Порочные круги постсоветской России т.1 - С.Г. Кара-Мурза

Не будем гадать, по неведению действовали «Гайдар и его команда» или по осознанному рациональному плану, опираясь на точное знание «реальности российской жизни, состояния экономики, менталитета народа». Важно, что речь идет о грубом и даже жестоком воздействии на реальность при сокрытии и целей, и предполагаемой социальной цены.

Описанный выше класс подобных идей вернее будет назвать «волки в овечьей шкуре», но авторитетные социологи предложили политкорректный термин — пусть будут кентавр-идеи.

Для нас важно, что концепция приватизации никак не могла быть заблуждением реформаторов — масштаб противоречия между их концепцией и российской реальностью был им прекрасно известен. Ж.Т. Тощенко так пишет о приватизации:

«Кентавр-идеи появляются в случае смешения научного и политического (идеологического) подходов. То, что наука заинтересована в объективном знании, не оспаривается никем. Как и то, что политика и идеология преследуют цели, не всегда совпадающие с логикой научного познания. Но в реальной политической жизни появляются идеи, которые базируются вроде бы на научных основах, но преследуют отнюдь не научно-обоснованные цели. Особенно наглядно это проявилось в так называемой ваучеризации, идею которой приписывают Чубайсу (по утверждению соратника по “кружку” Чубайса В. Найшуля, он эту идею продвигал в советское время), которая породила вопиюще несправедливое распределение национального богатства и его концентрацию у немногих» [11].

Признаком кентавр-идеи была сама Концепция закона о приватизации (1991 г.), в которой называются такие главные препятствия ее проведению: «Миpовоззpение поденщика и социального иждивенца у большинства наших соотечественников, сильные уравнительные настpоения и недовеpие к отечественным коммеpсантам (многие отказываются пpизнавать накопления коопеpатоpов честными и тpебуют защитить пpиватизацию от теневого капитала); пpотиводействие слоя неквалифициpованных люмпенизиpованных pабочих, pискующих быть согнанными с насиженных мест пpи пpиватизации».

Антиpабочая фpазеология официального документа, присущая социал-дарвинизму времен «дикого капитализма», пришла под лозунгами демократии! Опять же, не будем спорить, имело ли здесь место «смешение научного и политического (идеологического) подходов». Почти очевидно, что в кентавр-идее приватизации не было ни атома научного подхода.

Перейдем к рассмотрению отношения населения России к приватизации промышленности. Для этого надо сделать следующие замечания методологического характера.

Приватизация как зло. Известно, что объективный факт не воспринимается в общественном сознании сам по себе, как нечто данное в своей истинности. Его образ создается идеологическими и культурными средствами (в нашем случае, грубо говоря, «телевизором»). Американский социолог Дж. Александер пишет, что реальное событие переживается в зависимости от того, как его преломляют в культуре: «События — это одно дело, представление этих событий — совсем другое. Травма не является результатом переживания групповой боли… Коллективные акторы “решают”, представлять ли им социальную боль как фундаментальную угрозу их чувству того, кто они есть, откуда они пришли, куда они идут» [12].

Для нашей темы из этого следует, что оценка приватизации как «добра» или «зла» есть, по выражению Александера, «продукт культуральной и социологической работы». Очевидно, что приватизация, будучи «главным инструментом» реформ, имела информационную поддержку в виде такой позитивной пропаганды, какую только могли обеспечить «культуральные и социологические» ресурсы новой политической системы.

Отсюда вытекает вопрос: что действительно измеряет социолог, какую скрытую (латентную) величину он оценивает, используя как индикатор «долю положительных и отрицательных оценок» — осознанное мнение опрошенных или качество пропаганды приватизаторов? В любом случае, сдвиг в сознании, произведенный пропагандой в сторону положительных оценок, надо иметь в виду.

Если «события — это одно дело, представление этих событий — совсем другое», то к чему относится оценка общества? Индикатором чего является выраженная в пропорции ответов оценка? Как разделить веса двух разных величин, которые являются антиподами, но смешиваются в таблицах социолога и совместно определяют оценку? Первая величина — это реальная «групповая боль», превращенная размышлениями трудящихся и их неслышным каждодневным плебисцитом в образ, интеллектуальную и духовную конструкцию, которая работает в сознании и чувстве. Социологи именно это имеют в виду, говоря об отношении населения к приватизации.

Но ведь с этой величиной суммируется и вторая величина, «нейтрализующая» первую, — «продукт культуральной и социологической работы» идеологической машины реформаторов. Сила этой величины определяется количеством и качеством этого продукта, производство которого никак не связано с мнением населения. Каким образом можно нейтрализовать в работе социолога эту вторую величину, чтобы измерить искомую первую величину, ставшую латентной, «покрытой» и деформированной продуктом идеологической машины?

Какого-то одного надежного метода нет; нужны аргументы, усиливающие или ослабляющие правдоподобность выводов. Для этого полезно построить временной ряд оценок, т. е. измерить сходные параметры в разные моменты действия идеологической машины. Надо также произвести дополнительные измерения — независимыми методами с иными индикаторами.

Для первого подхода ценный материал стал накапливаться лишь с течением времени. Непосредственно в период приватизации информированность работников была крайне скудной и, соответственно, отношение было сдвинуто в позитивную сторону. Смысл операции и ее прогнозируемые последствия от самих работников скрывались. Эта тактика реформаторов в дальнейшем нанесла сильный удар по легитимности приватизированной собственности.

Первый этап восприятия приватизации. Вот, для примера, описание процесса приватизации Кировского завода — одного из крупных предприятий машиностроения:

«…В начале 1992 г. конференция трудового коллектива по инициативе руководства приняла еще одно решение об акционировании предприятия. Далее процесс можно уже было назвать собственно акционированием: появилась законодательная база, действовали Закон и Программа приватизации (на 1992 г.), другие директивные и методические документы… Однако отношение работников к собственно приватизации отличалось от прежней активной позиции, походило скорее на реакцию “здорового консерватора”, недоверчивого ко всяким нововведениям. Реакция в целом характеризовалась индифферентностью, была сродни той, которая наблюдается при проведении ваучеризации, приватизации жилья. По результатам социологического опроса были согласны с приватизацией завода, даже после того, как акт акционирования состоялся, около 60%. Противников акционирования было мало (примерно 15%), но и активных сторонников (именно активных) тоже оказалось немного. Таким образом, отношение было похоже на непротивление, не более.

Более 80% опрошенных считали, что приватизация предприятия не отвечает или отвечает лишь в незначительной степени их личным интересам. Некоторые выражали даже опасения ухудшения своего положения. Информированность людей об условиях и целях приватизации была низкой.

Наименьшей активностью отличались рядовые работники, наибольшей — руководители. Рабочие проявили наименьшую заинтересованность в акционировании (согласна с приватизацией лишь половина опрошенных, намеревались покупать акции своего предприятия за деньги 37%). Именно они в первую очередь выражали опасения ухудшения своего положения. С их стороны никаких организованных выступлений ни за приватизацию, ни против нее не было. ИТР заняли среднюю позицию. Среди руководящих работников выделяется группа руководителей верхнего уровня. Они, так сказать, полностью повернулись лицом к приватизации и продвигают ее. Данная группа доминирует в проведении приватизации.

Руководство предприятия занимало однозначную позицию в вопросе распределения акций между работниками, состоявшую в недопущении преобладания коллективной собственности. Здесь сказывались как личные интересы высшего звена руководства, так и желание выполнить требования программы приватизации» [13].

Вот явная неопределенность отношения: согласны с приватизацией завода около 60% работников, но при этом 80% считают, что приватизация предприятия не отвечает или отвечает лишь в незначительной степени их личным интересам. Ведь одно это должно было насторожить социолога. Каков ход мысли многотысячного коллектива рабочих, которые соглашаются с изменением, противоречащим их личным интересам? Можно ли принимать такое «согласие» за рациональный осознанный выбор? Это скорее именно признак манипуляции сознанием.