Стеклянная свадьба - Изабель Вульф

Последняя фраза поразила меня. Я вспомнила, что говорил мне Джос, когда водил меня по театру: «Сначала режиссер сомневался, но в конце концов я его убедил». Очень странно. Но я тут же забыла об этом, потому что с изумлением прочитала собственное имя. Последнее время имя Картрайта связывают с именем Фейт Смит, ведущей передачи о погоде в утренней программе, – писала журналистка. – Не знаю, что бы я делал без Фейт, – признавался Джос. – Шесть месяцев назад я был пленен ее солнечным обаянием и теперь покорен окончательно. По-моему, я прочитала это предложение девяносто пять раз. И стала читать дальше. Он заговорил о самой «Мадам Баттерфляй». Самая значительная опера Пуччини… Я хотел показать ранимость Чио-Чио-сан… Ее милый домик кажется крошечным по сравнению с огромными уродливыми домами, на их фоне она выглядит хрупкой и одинокой… Да, думаю, это самая удивительная героиня Пуччини, – продолжал Джос. – У этой Бабочки – Баттерфляй стальные крылья. Она отрекается от всего ради человека, которого любит… Ее благородство и мужество невозможно забыть. Ее трагическая жертвенность внушает благоговейный трепет. Я рот открыла от изумления. Поднялась в спальню, вставила линзы и прочитала еще раз, чтобы удостовериться, не ошиблась ли, и после долго глядела из окна кухни на флюгер соседнего дома, поворачивающийся на утреннем ветру. Потом снова перевела взгляд на газету и посмотрела на фотографию Джоса. Я не понимала, как он мог такое сказать. Внутри у меня все сжималось. Как это можно – с таким презрением отзываться о Чио-Чио-сан в личной беседе, а потом превозносить ее в разговоре с журналисткой? Ничего не видя, я смотрела вдаль, пытаясь разобраться. Внезапно зазвонил телефон. Какого дьявола понадобилось кому-то звонить мне в семь утра в воскресенье?

– ФЕЙТ! – завопила Лили. – НЕМЕДЛЕННО ВСТАВАЙ И БЕРИ В РУКИ «САНДИ ТАЙМС»!

– Успокойся, я уже встала и держу ее в руках.

– Видела статью про Джоса?

– М-да, видела, – пробормотала я.

– Статья просто невероятная, верно?

– Да, – тихо сказала я, – вот именно.

Премьера «Мадам Баттерфляй» должна была состояться завтра в торжественной обстановке в присутствии многочисленных знаменитостей – это было значительное событие в театральной и светской жизни города. Мне полагалось испытывать радостное возбуждение, но вместо этого я чувствовала себя подавленной. Я была мрачной и унылой, как это слоистое облако, размышляла я, глядя на небо. Мне было бы гораздо легче, если бы со мной пошла Лили, но ей нужно было отправляться на какой-то благотворительный бал. Я еще даже не решила, что надеть, и начала перебирать одежду. Вот мое старое выходное платье, которое я купила в «Принсиплс»: элегантное, из черного бархата. Пожалуй, лучше всего его и выбрать, но я так давно его не надевала. Рядом висело хорошенькое платье из «Некст» – я его купила, поддавшись минутному порыву, но оно мне не очень к лицу. Потом шло, только не смейтесь, шелковое платье из магазина «То, что ей надо» – хоть и дешевое, но довольно славное. Но я понимала, что для этого мероприятия оно не годится. Пересмотрев свой гардероб, я поняла, что у меня нет ничего подходящего, и позвонила Лили с просьбой – не могу ли я еще раз одолжить ее розовое платье от Армани.

– То платье, в котором ты была в Глайндборне? – уточнила Лили.

– Да, его.

– Не смеши людей. Конечно, не можешь.

– Ну прости.

– Об этом не может быть и речи, потому что кто-нибудь мог его запомнить, – продолжала Лили. – Разве можно на премьеру в Ковент-Гардене надеть платье, в котором тебя уже видели?

– Но оно изумительное, да и вряд ли туда придут все, кто меня знает.

– Фейт, – твердо заявила Лили, – ты просто не имеешь права рисковать. Завтра будет настоящее шоу. Все будут на тебя смотреть и фотографировать. И не потому, что ты в некоторой степени знаменитость, а потому, что ты будешь с Джосом. Знаешь, у меня есть роскошный туалет от Климента Рибейро. Его-то я тебе и одолжу.

Платье мне привезли на машине из редакции во вторник за пять часов до начала спектакля. Оно было из темно-серого шелковистого трикотажа, скроенного по косой, на тонких блестящих лямочках. Изумительное платье: сверкающее, но в меру, эффектное, но в то же время скромное.

– Лили знает, о чем говорит, – сказала я Грэму, глядя на свое отражение в зеркале.

Я позвонила Джосу и сказала, что доеду до центра на метро, но он категорически воспротивился.

– Дорогая, на метро ты не поедешь.

– Почему? Я могу встретиться с тобой у театра.

– Потому что мы приедем вместе на лимузине. Вероятно, ты забыла, я говорил тебе на прошлой неделе.

В шесть пятнадцать перед домом остановился громадный сверкающий «мерседес» цвета воронова крыла. Я шагнула внутрь, и мы направились к Бернаби-стрит. Джос вышел из дома в белом смокинге, точно герой какого-нибудь фильма.

– Ты выглядишь очаровательно, – объявил он, садясь в машину.

Я сжала ему руку:

– Ты тоже.

– Это самое важное событие в моей жизни, – сказал он. – Ты читала статью в «Санди Таймс»?

– Да, – шепнула я. – Замечательная статья. Он несколько раз с беспокойством смотрел на часы, пока мы медленно двигались в сплошном потоке транспорта, заполнившего улицы в час пик. К тому времени, когда мы ехали по Хеймаркет, было десять минут восьмого. Но вот мы уже медленно продвигались по Стрэнд, потом свернули влево на Веллингтон-стрит, потом на Боу-стрит, и наконец показался коринфский портик оперного театра и массивные окна Флорал-холла. Лили была права – папарацци суетились вовсю. Кого они снимали? Я слегка подалась вперед, чтобы разглядеть: Анна Форд с новым мужем, звезды кино Эмма Томпсон и Грег Уайз, а это, кажется, Стивен Фрай?

– Сегодня будут сиять все звезды, – проговорил Джос, словно прочитав мои мысли. – Ну, сделай глубокий вдох. Наша очередь.

Водитель остановил машину, обежал кругом, открыл дверцу, и я вышла.

– Фейт! Сюда! Фейт! Вот сюда! – Мы остановились у нижней ступени лестницы, повернулись и улыбнулись. Я почувствовала руку Джоса на талии. – Еще раз, – прошептал он. – Очень хорошо. А теперь входим.

Фойе сверкало светом, отраженным от бриллиантов, хрусталя и золота. Воздух был чувственно-сладострастным от аромата неведомых мне духов, стойкого запаха дорогого одеколона. Мы поднялись по широкой лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, и заняли места в бельэтаже. Я смотрела на огромный колышущийся занавес из красного бархата, расшитый золотом и украшенный королевским гербом. Прямо под нами располагались кресла партера; ярусы, словно палубы океанского лайнера, возносились вверх на головокружительную высоту. Я незаметно смотрела направо и налево. К нам на студию приходили знаменитости, но тут было нечто другое. В конце нашего ряда сидела Кейт Бланшетт с мужем, я видела ее в фильме «Талантливый мистер Рипли», а прямо перед нами я увидела известного юриста Уильяма Хейги с женой. Слева по нашему ряду я разглядела Майкла Портилло, тоже с женой, а гораздо правее – чету Блэров. В одной из лож я заметила Джоанну Ламли, которую знала по фильмам, а в другой – Майкла Берка, ведущего с телеканала Би-би-си. Вокруг было столько известных людей, что у меня внезапно возникло желание устроить мексиканскую волну.[113]