"Я" - Константин Щемелинин

На закате я снова подошел к клетке — небо розовело в разрывах между высокими деревьями и голубовато-серое лежало над головой, — а тем временем, мой тигр уже очнулся от снотворного и ходил по клетке. Ему было трудно разворачиваться, низкий потолок едва не касался его ушей — транспортная клетка предназначена для перевозки, а не для содержания в неволе.

Я подошел к прутьям, и мы с тигром посмотрели друг на друга. Зверь фыркнул — я почувствовал мощь и силу скрывающуюся в этом безобидном звуке и засмеялся — мне понравился красивый зверь, такой сильный и уверенный в себе. Нет, дикого зверя не спутаешь с рожденным в неволе — я видел перед собой свирепого хозяина джунглей, жестокого и кровожадного, а там, в глубине его глаз затаилась грусть и тоска по воле: рожденный в лесах, он сидел в клетке, как в тюрьме, не зная ни за что, ни сколько ему здесь сидеть.

Я посмотрел животному прямо в мозг, разобрался в нем и начал дрессировку. Первым делом, животное должно понять, что я его хозяин и что от меня зависит и его жизнь, и его смерть; а также, что я справедливый хозяин, не желающий ни мучений, ни страданий своему животному, а желающий одного лишь добра. В мозгу у тигра заклубился туман, и галлюцинации, проигрываемые в мозгу и направляемые моей волей, начались.

Когда туман в голове у хищника рассеялся, оказалось, что мы стояли с ним вдвоем на поляне, окруженной стеной из бамбука; над нами угасал день, а вокруг нас жили своей жизнью звуки и запахи леса.

Я не двигался к тигру, я только показал ему открытые ладони, в которых не было оружия, и он понял, что этот мой жест — жест мира, но зверь не хотел мира — он устал от клеток, он измучился от того, что с ним делали люди, он был голоден, а меня от него не защищала ни клетка, ни что-либо еще. Выхода с этой поляны, окруженной бамбуком, не было, и он уже понял это. Мы здесь только двое, и ничто, по его мнению, не может помешать ему разорвать меня — тигр знал свою силу, знал вкус победы и привычный запах крови. Я слабее его, и я ничем не смогу защититься от атаки хищника, понимая это, зверь не бросился на меня сразу, а выждал паузу, за время которой он еще раз осмотрелся вокруг и вновь оценил ситуацию.

Наконец, хищник все же он решился — громовой рык потряс все мое существо, воздух вздрогнул, и тигр бросился на меня. Такой рык на мгновение парализует волю стойкого противника, а слабого — подавляет и подготавливает к смерти, примиряя с неизбежностью гибели. Оружия у меня не было, но в этом бою, который разыгрывался мной в мозгу у тигра, оно мне было и не нужно. Я отскочил в сторону и нанес два удара кулаками прямо в ребра зверю. Галлюцинации продолжались — под тяжестью ударов, нанесенных обычной человеческой рукой, обычным кулаком и с обычной силой, у зверя захрустели ломаемые кости. Хищник изогнулся и попытался достать меня своими страшными клыками, однако я одним быстрым ударом раздробил его нижнюю челюсть на несколько кусков. Ярость в глазах зверя потухла, теперь там были только боль и страх. Тигр отпрыгнул в сторону, прислонился задом к бамбуку и приготовился к последнему бою — уйти с этой полянки было невозможно: бамбук рос высокой непроходимой стеной.

Сломанные ребра пробили зверю легкое и разорвали его — теперь при дыхании, при каждом выдохе, у него из горла толчками шла кровь. Я подождал немого; грудь тигра окрасилась в малиновый цвет, сладковатый запах свежей крови наполнил всю полянку. Глаза у хищника были еще светлые, но скоро они начнут мутнеть — это конец: зверь скоро умрет от потери крови. Я разжал кулаки, подошел поближе и медленно протянул к нему руки ладонями вверх. Я помог его звериным мозгам понять этот человеческий жест — и он понял этот знак мира и дружбы. Из моих ладоней истекали невидимые потоки — они давали жизнь, они забирали боль, они лечили. Тигр почувствовал эти потоки, обдувающие его морду, поэтому он постарался подставить изуродованную челюсть под них — хищник понял, что война кончилась и настал мир. Кровь быстро свертывалась, боль в челюсти проходила, и шум в голове от моего удара утихал. Тигр двинулся ко мне, пока еще не своему врагу, но еще и не другу, и уткнулся носом прямо в мои ладони. Я гладил его мордочку со всех сторон, а он мурлыкал, как кошка, и стонал, как человек. Я присел на корточки; мои руки были по локоть в крови, которая все выходила и выходила из его разорванного легкого. Я испачкал и свою рубашку, и брюки, но это было не важно. Кости головы срослись, ткани и сосуды тоже — я вылечил их, поэтому стал гладить его бок — те места, куда я столь безжалостно ударил кулаками. Вскоре кровотечение из этих мест прекратилось, но я гладил и дальше, отчего разорванные и ушибленные ткани внутренних органов постепенно зарастали. Легкие стали вновь дышать, как и раньше, кости, кожа и мышцы — восстановились и, наконец, тигр стал точно таким же, каким и был до схватки со мной.

Я выпрямился и стряхнул кровь с рук. Туман ушел в траву и рассеялся — галлюцинации кончились. Мы стояли в реальном мире, стояли, разделенные прутьями клетки и тянулись друг к другу: мы породнились душами и перестали быть врагами. Зверь смотрел на меня, и в его глазах была мольба. Я открыл дверь клетки и зашел внутрь. Тигр ласкался ко мне, как большая, полосатая, домашняя кошка, а я гладил его, и нам было хорошо.

Он понял, что я сильнее его, и что я добр к нему. Между нами установилась двусторонняя связь — напрямую, без слов. Теперь я буду всегда знать, что он чувствует, и он будет всегда знать, что чувствую я. Точно так же, прямо из мозга в мозг, я буду помогать ему ориентироваться в новом мире, и, когда я буду давать ему информацию, я всегда буду знать, как она им воспринята. Но уж что-что, а приказывать я точно не буду — я буду просто просить у него помощи, как у друга.

Мы вышли из клетки и вошли в дом. Тигр не боялся, потому что я объяснил ему: «В доме главный я, поэтому ничего плохого здесь тебе не будет».

Сначала мы пошли в ванную комнату, и там я хорошенько вымыл свою киску. Когда было нужно, я мысленно отдавал команды: «Опусти голову, закрой глаза, наклони голову, ляг», — и прочие, а тигр все их выполнял — из-за этого мы избежали множества неприятных недоразумений: то же мыло — оно так и норовило попасть в глаза! Вымытую кошку я подсушил и расчесал. Полосатику стало хорошо, он был доволен обращением, и ему здесь явно понравилось.

Я выделил тигру отдельный ковер (я называл его «тигриным») в одной из комнат — отныне он стал его местом. Животное я накормил на кухне из миски, из которой он теперь всегда будет есть, а сама же миска будет стоять недалеко от окна. С туалетом дело обстояло очень просто — я записал в память хищнику несколько условных рефлексов, и теперь тигр легко и естественно пользовался обычным унитазом. Эти же условные рефлексы можно было бы создать путем длительной тренировки, но мне-то это не нужно, а ему и подавно. Так что, как видишь, устроились мы достаточно хорошо.

А клетку забрали на следующий день — ни мне, ни тигру она теперь была не нужна. Клетку забрали с утра, потом мы позавтракали и пошли гулять в парк. Мы шли по улице, над нами колыхалась листва от пролетающих рядом автомобилей, цвели цветы, пели птицы, а прохожие с ужасом и удивлением смотрели на нас. На всякий случай я взял с собой моток веревки и положил его себе в карман.

Парк был недалеко от дома, в нем было свободно и хорошо, запах хвои приятно освежал легкие. Мы шли по пешеходной тропинке, когда невдалеке от нас запричитала испуганная бабушка. Она сидела на скамейке, а маленький внук увлеченно возился с игрушками у ее ног.

— Не бойтесь, бабушка, — сказал я. — Этот тигр никого не тронет — он совершенно ручной.

— Господи, страшилище-то какое! Да еще и без клетки и без намордника. Он же укусить может! — бабушка явно не могла поверить моим словам, да и кто бы на ее месте поверил?!

— Укусить-то он, конечно, может, но не укусит, — ответил я и принялся объяснять дальше, — посмотрите на его хвост — он спокойно висит и не дергается, а это означает, что все в порядке; вот если бы его кончик нервно подрагивал, то это означало бы, что тигр нервничает.

Но бабушку не так-то просто было переубедить:

— Шел бы ты куда-нибудь в другое место со своим зверем.

— А что в нем такого особенного? В парке с собаками гуляют? Гуляют, — а с тиграми что, нельзя?

— Да ведь он такой огромный!

— Но ведь он же ручной!

— Не верю я в то, что он ручной, — сообщила она мне. — У меня внук маленький, а у твоего зверя… Смотри, какой он огромный!

— А хотите, бабушка, чтобы ваш внук погладил моего полосатика? — предложил я. — Смотрите, какой он красивый! И вы сразу же убедитесь в том, что он совершенно безопасен.

— Нет, не надо, боюсь я его.

— Ну, как хотите.

Мы пошли дальше. Зря я предложил ей погладить тигра — сначала один, затем еще один, глядишь — все начнут хватать руками мою кошку — еще и оседлать попробуют.