В любви и боли. Прелюдия - Евгения Владон

Любил ли он меня, и если да, то когда это осознал и… почему Саманта Грин узнала об этом раньше меня?..

Конечно, я мечтала об этом, после всего, что между нами произошло, после стольких дней и вечеров в неразрывных объятиях абсолютно нагих тел и практически оголённых до самых нервов чувств. Стольких попыток достичь недостижимых пределов в моменты обоюдного единения и слияния в одной наивысшей точке наслаждения.

Как долго я тогда задавалась вопросом, что случилось с Дэниэлом по возращению из Портленда? Что это было? Почему Дэн так странно себя вёл и почему не доверился мне в те дни? Боялся, что наше знакомство закончится ещё раньше?..

Тем не менее, это был единственный случай (если не считать ещё одно будущее происшествие), когда он напугал меня по-настоящему и не сколько своим поведением и действиями, а тем, что происходило с ним, чего он так тогда мне и не стал объяснять.

Пройдёт чуть больше десяти лет, прежде чем я узнаю правду, прежде чем изменившийся Дэниэл Мэндэлл сочтёт нужным поведать мне о ней, поскольку это тоже являлось кусочком общей мозаики, из которых он так долго складывал весь свой чудовищный пазл мести. Ведь это было не обычным воспоминанием-ностальгией об ушедшей любви, это был глубокий саднящий шрам вскормленной и взлелеянной боли.

А пока мне было лишь 22 года, я слишком быстро и безвольно поддавалась этому манящему опьяняющему воздействию и сминающему напору моего Дэниэла… моего Дэнни. Моего единственного желанного, восхитительного, совершенного и ни с кем несравнимого мужчины на Земле (да, да, и дальше по списку!).

И нам… Нет, именно ему тогда никто не мешал, в том числе и на время «залёгшая на матрацах» Саманта Грин. Он распространял своё захватническое господство в мире Эллис Льюис с сокрушительной силой самой мощной и скоростной волны термоядерного удара. Он выжигал напалмом мою реальность, мои чувства, мою сущность всего несколькими часами наших встреч, своими улыбками, голосом, калейдоскопическим взглядом, пронизывающим меня до основания. День за днём он пропаивал тугоплавким металлом по всем контактам моих чувств и нервным окончаниям своей собственной сущностью, сложнейшим, единственным в своём роде шифром интеллектуального собственника.

Он не говорил о своих чувствах, о любви, да я и не ждала (нет, вру, ждала, тихо, подсматривая, прислушиваясь, затаив дыхание, анализируя каждый шаг, действие и взгляд), не верила сама, что после Митчелла кто-то был способен влюбиться в меня. Чего греха таить-то! В меня ведь никто вообще ещё не влюблялся, не признавался в любви, грозясь подарить весь мир и набор сердечек-наклеек в придачу. Да, слов красивых говорили очень много, и из разных уст они звучали подобно сонету от одного единственного неизвестного автора, который завещал своим собратьям этот шедевр на условиях, что те будут использовать хоть какие-то нестандартные модификации.

Вот только с Дэниэлом почему-то всё было иначе. Он был нестандартен во всём, и ему не нужно было использовать проверенные временем и тысячами предшественниками методы по совращению и подчинению глупой жертвы. Он сам по себе был и ловушкой, и капканом, и замком с цепями, а главное, самым сильным с запредельной степенью зависимости наркотиком.

Да, он вёл себя иначе, уже молчу о том, как и что он мне говорил. И, да, все темы наших разговоров продолжали упорно кружиться только вокруг меня. Ну, может, ещё слегка затрагивая работу Дэна и некоторые забавные воспоминания из его далёкого детства. Правда не вполне уверена, чем же мы тогда занимались больше – разговорами или сексом. Хотя мне определённо нравилось и то, и другое, как и обострившаяся мания фотографировать Дэниэла практически везде, где бы то ни было, даже за пределами фотомастерской колледжа.

Теперь сложно вспомнить, когда именно была пройдена та самая конечная линия… грань.

Влюбиться в такого человека?.. Раз плюнуть! И особо напрягаться не надо… Вот только как потом свыкнуться с этой мыслью и чувствами?.. ощущениями, которые с каждым новым днём лишь обострялись и грозили перерасти во что-то жутко огромнее, если не смертельное. Мой собственный кровавый Эдем!.. который однажды приобретёт реальную и самую ощутимую действительность в моих клетках и сознании!

Не знаю, обладала ли я вообще какими-то ничтожными способностями предвидеть и предсказывать будущее, но сейчас мне и вправду кажется, что отголоски чёрно-красного завтра оставляли свои предостерегающие отпечатки на моём энергетическом биополе уже тогда. Дэн и являлся тем самым носителем… главным носителем моего исключительного будущего. Я собственными руками, словами и поведением вкладывала в его генетическую память предпосылки к далёким свершениям и изощрённым планам палача, настраивая эту машину на определённые частоты и режимы программы. Следствия с последствиями. Из любви к боли…

Воспоминания… самые яркие, светлые, нежные и оттого в тройне невыносимые. Они преследуют меня подобно самому Дэниэлу, нависшего надо мной огромной невидимой тенью… разверзнувшего два чёрных тугих крыла, скрывших от меня светлый купол лазурного неба, скрыв от меня весь мир и меня саму, обрезав от всего, что могло дать мне надежду и ничтожный шанс на спасение.

Ты больше не мой луч света и проводник в этом чёрном царстве вязких теней, удушливых страхов и ледяного отчаянья, режущего своими ржавыми зубьями душу и эмоции на рваные лоскуты. Твой огонь боли и ненависти сжёг дотла мой собственный мир с прекрасными воспоминаниями и наивными романтическими иллюзиями о будущем. Даже спустя десять лет (а может и в течении всех этих лет!) ты умудрился подчинить своему неумолимому контролю мои собственные разум и чувства! Запустить программу вируса, оставленную тобой в самых скрытых и спящих секторах моей глубокой памяти. Дождавшись того светлого дня, чтобы выпустить его на волю и заставить выесть меня изнутри, заполнить нужными тебе файлами, затопить и разнести к чёртовой матери всю базовую основу сущности Эллис Льюис с помощью этой ненасытной всесжирающей многоголовой гидры.