Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана - Влад Менбек

Но и своих подчиненных туменные не обделяли вниманием: всех воинов считали младшими братьями, а иногда и обзывали. И нередко, меткое слово становилось кличкой для нукера, чем он несказанно гордился. И это радовало нукеров. Тот, кто попадал в тумен, становился членом большой семьи. А другой тумен был, как другая семья близких родственников.

Чужеродность между людьми не имели значения. Войско состояло из людей различных родов и племен. И никто из командиров не принуждал своих подчиненных поклоняться какому-то одному Богу. Среди них были верующие почти от всех религий, кроме иудаистов, и не верящих ни во что. К людям, отрицающим все религии, к атеистам, монголы относились с подозрением, и не принимали их в своё братство.

В Монголии, с приходом Чингизхана к власти, и после обнародовании его Ясы, появилось родовое, кровное братство. Укрепился закон кровной мести. Монголия становилась иной – единым, жёстоким, по отношению к чужим, сплоченным государством.

Чиркудай даже не ожидал, что так сильно соскучился по Сочигель и по маленькому Анвару. С ним такого раньше не было. Он кривил непослушные губы, пытаясь улыбнуться, когда к плечу прижалась его женщина, когда на колени залез маленький человечек и стал радостно на них прыгать, когда умаявшись, свернулся калачиком и заснул на его руках. Чиркудай стал богатый: кроме тумена, он имел ещё одну семью, чего его лишили в детстве.

На очередном заседании появился Бай Ли. Ему Чиркудай тоже обрадовался. Он давно не видел своего первого командира. Бай Ли приветливо кивнул головой и в конце совещания остался с самыми близкими, которым Темуджин по обыкновению велел остаться. Еще хан приказал задержаться туменному Мухали, бывшему заместителю Чиркудая.

Пройдя в большую юрту, хан махнул рукой, разрешая всем садиться. Как обычно помолчал, и сообщил:

– Наверное, нам войны не избежать.

Присутствующие понимали, что он говорит об империи.

– Ко мне пришли сведения, что чжурчжени собирают карательный корпус в тридцать тысяч человек. Весной направят его в Монголию покорять нас и требовать уплаты дани.

– Нужно их встретить в степи, – упрямо сказал Бай Ли, будто продолжал давно начатый с Темуджином разговор.

– А если мы отойдем за Селенгу? – тоже, будто продолжая спорить с ним, возразил Темуджин.

– Китайцы и монголы совершенно разные, – вздохнув стал объяснять Бай Ли. – Для вас земля ничего не значит. Вы без раздумий можете перекочевать туда, где лучше пасти скот. А китайцы люди осёдлые, они держатся за свою территорию. Поэтому, если вы отойдете, они подумают, что вы на всё согласны. А их необходимо задержать, и дать бой.

– Сейчас я это понимаю, – согласился Темуджин: – У меня вырос город. Но я, если возникнет нужда, могу его бросить и построить новый, в любом другом месте. Однако понимаю и другое, что с империей нельзя вечно играть в поддавки. Если мы окажем сопротивление – это война!

– Каракоруму всего несколько лет, – заметил Бай Ли, – он молодой. Ты ещё к нему не привык. А вот если бы твоему городу, и не одному, было несколько сотен или несколько тысяч лет… Если бы около него лежали на кладбищах все твои предки, тогда ты за город держался бы мертвой хваткой.

Темуджин помолчал, опустив голову. Но через минуту взглянул на чжурчженя, и спросил:

– Ты советуешь нам жить, как китайцам, и сидеть на одном месте?

– Земля большая, – усмехнулся Бай Ли. – И она давно поделена. Людей на земле много. У вас другой уклад жизни, не такой, как в империи.

– Значит, нам нужно не просто провести бой с корпусом, а драться за свою землю?

– Вам нужно показать империи, что Монголия принадлежит вам, – жёстко заключил Бай Ли.

Темуджин пожевал губами, покрутил кончик бороды, в которой стали появляться седые волосы, и согласился:

– Возможно, что ты прав.

– Это очень хорошо, что китайцы держатся за свою землю, – неожиданно заметил Субудей.

Собравшиеся с интересом посмотрели на туменного. Но вопросов не задавали, ожидая, когда он сам все объяснит.

Субудей покряхтел и стал степенно говорить:

– Когда я был у них с караваном, то много беседовал с китайцами. Узнал одну вещь: их воинам запрещается показывать противнику спину. Они не имеют права отступать. Должны защищать землю позади себя и не пускать на неё врагов.

У них были умные командиры, которые считали отступление нормальным ведением боя. Но глупый император поверил в наветы завистников и казнил умных за их победы. Глупые, считают отступление позором и предательством. Нам подобная тактика на руку.

Отступление в тяжелой или непонятной обстановке сохраняет воинов. Позже можно развернуться и напасть на противника, – Субудей внушительно помолчал и продолжил: – У нас хорошая тактика. И хорошо, что такого понятия, как отступление, для нас не существует.

Наш хан приказывает нам только победить. А каким способом – это дело командующего. Поэтому наших воинов, во время войны с имперскими войсками, будет меньше погибать, чем китайских солдат, которые, не смотря ни на, что должны стоят насмерть.

В юрте повисла тишина. Все обдумывали речь Субудея. После долгого молчания, Темуджин усмехнулся и сделал вывод:

– Мудрый Субудей всё подметил правильно. Но я подумал вот о чем: глупый правитель собирает вокруг себя глупых людей, потому что боится умных. Поэтому глупые всегда проигрывают тем, около кого мудрые помощники, – внимательно осмотрев своих командующих, Темуджин закончил:

– Карта, которую вы привезли, очень нам поможет, – и повернувшись к Бай Ли, сказал: – Этого разведчика нужно наградить.

Бай Ли согласно кивнул головой.

– Готовьте тумены к войне, – заключил Темуджин. – Нам её не избежать. Осталась только одна мирная зима.

Но последующие события пошли несколько по иному, не так, как предполагали монголы. На севере, у Баргузинского моря, на их приграничные аулы стали нападать лесные люди, тунгусы и соха. Чингизхан послал на них два тумена во главе со своим сыном Джучи. Через некоторое время пришло известие, что, лесные люди разбиты и рассеяны. А их остатки сделали весной плоты, погрузили на них утварь и скот, и стали сплавляться по реке Лене, подальше от монголов, на север.

Почти одновременно с лесными людьми с запада напали найманы и меркиты. Чингизхан послал на них Субудея, с его туменом. Весной, врагов, найманов и меркитов, оттеснили к реке Иртыш, в Сибирь. А их вождь Кучлук, бежал в хорезмийский султанат.

Из этого похода Субудей привез меркитскую красавицу Кулан и отдал её Темуджина. Она стала его любимой, семидесятой женщиной.

Поздней весной с юго-запада в Монголию вторглись тангуты, западные китайские племена, образовавшие империю Си-Ся. Против них Чингизхан послал молодого Мухали с двумя туменами. В начале лета тангуты были почти разбиты. Чтобы не погибнуть совсем, они заключили мир с Чингизханом, и война прекратилась.

А ближе к лету, с южной границы пришло известие о том, что в степь вторгся тридцатитысячный чжурчженьский корпус регулярных войск, для покорения банды Чингизхана. И в поход двинулись пятнадцать монгольских туменов, во главе с Великим ханом. Три тумена он оставил в Каракоруме. Так началось покорение мира дикими варварами.

Часть третья. Воины из Тартара

Глава двадцать восьмая. Первая битва

По совету Бай Ли, командовавшего трехтысячным корпусом, Темуджин приказал каждому туменному снарядить ложные купеческие караваны. И под их прикрытием незаметно подойти к Великой стене. Бай Ли был уверен, что о походе имперского корпуса в Монголию знает ограниченное количество людей в Китае. И не потому, что это военная тайна, а потому, что Монголию не считают государством, а её банды – противником.

Чжурчженьскому командованию никогда и в голову не придёт, что монголы посмеют вторгнуться в пределы гигантской империи с ответным ударом, после встряски Монголии китайскими войсками. Но, даже узнав о нападении монголов, китайские начальники просто не поверят этому, просто будут смеяться. Из-за своей численности и мощи, руководители империи Цзинь, слишком самоуверенны, и слишком высокого мнения о своих силах. Так что, на большие торговые караваны могут вообще не обратить внимания. Пограничники пропускают за Великую стену подобные караваны каждый день.

Чиркудай и Субудей поддержали полководца-чжурчженя. Они своими глазами видели громадное количество людей живущих в девяти провинциях из двадцати двух, которые им довелось объехать с купцами. Империя считала свою территорию сердцем мира. И, наверное, поэтому, даже бедняки вели себя очень высокомерно со степняками.

Пятидесятимиллионный Китай совершенно не был похож на Монголию. Каждая провинция превосходила всю Монголию по численности населения в четыре раза. Большинство жителей не знало своего мандарина, управляющего провинцией, а известия о смене императоров доходили в глубинку в течение нескольких недель или месяцев. И поход китайского корпуса в степь, всего лишь мелкий эпизод для гигантского государства.