведения о шевалье д'Арси, которые сообщил ей, это отнюдь не вселит спокойствие в их сердца. Остается надеяться, что милый Робин не сделает этого.

— Где же потом я встречусь с вами, сэр? — спросил Седрик своего хозяина.

Однако Оуэн не сразу услышал, не сразу воспринял вопрос: волна радости захлестнула его, он понял — она ответила ему согласием. И еще понял, этого почти не наблюдалось в его семье, что крепкие родственные связи, подлинная любовь — одна из основ существования. У него все сложилось иначе: его рано отторгли от матери и увезли в другую страну, поместив в совершенно иной круг людей — аристократов, к коим принадлежал отец, которого он видел чрезвычайно редко. Что же касается его собственной жены и детей…

Он услышал, как Седрик повторил свой вопрос, и, стараясь, чтобы голос звучал как можно ласковее, сказал:

— В этом путешествии я буду без тебя, дружок. А ты сообщишь посланнику, что я следую к своей путеводной звезде. Не забудешь этих слов? Он их поймет. И еще предложишь ему свои услуги. До моего возвращения… А теперь — на коней! Пен, дайте мне Филиппа, Седрик поможет вам сесть в седло.

Опечаленный мальчик подсадил ее на крепкую широкогрудую гнедую лошадь, Оуэн возвратил Пен ребенка и вскочил на знакомого ей могучего вороного коня.

Они разъехались, помахав друг другу на прощание. Седрик направился в Холборн, Пен и его хозяин — в противоположную сторону.

Пока не выехали на более широкую дорогу, Пен ехала позади Оуэна; оба молчали.

Потом он сказал, как бы продолжая начатый разговор:

— Нам предстоит проехать примерно сто пятьдесят миль. Думаю, если вы будете в силах, на это потребуется пять дней. Но сможете ли вы обойтись без няни?

— Надеюсь, что сумею. Только у меня ничего нет… Того, что необходимо детям.

— Загляните в корзинки, притороченные к седлу, мадам.

Она последовала его совету и не могла удержаться от удивленного возгласа: там было все, что нужно для ребенка! Насколько она в этом понимала.

Она все еще ехала чуть позади Оуэна и думала о том, что за короткое время с ней произошли удивительные, почти нереальные события: она полюбила агента чужой страны, шпиона, о простом сближении с которым не могла бы никогда и подумать; обрела сына, о чем мечтала, но во что, положа руку на сердце, едва ли верила; содействовала побегу принцессы, что поставило ее в положение человека, совершившего государственную измену; и, наконец, едет сейчас со своим ребенком вслед за этим шпионом неизвестно куда, неизвестно зачем и неизвестно на какой срок…

Вскоре она отбросила эти мысли, и внимание ее всецело захватили сменяющиеся виды Лондона, по которому они ехали — не слишком быстро, чтобы не вызвать возможных подозрений, но и не медленно.

Только когда выехали за городские стены. Пен ощутила облегчение: до этого ей казалось, что их вот‑вот настигнут люди Нортумберленда.

—..Исчезла, говорите?

Нортумберленд смотрел на графа Пемброка из‑под тяжелых набрякших век. У него был такой вид, словно он всю ночь не спал или посвятил большую ее часть неумеренному употреблению вина.

Впрочем, его гость выглядел немногим лучше и, хотя сменил ночной халат на камзол, производил такое впечатление, будто еще не совсем проснулся, а уж на то, чтобы причесаться, вообще не хватило времени.

— Исчезла? — повторил Нортумберленд. — Как это случилось, черт побери?

И Пемброк с виноватым видом поведал ему, что принцесса вздумала отправиться к ранней мессе в собор Святого Павла.

—..Так она делала много раз. Задержать ее не успели, да и возле моего дома собралась… и откуда они только взялись?., такая толпа народу приветствовала ее, что сделать это, поверьте, было невозможно. Я немедленно отправился вслед за ней сам, но, когда прибыл туда, служба уже окончилась, а принцессы нигде не было. И ее придворных дам тоже. Хотя карета осталась на месте.

— А леди Пен? — спросил Нортумберленд. — Тоже провалилась сквозь землю? Она вчера разговаривала с нами из‑за двери.

— В карете с принцессой ее никто не видел, — ответил Пемброк. — И где она — неизвестно.

Нортумберленд отвел душу на своем камердинере, помогавшем ему одеваться, после чего возопил, обращаясь к стенам роскошной спальни:

— Кто стоит за всем этим? Кто, черт побери? Чую, леди Пен приложила ко всему этому руку!

— И наверное, шевалье д'Арси тоже? — предположил Пемброк. — Определенно тут не обошлось без французов.

Нортумберленд жестом велел слуге налить вина в кубки и жадно отпил.

— Да, не без этого, — согласился он, скривив рот. — Не удивлюсь, если тут замешан и Робин де Бокер. И вообще весь проклятый клан Кендалов! — Он со стуком поставил бокал на столик. — Граф никогда не был нашим сторонником. И не изволит делать секрета из своей преданности Марии.

Издав звук, напоминавший рычание раненого зверя, он выхватил плащ из рук слуги.

— Едем в Гринвич, Пемброк!

И первым направился к двери.

— Будь я проклят, — возбужденно говорил он, когда они уже шагали по коридору, — если не заставлю сегодня короля подписать эту чертову бумагу о престолонаследии! А уж совет должен одобрить ее немедленно! Тогда сможем на законных основаниях арестовать принцессу и всех ее сообщников… Пока же не будем выходить из себя и проявлять излишнюю гневливость. Это не сослужит нам пользы. Наш черед придет, клянусь! И тогда никому из наших врагов не поздоровится… Едем, граф!

К полудню они прибыли во дворец в Гринвиче, и Нортумберленд, небрежно кивнув незадачливому Пемброку, сразу отправился в святая святых — в королевскую спальню, которую уже давно не покидал медленно умирающий юноша, облеченный божественной властью.

Тяжелый воздух — запах смерти — почти отбросил его назад, как только он открыл дверь комнаты. Пересилив себя, он подошел к постели, на подушках которой лежало исхудавшее разлагающееся тело, чье дыхание почти не колебало воздух.