Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего - Константин Романенко

«И каково было наше изумление, – пишет маршал, – когда в кабинет вошел… не совсем твердо державшийся на ногах генерал! Он подошел к столу и, вцепившись руками в его край, смертельно бледный, пробормотал, что явился по приказанию. Мы затаили дыхание. Что-то теперь будет с беднягой! Но Верховный молча подошел к генералу и мягко спросил:

– Вы как будто сейчас нездоровы?

– Да, – еле выдавил тот из пересохших губ.

– Ну, тогда встретимся с вами завтра, – сказал Сталин и отпустил генерала…

Когда тот закрыл за собой дверь, И.В. Сталин заметил, ни к кому, собственно, не обращаясь:

– Товарищ сегодня получил орден за успешно проведенную операцию. Что будет вызван в Ставку, он, естественно, не знал. Ну и отметил на радостях свою награду. Так что особой вины в том, что он явился в таком состоянии, считаю, нет…

Да, вот таков был он, И.В. Сталин…»

Каждая встреча с Верховным главнокомандующим надолго западала в память общавшихся с ним людей. «Во время обсуждения предложений командующих, – отмечал в своих воспоминаниях маршал Баграмян, – Верховный был немногословен. Он больше слушал, изредка задавая короткие, точно сформулированные вопросы. У него была идеальная память на цифры, фамилии, названия населенных пунктов, меткие выражения. Сталин был предельно собран…»

Маршал рассказывает о неизгладимом впечатлении, оставшемся после одного из докладов Сталина. Он «не раз по ходу доклада и в процессе его обсуждения также разъяснял нам, как наилучшим образом использовать боевые свойства пехоты, танков, авиации в предстоящих летних операциях Красной Армии <…> Из Кремля я вернулся весь во власти новых впечатлений. Я понял, что во главе наших Вооруженных Сил стоит не только выдающийся политический деятель современности, но также и хорошо подготовленный в вопросах теории и практики военачальник…».

Особое внимание он уделял оперативности исполнения и контролю за осуществлением принятого решения. «Все, – пишет Жуков, – что делалось по линии Ставки или ГКО, делалось так, чтобы принятые этими высокими органами решения начинали выполняться тотчас же, а ход выполнения их строго и неуклонно контролировался лично Верховным или, по его указанию, другими руководящими лицами или организациями».

Помимо крупномасштабных операций в «кабинете» Сталина ежедневно обсуждались и принимались решения, связанные с положением на фронтах, состоянием армии. «Все, – пишет Василевский, – что вырабатывалось тут при взаимных консультациях и обсуждениях, немедленно оформлялось в директивы Ставки фронтам. Такая форма была эффективной».

Порядок работы с бумагами, рассказывает С.М. Штеменко, был упрощен таким образом, чтобы сократить до предела время от принятия решения до его осуществления. «Часто, – свидетельствует он, – такие распоряжения формулировались прямо в Ставке. Сталин диктовал, я записывал. Потом он заставлял читать текст вслух и при этом вносил поправки. Эти документы, как правило, не перепечатывались на машинке, а прямо в оригинале поступали в находившуюся неподалеку аппаратную узла связи и немедленно передавались на фронты».

Часто важнейшие решения принимались Верховным главнокомандующим «телефонным разговором или указанием на совещании». В книге «Эпистолярные тайны Великой Отечественной войны (служебные записки советского генерала)» генерал-полковник танковых войск Н.И. Бирюков, являвшийся заместителем начальника Управления бронетанковых и механизированных войск Красной Армии, подчеркивает, что Сталин скрупулезно занимался танковой промышленностью. Он руководил формированием танковых соединений, лично распределял танки, поступающие с заводов, руководил через директоров работой танковых заводов и разработками конструкторов по совершенствованию этого вида вооружения.

Эти решения и указания Сталина свидетельствуют о высочайшем профессионализме, глубоком понимании не только тонкостей производства танков, но и тактического их использования в боевых условиях. Обстановка, складывающаяся на фронте, и анализ операций требовали пересмотра прежних представлений о способах ведения боевых действий. На основании опыта Московской битвы Верховный главнокомандующий принял решение о структурном и качественном изменении организации и тактического использования танковых соединений.

3 января 1942 года генерал Бирюков сделал следующую запись: «Указания тов. Сталина. Перейти на механизированные корпуса. В танковом корпусе иметь две полные танковые бригады. Танковая бригада типа «С» – сокращенные – по 46 танков и полные типа «П» – 93 танка. В корпусе иметь две полные танковые бригады и две мотострелковые бригады по 2500—3000 чел. В корпусе будет 187 танков. Шести фронтам дать по корпусу и армиям по две сокращенные бригады. У фронта должно быть хотя бы по два мехкорпуса. Эти формирования первой очереди, т.е. к февралю.

Сформировать 12 корпусов. Взять штат старой мотострелковой дивизии и сократить его. Дать артиллерию, зенитки, минометы 82-мм и 120-мм. Составить штаты на полную и сокращенную танковые бригады… Скорее дать мехкорпус для Южного фронта. Подобрать кандидатов на командиров мехкорпусов и дать тов. Сталину на утверждение».

В этот день Сталин дважды звонил Бирюкову, и оба разговора состоялись в форме конкретных указаний как «рабочие» решения подготовки наступления под Москвой. В этом эпизоде практически реализуется положение, классически сформулированное им еще в предвоенные годы: « Формы организации армий, роды и виды войск приспосабливаются обычно к формам и способам ведения войны » [83] .

Помощник и консультант Сталина по военным вопросам генерал П.А. Ермолин отмечает: «Как военного специалиста меня поражало в Сталине то, что он, формально штатский человек, гениально (я не побоюсь этого слова, оно наиболее точно характеризует Сталина) разбирался в военных вопросах. Знания Сталина и в области экономики, и в области стратегии и тактики были глубоки и обширны, поражали присутствовавших исключительной четкостью постановки и объяснения обсуждаемых задач ».

Инфантильные дети гнилой «оттепели» рьяно тиражировали миф, будто бы во время войны Сталин ни разу не побывал в прифронтовой зоне. Это не так. В первый период войны Верховный главнокомандующий выезжал на передовую, чтобы получить представление о реальной обстановке на местах боев. «В 1941—1942 годах, – пишет его телохранитель А.Т. Рыбин в записках «Сталин на фронте», – Сталин выезжал в прифронтовые полосы: на Можайский, Звенигородский, Солнечногорский оборонительные рубежи».

На Волоколамском направлении он посетил госпиталь и заехал в 16-ю армию Рокоссовского, где в реальных условиях смотрел работу ракетных установок БМ-13 – «катюш»; побывал в 316-й дивизии И.В. Панфилова. Примечательно, что уже через три дня после знаменитого парада 7 ноября 1941 года на Красной площади Сталин отправился на Волоколамское шоссе, в одну из дивизий, прибывших с Дальнего Востока, чтобы осмотреть ее боевую готовность.

«В 1942 году, – продолжает А.Т. Рыбин, – Верховный главнокомандующий выезжал за реку Лама на аэродром, где шли испытания самолета. 2, 3 августа Сталин прибыл на Западный фронт к генералу Соколовскому и члену Военного совета Булганину. 4, 5 августа находился на Калининском фронте у генерала Еременко».

На сетования недоброжелателей Вождя, что он-де «мало ездил на фронт», нельзя не возразить: а следовало ли ездить вообще? Ни один главный конструктор космических ракет сам не летал в Космос. По мнению начальника оперативного управления Генштаба Штеменко, «чаще выезжать на фронты Верховный главнокомандующий, на наш взгляд, и не мог. Было бы непростительным легкомыслием хоть на время оставлять общее руководство и решать частную задачу на каком-то одном из фронтов».

Даже покидая Москву на период международных конференций, отмечает Штеменко, Сталин «никому не передавал руководство боевыми действиями на фронтах. Нам представляется, что в суровых условиях войны это было правильным решением, и всегда Верховный главнокомандующий был тесно связан с действительностью войны. Питали его живыми фактами другие лица, с которых он жестко требовал и не давал засиживаться в Москве».

Он стал стратегом, востребованным временем, и ни один полководец до него не оперировал таким кругом многоплановых задач. «За время Великой Отечественной войны, – пишут Б. Соловьев и В. Суходеев, – действующая армия провела 51 стратегическую, более 250 фронтовых и около 1000 армейских операций, из них почти две трети наступательных. Все эти операции и сражения проведены под руководством Ставки Верховного главнокомандования во главе с И.В. Сталиным…

Каждый день перед ним отчитывались более 50 его личных представителей на фронтах. Многие подробности развития военных операций знал только он, только ему были известны военные резервы и их места расположения, новые виды боевой техники. В решении всех стратегических вопросов последнее слово принадлежало И.В. Сталину » [84] .