Улыбка Шакти: Роман - Сергей Юрьевич Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приближался Новый год, в тот день утром вышли во двор, а у порога – нарисованный детьми узор праздничный для нас – ранголи. И корзинка с фруктами от семьи Манжу. Солнце встает в дымке, а по черному, вспаханному, чуть сверкающему от росы полю идут слоны, на них сидят погонщики. Вошли на хутор, стоят, выше наших мазанок. Погонщики спешились, поливают слонов из шланга, подведенного к цистерне. Рядом детское белье сушится на веревке, женщины моют посуду, слоны переминаются, кивая, мы сидим на нашем крылечке, смотрим, и так хорошо на душе от этой будничной фантасмагории.
Манжу поехал в районный центр привезти нам козлятины для новогоднего гриля на костре, который мы собрались развести ближе к полуночи у нашего лаза в заповедник. Что и сделали, вернее, я, без Таи, она осталась в нашей светелке. Так, похоже, и встретим Новый год порознь. В этот раз совсем уж несуразный повод. Увидела, как я фотографировал ту длинноволосую девочку, снова затеявшую шумное плесканье с детьми у кадушки. Даже не голая на этот раз, в трусиках. Я вдали стоял, снимал с приближением. И что? И все. Черт его знает, что в ее голове творится. Вот все вроде хорошо, потом вдруг – щелк, и все. Мало мне подозрений на связь с Зубаиром, теперь еще и это. Хотя причина может вовсе и не здесь быть. Как и у меня, когда вдруг резко ей отвечу.
Манжу привез копытца и сухожилья, молодец, именно на шашлык. А костер хорош, постелил одеяльце, обустроил все, тьма, заповедник в шаге, шорохи, слоны, тигры, красота. Даже чуть страшновато ходить туда за дровами, но это я себя подзуживаю, козлятина уже почти готова, час до Нового. Как же она всякий раз умудряется именно в этот момент воткнуть иголку. Нет, идет. Села рядом. И лицо в отблесках такое красивое. Прилегла, положив голову мне на колени, так и смотрели в огонь, молча, осторожно трогая друг друга, как впервые.
Думали сразу после Нового года уехать. Да хоть куда, настолько сильное раздражение уже было от этих сафари с полным автобусом фотоохотников в гламурном камуфляже. И ныла тоска по настоящему лесу, нашему, пешему. То она пропускала сафари, оставаясь дома, то я. За два последних дня я видел трех тигров, она – пять. Это уже превращалось в зоопарк.
Вспомнил, как в том заповеднике с дивным именем Умред-Кархангла я все никак не мог выследить тигрицу Т-9. Мы были на служебном джипе, но не сафари, а с компанией змееловов, молодых ребят, которым нас передоверили другие змееловы – из Нагбида, у них у всех связь друг с другом. А рядом с водителем был старый опытный егерь, отец одного из ребят, теперь он на пенсии, но взялся показать заповедник. И, конечно, тигров – он знает, где и как их найти. И вот день за днем прочесываем лес и возвращаемся ни с чем. Он нервничает, чувствуя неловкость перед нами и перед ребятами. Наступает последний день перед нашим отъездом, до темноты остается около часа. Помню, как я прикрыл глаза и одно за другим выключил в сознании все… вообще все, остались только лес и она, Т-9 – как едва ощутимая блуждающая точка, на которой и сосредоточился всеми силами. И началось. Я просто шел на нее – внутри себя, прикрыв глаза, и говорил водителю на лесных развилках: здесь налево, теперь направо… Я вовсе не склонен к такой эзотерике, но там действительно открылось какое-то, что ли, энергетическое зрение, чем ближе я был к ней, тем интенсивней горела эта точка – вот, совсем рядом, стоп – и она вышла из-за куста, Т-9, ближе некуда.
В один из дней, возвращаясь с сафари, я тормознул на пустынной дороге рикшу и ехал с ветерком полями-лесами, за рулем парнишка, легкий такой, пританцовывающий на сиденье, вдруг оборачивается и – не говорит, а вспевает всем своим телом: жизнь прекрасна, да, друг?! Еще как, отвечаю, еще как! А живет он в деревушке Маги, где два кола, два двора. А потом, в той же деревушке, идет мне навстречу человек – бос, сед, белая тряпка на бедрах, а на голове вязанка зеленых ветвей, и так улыбнулся мне, что я покачнулся. И подумал: на чем же все держится в мире? На этой улыбке. Нет, еще вот на чем: сегодня два слона стояли под деревом и, подняв хоботы, сплетали их в иероглифы, и улыбались распахнутыми ртами, и сыпалась листва с дерева в косом солнечном луче.
Неподалеку от нашей Диканьки стоит деревушка Малали, там ближайший продуктовый киоск, куда и отправилась Тая – немного пополнить наши запасы, а то как-то совсем мы обнищали, не успевая с этим из-за сафари и прогулок. На окраине этой Малали банановая плантация, где уже пару месяцев ночует тигрица с тремя полуторагодовалыми детенышами, земля там от перегноя теплее по ночам. И, уж поскольку ночует, грешным делом уложила за это время четырех коров. Крестьянам выдали компенсацию. Лесники не раз пытались ее спровадить – не получалось. Тигрица каждую ночь выходила из заповедника где-то рядом с нашим хутором, и мы не раз прислушивались к шорохам за окном и молчанью собак, поскольку, чуя тигра, они смолкают и жмутся к домам. Тая долго не возвращалась, я уже начал немного волноваться, но не из-за этой истории, днем все безопасно – тигрица в джунглях.
Наконец она пришла. Выдохнула. Рассказала. Там столпотворенье. Тигрица с детенышами на плантации. Окружили всей деревней, крестьяне с лопатами, мотыгами, факелами. Лесники с ружьями подъехали – несколько автобусов из района. Сжимают кольцо, нервы у всех на пределе. И Махеш там. Пытается отогнать крестьян, но те слишком возбуждены. Тигрицу не видно, она где-то в глубине плантации, то с одного краю мелькнет, то с другого. Из толпы летят камни туда. Вдруг она выскочила и рванулась к ближайшему егерю – не нападая, только предупреждая и защищая себя, и назад, к детенышам, скрылась. Началась неразбериха, стрельба отовсюду, вслепую. Ранены двое – пожилой крестьянин и Махеш. Тигрица прорвалась невредимой сквозь оцепление и ушла в заповедник, детеныши метнулись вглубь плантации и залегли.
Сварил кофе, сидим, пьем. Подошел Манжу, он тоже был там, показывает видео в телефоне, которое ему переслали знакомые. Рваная съемка, крики, суета, раненых грузят в машину скорой помощи: крестьянин, видимо, еще в шоке, не чувствуя ни боли, ни близкой смерти, вскакивает с носилок, что-то горячо пытаясь сказать Махешу, тот его укладывает, успокаивая, оба в крови. Крестьянин по дороге скончался, Махеш в больнице, по проселочным едут полицейские автобусы. Семье погибшего выдадут пять лаков, что около восьми тысяч долларов, деревня успокоится, но история еще не закончена: детеныши по-прежнему на плантации, тигрица ночью вернется к ним.
По-разному это происходит. В Казиранге крестьяне живут впритык к заповеднику на голой земле без леса и понимают, что животным он не менее нужен, и защищают там носорогов от браконьеров, которые спиливают им рога и продают в Китай. Ценой жизни
