Момент истины (В августе сорок четвертого) - Владимир Богомолов

И с лихорадочной поспешностью зашарил вокруг по траве глазами, отыскивая наган, умышленно выроненный им перед тем себе под ноги.

— Нет!.. Клянусь, это не я!

— Не смей его трогать! — подыгрывая, строго сказал Алехин.

— Он убил Ваську!!! — рыдающим голосом вопил Таманцев, подняв из травы и держа в руке наган. — Я прикончу его как падаль!!!

Аникушина звали Игорем, а не Васькой, и убил его не «лейтенант», но это не имело сейчас никакого значения. Андрей уже сообразил, что начался заключительный аккорд, так называемое «экстренное потрошение», жестокая, но в данных обстоятельствах совершенно неизбежная игра, потребная для того, чтобы тотчас — немедленно! — получить от кого-либо из захваченных — предположительно самого слабого по волевым качествам — совершенно необходимые сейчас сведения.

Аникушин во время засады повел себя непонятным образом и очень крепко помешал, теперь же, мертвый, он должен был помогать: для пользы дела обыгрывалась его гибель.

Андрей, однажды уже принимавший участие в подобной игре, бросился сзади на Таманцева, обхватил его мускулистое горло левой рукой, а правой — вцепился в его руку с револьвером, хорошо помня, что недопустима и малейшая фальшь, все должно быть естественно, и бороться надо без дураков — в полную силу. Прошлый раз ему помогал в этом Алехин, но сейчас капитан с залитым кровью лицом бессильно сидел на траве и рассчитывать на его поддержку не приходилось.

— Не смей его трогать! — все же восклицал он требовательно, изображая реакцию на возгласы Таманцева. — Слышишь, не смей!

— Держите его! Он контуженый! — крикнул Андрей старшине, и тот, поспешив на помощь, вцепился в Таманцева слева.

— Пустите!!! — с искаженным яростью и отчаянием лицом рвался к «лейтенанту» Таманцев. — Он убил моего лучшего друга!!! Он убил Ваську!!! Я прикончу его как падаль!!!

При этом у Таманцева судорожно подергивалась голова, и рыдал он самыми настоящими слезами, что еще в прошлый раз удивило Андрея. В то же время он не забывал толкать Андрея в коленку — мол, давай, работай!

«Лейтенант», лежа на боку со связанными за спиной руками, инстинктивно старался отползти, отталкиваясь судорожными движениями ног; разрезанные брюки и трусы при этом сползли до колен, обнажив белые мускулистые ляжки.

— Я не убивал!!! — в сильнейшем страхе кричал он. — Клянусь — не убивал! Это не я!!!

В это мгновение Таманцев с бешеным криком: «Он убил Ваську!!!» — внезапным рывком отбросил в сторону старшину и с Андреем, повисшим у него на спине и намеренно выпустившим руку Таманцева с наганом, подскочил к «лейтенанту» и трижды выстрелил в него, точнее над самой его головой.

В следующую секунду он сунул ствол нагана под ноздри «лейтенанту» и рассчитанным движением раскровенил ему верхнюю губу, преследуя при этом двойную цель: чтобы тот, оглушенный, вдохнул в себя пороховую гарь и ощутил кровь.

— Не смей, мерзавец! — подыгрывая, кричал Алехин. — Псих ненормальный! Держите его!

— Я не убивал!!! Пощадите!!! — в ужасе рыдал «лейтенант». — Я никого не убивал!!! Спасите!!! Это не я!!!

Андрею и старшине удалось оттащить Таманцева на несколько шагов, однако, волоча их обоих за собой, Таманцев тут же снова ринулся к «лейтенанту».

— Не ты?! А кто?! Кто же его убил?! Может, ты еще скажешь, что вообще в нас не стрелял?! — яростно орал Таманцев, прикидывая и определяя, что лежащий перед ним уже доведен до потребного состояния и надо брать быка за рога. — Ты еще смеешь врать?! Ты еще смеешь обманывать советскую власть?! Может, ты и позывные уже забыл?!

Андрей теперь с силой удерживал левой рукой не Таманцева, а старшину, вошедшего от борьбы в раж, страдавшего от боли — в момент броска ему вывихнули плечо — и ничего не понимавшего.

— Если хочешь жить — позывные вашего передатчика?! — указывая револьвером на рацию, вынутую из вещмешка, властно потребовал Таманцев и снова уткнул ствол нагана в изуродованное ужасом лицо «лейтенанта». — Позывные твоего передатчика?! Быстро!!!

— Я… Я скажу!!! Все скажу!.. — рыдающим голосом торопливо повторял «лейтенант». — Эс-Тэ-И… Эс-Тэ-И…

— Как Эс-Тэ-И?! — внутренне похолодев, закричал Таманцев. — А Ка-А-О?!

— Ка-А-О было до… четверга… А теперь Эс-Тэ-И!..

— Сколько вас?! — чуть отводя револьвер, но не меняя зверского выражения лица, мгновенно продолжал Таманцев. — Сколько вас приехало сюда, в лес?! Быстро!!!

— Трое…

— Кто старший?!

— Вот… — «Лейтенант» взглядом указал на труп Мищенко.

— Его кличка?! Для радиограмм! Быстро!!!

— Кравцов…

— А где Кулагин?! — мгновенно потребовал Таманцев. (Документы на имя старшего лейтенанта Кулагина были у Павловского.)

— Здесь, в лесу… Он должен нас ждать… «Должен!» — от огорчения и неприязни к самому себе Таманцев яростно сплюнул.

— А «Матильда»? Где «Матильда»?!

— Он не здесь… Он под Шауляем…

— Он что — офицер штаба фронта?! — тотчас спросил Таманцев (так предполагал Эн Фэ). — Кто он по званию?! Быстро!!!

— Капитан… Шифровальщик штаба фронта…

— Ты меня с ним познакомишь? Если хочешь жить, ты просто обязан меня с ним познакомить! Понял?!

— Да-а…

— А «Нотариус»?! Кто он и где?!

— В Гродно… Железнодорожник…

— Чеслав Комарницкий?! — сейчас же вскричал Таманцев (так предполагал Эн Фэ). — Сразу!!!

— Чеслав… Фамилию не знаю…

— Составитель поездов?! Высокий… блондин… лицо длинное, нос с горбинкой?!

— Да-а…

— А твою физиономию я узнал бы из тысяч! — Таманцев не без труда скрывал свою радость. — Ведь ты радист?!

— Да-а… — всхлипнул «лейтенант».

— То-то же!

Выпрямясь, Таманцев ослабил пальцы, и Андрей, ожидавший этого мгновения, энергичным движением вырвал у него из руки наган и сразу отпустил его самого. Как бы приходя в себя, Таманцев помотал головой и словно весь вдруг обмяк и подобрел лицом.

Это было необыкновенное, испытанное за войну всего лишь несколькими чистильщиками пронзительное ощущение — «момент истины» по делу, взятому на контроль Ставкой. Он чувствовал, что «лейтенант» не врет, и знал цену полученным от него сведениям. В эти мгновения только он, Таманцев, единственный обладал «моментом истины», и при мысли, что есть реальная возможность сегодня же взять и «Матильду» (а кто это сделает лучше, чем он, кто?!), у него захватывало дыхание. Если только Эн Фэ и генерал согласятся брать «Матильду» под носом у контрразведки другого фронта. Должны согласиться — мысленно он уже летел с «лейтенантом» и Малышом в Шауляй…

— Как тебя зовут? — спросил Таманцев: надо было спешно строить отношения с «лейтенантом». — Не для немцев, для матери!

— Сер-ргей…

— Хорошее имя! — одобрил Таманцев. — Что ж… Если не ты убил Ваську и дашь нам «Матильду» — тогда живи! — милостиво, но как бы не совсем охотно разрешил он «лейтенанту». — Только дышать будешь, как я скажу! А если вздумаешь крутить, не обижайся, Серега… — Голос Таманцева дрогнул, и лицо сделалось скорбным. — Если вздумаешь крутить, тогда не обижайся — это будут последние минуты твоей жизни… Понял?.. Мы поедем к «Матильде» немедленно! — после короткой паузы пообещал он. — Полетим самолетом! Мы обнимем его сегодня же!

Затем он повернулся к Алехину и, громко, отчетливо произнося каждое слово, сообщил:

— Товарищ капитан, «бабушка приехала»!

Это был условный сигнал для передачи открытым текстом по радио, означавший примерно: «мы их взяли», означавший, что ядро группы и рация захвачены.

— Это точно? — с очевидным сомнением проговорил Алехин. — Ты все прокачал?

— Точнее быть не может! — заверил Таманцев. — Я отвечаю!

«Бабушка приехала»!.. «Значит, порядок — она приехала! Слава богу, приехала!..» Неясные, подернутые какой-то красноватой пленкой вершины берез и кусты плыли у Алехина перед глазами, и он никак не мог их остановить. Голова гудела и пульсировала, как второе сердце. Удрученный своей беспомощностью в эти ответственнейшие минуты, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, он держался из последних сил — ему еще надлежало принять решение. Он напрягался, стараясь разглядеть циферблат часов, поднесенных на руке к самому лицу, и наконец различил: было без восьми минут пять.

Оперативное кольцо вокруг Шиловичского леса только что замкнулось. Семь тысяч человек на трехстах автомашинах с рациями и служебно-розыскными собаками, саперами и миноискателями уже кружились в гигантской карусели вокруг Шиловичского массива, ожидая команды начать операцию, с таким трудом и тщанием подготовленную Поляковым и теперь совершенно ненужную…

Ее следовало отменить, остановить — еще можно было успеть.

— Старшина! — Алехин повел головой, ища взглядом и не видя, не находя радиста. — Срочно передайте Первому… открытым текстом… — с усилием произносил он. — «Гребенка не нужна!.. Бабушка приехала!.. В помощи не нуждаемся…» Повторяйте непрерывно… — уронив руку с набухшим тампоном и опуская голову, проговорил он. — Бабушка…