Моя двойная жизнь - Сара Бернар

Бедняга Тиссандье, которому суждено было вскоре погибнуть в воздушном полете, вызвался меня сопровождать, но что-то ему помешало, и я лишилась приятного спутника. Вместо него восемь дней спустя в корзину «Доньи Соль», симпатичного воздушного шара оранжевого цвета, снаряженного специально для моего путешествия, поднялся юный Годар.

Принц Наполеон, который присутствовал при моем разговоре с Жиффаром, настаивал, чтобы его тоже взяли в полет, но он был тяжелым, неповоротливым и очень желчным; беседа с ним не доставляла мне удовольствия, несмотря на весь его ум; вдобавок он не ладил с императором Наполеоном III, которого я очень любила.

Мы отправились в путь без него, втроем: Жорж Клэрен, Годар и я. Слух о полете все же разнесся, но газеты не успели о нем сообщить[63].

Не прошло и пяти минут после моего подъема на шаре, как один из моих приятелей, граф де Монтескью, повстречал Перрена на мосту Сэн-Пэр.

— Ну-ка, — промолвил он, — взгляните на небо… Видите, вон летит ваша звезда!

Перрен задрал голову и увидел воздушный шар, набиравший высоту.

— Кто же там? — спросил он.

— Сара Бернар! — последовал ответ.

Перрен побагровел и процедил сквозь зубы:

— Очередная выходка! Ну уж, она мне за это дорого заплатит!

И он удалился быстрыми шагами, даже не попрощавшись с моим юным приятелем, который не мог понять, из-за чего он вдруг так раскипятился. Но если бы Перрен знал, как счастлива я была в тот миг, когда ощутила невыразимую радость полета, он разошелся бы еще сильнее.

Мы улетели в половине шестого. Я простилась с немногочисленными друзьями, которые пришли меня проводить. Мои родные сидели дома и ни о чем не догадывались. У меня сжалось сердце, когда после возгласа «Пуск!» мы в один миг поднялись на высоту пятьдесят метров. Внизу раздавались крики:

— Берегите ее! Возвращайтесь поскорей!

Затем — тишина… тишина… Под нами — земля, над нами — небо. Неожиданно мы врезались в облака. Я оставила Париж в тумане, а здесь было голубое небо, лучезарное солнце. Вокруг вздымались густые облачные горы с радужными вершинами.

Наша корзина окунулась в теплый от солнца молочный пар. Изумительно! Восхитительно! Ни звука, ни дуновения! Шар почти не двигался. Лишь часам к шести мы ощутили, как воздушное течение подталкивает нас в спину, и полетели в восточном направлении.

На высоте 1700 метров мы увидели сказочное зрелище: толстые белые барашки облаков расстилались под нами ковром, тяжелые оранжевые портьеры с фиолетовой бахромой свешивались с солнца, теряясь в складках нашего облачного ковра.

Без двадцати семь мы были уже на высоте 2300 метров, где голод и холод давали о себе знать.

Мы плотно поужинали гусиной печенкой, свежим хлебом и апельсинами. Пробка от шампанского салютовала небу с приглушенным шумом. Мы подняли бокалы за здоровье господина Жиффара.

Пока мы болтали, ночь накинула себе на плечи тяжелое бурое манто, и стало очень холодно. Аэростат поднялся уже на 2600 метров от земли, и кровь бешено стучала у меня в висках. Я была не в своей тарелке и впала в дремоту, не в силах бороться со сном.

Жорж Клэрен встревожился, а юный Годар громко закричал, чтобы меня разбудить:

— Ну-ка, пора опускаться! Бросаем гайдроп!

Этот крик и в самом деле привел меня в чувство. Мне хотелось знать, что такое гайдроп. Я была все еще одурманена сном, и, чтобы растормошить меня, Годар дал мне в руки гайдроп. Это оказалась крепкая веревка длиной в сто двадцать метров с железными крючками на одинаковом расстоянии друг от друга. Мы с Клэреном со смехом принялись разматывать веревку, в то время как Годар, свесившись из корзины, глядел в подзорную трубу.

— Стоп! — внезапно закричал он. — Черт возьми! Сплошные деревья!

И правда, мы как раз пролетали над Феррьерским лесом. Но впереди виднелась небольшая долина.

— Нечего раздумывать! — воскликнул Годар. — Если мы не сядем здесь, то придется спускаться ночью в Феррьерском лесу, а это чертовски опасно.

И затем, повернувшись ко мне, сказал: «Вы не могли бы открыть клапан?» Я так и сделала. Газ вырвался на свободу с насмешливым свистом. Мне было приказано закрыть клапан, и мы качали быстро опускаться.

Внезапно ночное безмолвие огласил звук рожка. Я вздрогнула. Луи Годар достал из своего кармана — подлинного склада всякой всячины — рожок и дунул в него что было сил.

Резкий звук свистка ответил на наш зов, и мы увидели в пятистах метрах под нами человека в форме с галунами, который надсаживал горло, пытаясь до нас докричаться. Мы как раз подлетели к какому-то вокзальчику, и нетрудно было догадаться, что это начальник вокзала.

— Где мы? — прокричал Луи Годар в свой рожок.

— Be… ве… ве… де… — отвечал человек.

— Непонятно. Где мы? — оглушительно гаркнул Жорж Клэрен.

— Be… ве… ве… де… — завопил начальник вокзала, сложив руки рупором.

— Где мы? — пропела я как можно более звонко.

— Ве… ве… ве… ре… — твердил начальник, к которому присоединились все вокзальные служащие.

Мы ничего не расслышали.

Нужно было бросать якорь. Поначалу мы спускались слишком быстро и, поскольку ветер нес нас на деревья, были вынуждены вновь взмыть в небо. Через десять минут мы снова открыли клапан и начали спускаться. Тем временем аэростат переместился вправо от вокзала, и мы потеряли из виду его любезного начальника. «Бросай якорь!» — крикнул командирским тоном юный Годар и с помощью Жоржа Клэрена спустил вниз новую восьмидесятиметровую веревку, к концу которой был привязан якорь внушительных размеров.

Мы наблюдали, как ватага разновозрастных ребятишек бежит за нашим шаром от самого вокзала. Когда мы спустились на высоту трехсот метров, Годар вновь прокричал в свой рожок: «Где мы?» «В Вершере!» — последовал ответ. Никто из нас никогда не слыхал о Вершере.

— Ладно, увидим. Продолжаем спускаться! Эй, вы, — закричал наш командир собравшимся внизу, — держите веревку! Только не слишком тяните!

Пятеро взрослых мужчин ухватились за канат. До земли оставалось чуть более ста метров, и я с любопытством смотрела по сторонам. Ночь размывала очертания предметов. Я задрала голову кверху и разинула рот, увидев, как обвис и сморщился наш полуспущенный шар. Зрелище было не из приятных.

Мы плавно приземлились, избежав встрясок и острых ощущений, которые рисовались в моем воображении. Земля встретила нас проливным дождем.

Молодой владелец соседнего замка прибежал вместе с крестьянами узнать, что случилось. Он предложил мне свой зонтик.

— О нет, сударь, — ответила я, — я такая тонкая, что не могу промокнуть, ведь я прохожу между струй.