Проблемы международной пролетарской революции. Основные вопросы пролетарской революции - Лев Троцкий

Я ничего не говорю пока о системе изложения. Здесь было бы преждевременно предопределять что-либо заранее. В военных уставах имеются, как известно, только «порядки, а времен и случаев нет», т.-е. имеются только директивные указания, а конкретных примеров и пояснений не приводится. Сможем ли мы выдержать этот же метод изложения и для устава гражданской войны? В этом я не уверен. Очень возможно, что нам придется тут же, или в дополнительном комментарии, давать необходимый иллюстративный исторический материал или, по крайней мере, ссылку на него. Такой способ изложения может оказаться полезным противоядием против излишней схематизации. Но, повторяю, предопределять уже сейчас литературную конструкцию, по меньшей мере, преждевременно.

ВООРУЖЕННОЕ ВОССТАНИЕ И НАЗНАЧЕНИЕ «СРОКА»

Устав гражданской войны или устав вооруженного восстания? Я думаю все-таки, что если вообще брать слово устав, то скорее уж устав гражданской войны. Мне кажется, что некоторые товарищи возражали против этого, как будто смешивая гражданскую войну с классовой борьбой, а вооруженное восстание – с гражданской войной. Гражданская война представляет определенный этап классовой борьбы, когда эта последняя прорывает рамки легальности и переходит в плоскость открытого и, до известной степени, физического соразмерения сил. В этом истолковании гражданская война охватывает и стихийные восстания по частным поводам, и кровавые выступления контрреволюционных банд, и революционную всеобщую стачку, и вооруженное восстание во имя захвата власти, и период подавления попыток контрреволюционного восстания. Все это входит в рамки понятия гражданской войны, все это шире вооруженного восстания и все-таки несравненно уже понятия классовой борьбы, которая проходит через всю историю. Если говорить о вооруженном восстании, как задаче, то уж точно, а не так, как сплошь и рядом говорят – бесформенно, расплывчато, растворяя его в революции и тем сводя его на нет. От этой расплывчатости нам нужно отучить других и потому – прежде всего отучиться самим. Где дело идет о вооруженном восстании, там мы стоим перед вполне уж определенной целью, распределяем роли, даем задания, связанные, разумеется, с движением масс, вооружаем, выбираем момент, наносим удар и – берем власть, если… нас не разбивают наголову. Вооруженное восстание, по крайней мере, по замыслу, должно быть разыграно по плану. Восстание есть определенный этап революции. После того как власть захвачена, гражданская война не прекращается, но принимает другие формы. Наш устав должен охватить и этот последующий этап. Вот почему речь идет именно об уставе гражданской войны, а не только об уставе вооруженного восстания. Хотя можно, разумеется, выделить и одну лишь эту задачу, как центральную.

Об опасностях схематизации мы уже говорили, но подойдем к этому вопросу поконкретнее, хотя бы на одном примере. Схематизацию, и притом крайне опасную, мне приходилось иногда наблюдать на подходе некоторых из молодых наших военных академиков к военным вопросам революции. Если мы возьмем три размежеванных нами этапа гражданской войны, то окажется, что военная работа руководящей революционной партии носит, применительно к каждому из этих периодов, совершенно особый характер. В подготовительный период мы имеем еще, очевидно, дело с наличием вооруженной силы господствующего класса, его армии, полиции и пр. Военная работа революционной партии на девять десятых состоит в этот период в организации разложения, взрывов изнутри и пр. вражеской армии и на одну десятую часть – из подготовки элементов собственной вооруженной силы. Разумеется, это арифметическое соотношение я беру совершенно произвольно, но оно все же характеризует действительное содержание военно-подпольной работы революционной партии. Чем ближе к моменту вооруженного восстания, тем больше места занимает работа по созданию собственных вооруженных и полувооруженных отрядов. Здесь-то и возникает опасность академического схематизма. Совершенно очевидно, что отряды, при помощи которых революционная партия готовится совершить восстание, не могут иметь правильного характера, тем более по типу войсковых единиц высшего типа: бригад, дивизий или корпусов. Разумеется, руководящий орган восстания должен стремиться внести в него как можно больше элементов плана. Но план восстания строится не на централизованном управлении вооруженными силами революции, а на самой широкой самостоятельности каждого отдельного отряда при наивозможной определенности указанной ему заранее частной задачи. Вооруженная борьба со стороны восстающего ведется – по общему правилу – методами «малой войны», следовательно, отрядами партизанского или полупартизанского типа, связанными больше политической дисциплиной и единством ясно сознанной задачи, чем какой-либо правильной централизованной иерархией военного управления. После овладения властью задача резко меняется. Борьба победоносной революции за самосохранение и развитие переходит сразу в борьбу за создание централизованного государственного аппарата. Партизанщина, не только неизбежная, но и глубоко прогрессивная в период борьбы за власть, может стать после завоевания власти источником величайших опасностей, расшатывая слагающуюся революционную государственность. Тут-то и открывается уже период создания регулярной Красной Армии. Все эти моменты должны найти свое последовательное отражение в уставе гражданской войны.

В тесной связи с этим стоит вопрос о так называемом сроке вооруженного восстания. Само собою разумеется, что дело идет не о каком-нибудь произвольном назначении срока, так сказать, через голову событий, дело не идет также о назначении какого-либо неподвижного и незыблемого срока. Наконец, уже во всяком случае, дело не идет об открытом провозглашении какого-либо срока, в духе старой летописи: такого-то числа «иду на вы». Чтобы так подходить к вопросу о сроке, нужно обладать совсем-таки ребяческим представлением о характере революции и ходе ее. Что восстание не вызывается по произволу, это мы, как марксисты, должны знать твердо и помнить ясно. Но когда объективные условия для восстания налицо, то восстание не само по себе делается – его нужно сделать. А чтобы сделать его, руководящий орган должен иметь в голове план восстания, прежде чем его осуществить. План восстания предполагает ориентировку в пространстве и во времени. Нужен самый тщательный учет всех факторов и элементов восстания, нужен глазомер, чтобы определить их динамику, нужен глазомер, чтобы определить тот разбег, какой требуется авангарду класса, чтобы не оторваться от класса, и в то же время совершить решающий прыжок. Одним из необходимых элементов этой ориентировки и является срок вооруженного восстания. Он намечается заранее, когда предпосылки восстания вырисовываются яснее. Разумеется, этот срок не провозглашается во всеуслышание, наоборот, он маскируется, по возможности, от врага, но так, чтобы не ввести в заблуждение собственную партию и массы, идущие за нею. Работа партии в разных областях приурочивается к этому сроку, подгоняется под него. Разумеется, если глазомер обманул нас, то срок может быть изменен, хотя это всегда уже связано с серьезными затруднениями и опасностями.

Надо прямо сказать, что вопрос о сроке восстания приобретает в некоторых случаях характер лакмусовой бумажки по отношению к революционному сознанию многих и многих западно-европейских коммунистов, до сих пор не освободившихся от выжидательного, фаталистического подхода к основным задачам революции. Наиболее глубокое и талантливое выражение этот подход нашел еще у Розы Люксембург. Психологически это вполне понятно. Она выросла, главным образом, в борьбе против бюрократического аппарата германской социал-демократии и германских профсоюзов. Она неутомимо доказывала, что этот аппарат удушает инициативу масс, и она видела спасение и выход в стихийном движении низов, которое должно опрокинуть все социал-демократические заставы и рогатки. Революционная всеобщая стачка, переливающаяся через все берега буржуазного общества, стала для Люксембург синонимом пролетарской революции. Но всеобщая стачка, какой бы мощной массовидностью она ни отличалась, еще не решает проблемы власти, а только ставит ее. Чтобы взять власть – нужно, на основе всеобщей стачки, организовать вооруженное восстание. Разумеется, все развитие Розы Люксембург шло в этом направлении: она сошла со сцены, не сказав не только своего последнего, но и своего предпоследнего слова. Однако в германской коммунистической партии очень сильны были до самого недавнего времени тенденции революционного фатализма: революция идет, революция приближается, революция принесет с собою вооруженное восстание и власть, а партия… будет в это время вести революционную агитацию и ждать последствий. В такого рода условиях ставить ребром вопрос о сроке значит пробуждать от фаталистической пассивности и поворачивать лицом в сторону основной революционной задачи, т.-е. сознательно организованного вооруженного восстания с тем, чтобы вырвать у врага власть.