Партизаны Подпольной Луны - GrayOwl

Глава 56.

Последний, так вообще, имел право лишь подменять отца в поединках с вождями Истинных Людей, тем племенем, которое покажется герцогу слишком худородным, плохо вооружённым и малочисленным. В общем, лишь в тех случаях, когда герцог саксов считал ниже своего достоинства бороться с главарём шайки каких-то чумазых разбойников, а не отважных воев, и его подвиг не воспоёт почтенный глеоман* .

Действительно, если тебя не воспоют, так зачем же пачкать руки? Вот пусть сынку и воюет. У него ещё вся воинская слава впереди, ведь ему всего около двадцати лет, не больше, но и не меньше - вон, какой вымахал!

Саксы не вели счёт годам своих детей, а дети, в свою очередь, не считали прожитых своими детьми годов. Так уж повелось, ну да и к лучшему. Всё равно ведь, возраст свой чувствуешь кровью, сердцем и подмышками. Пока дитя ты, родители не женят и не выдают тебя замуж. В это время можно помогать пасти свиней, они мирные, хоть и сожрать могут, но это только младенцев или заснувших на опушке малолеток. А ещё - играть немножко, помогать взрослым, с удовольствием приказывать рабам и спать на кровати посерёдке.

Когда подрастёшь, сердце пригорюнится по младому парню или девке, и вот - уже все бабы в доме будущей невесты собирают приданое, а в доме жениха - копят на свадебку, а покуда можно и на сеновале - всё равно, все делают вид, что ничего не знают. Ведь кровь так и бурлит в жилах, уж замуж невтерпёж.

Потом первые, чаще всего - самые сильные и без бывавших зачастую у последышей изъянов, дети, постоянное барахтанье на кровати до самого утра, ведь кровь продолжает играть и ударять в самые интересные места.

Всё новые и новые дети… Младенчики, чаще, мрут, вот и воет баба над ними. Воет, выплакивая красу молодую свою, переходя постепенно в годы средние, степенные, долгие, не такие шабутные, хоть и с постоянными попытками продолжать любить друг друга с тем же пылом, да вот уж всё реже приходит он.

И вот - долгожданный последыш, самый крепкий, обыкновенно, сынуля, самый холимый и лелеемый, самый любимый. Уж ему не дадут с девкой кувыркаться на сеновале или зимой в пустой коптильне, а женят, да с такою роскошью, на лучшей смиреннице и красавице селища, а такие честные девки в Некутахусе тоже водились.

Сынок обрюхатит жену, и родичи его на радостях перепихнутся, чем добрая Фрейя послала, а посылала богиня любви пыл саксонским мужчинам и бабам до самой глубокой старости, хоть и понемногу, не лишала она их утех супружеских.

Уже переложено всё хозяйство, за исключением командования рабами и рабынями, всё новыми и, потому, дикими, на молодое поколение, нет больше забот, кроме, как внуков няньчить, а пыл всё играет в жилах, но кровей у женщин не приходит больше, и они остаются пустыми. Но продолжают радоваться с краешку теперь, на обширной кровати, двое пожилых, но всё так же любящих людей.

У саксов почти не знали, что такое супружеская измена, а коли и случалось такое, то неверную жену закапывали в землю так, что торчала только голова её, покуда сил хватало, молящая о воде и… смерти скорейшей. Но ни того, ни другого не давалось жёнке дурной.

Согрешившего мужа жена его честная могла подвести под публичную порку на Тинге, да с землицей, изрядно насыпаемой в ссадины, чтобы сидеть подольше не мог. И муж такой не смел зла держать на супругу свою потому, что по нечестию, а не по воле жёнки, доставалось ему такое наказание, невозможное без приговора всего Тинга, как и в случае с женой - изменницей.

Но в Некутахусе ни разу не свершалось измен, по крайней мере, таких, о которых оскорблённая сторона заявила бы Тингу. Если что и было, а оно, без сомнения, было, то так и оставалось между мужем и женой, а за пределы дома по обоюдному соглашению сор да позорище не выносили.

Не ведали в Некитахусе да и вообще, среди саксов, и мужеложества… тоже почти. Слишком горячими и ответными на поцелуи были саксонские девки. Но в законах Доброй Воли была установка насчёт мужеложцев - обоих кастрировать, привязать голыми к столбам и дать истечь кровью, чтобы не оскверняли дурными нравами своими живущих рядом честных мужей, подавая им пример богомерзкий деяниями своими.

Всё это прокрутил в голове Снейп, ведь он умел думать, как и его друг Ремус, быстро и целенаправленно, и скоропалительно. Да и начитался Снейп об этих саксах много всё в той же библиотеке «Друга» - Тёмного Лорда.

- Что ж, придётся нам выстроить с помощью саксонских рабов отдельную избушку, дабы… чтобы нравами своими не смущать сей благочестивый край. Не могу же я без Квотриуса обойтись, как и он без меня. Да и с Гарол… Гарри надо продолжать контакты рода интимного. Ну что ты будешь делать, всё продолжаю мыслить на этой грёбанной латыни!

- Да будет по слову твоему, Снепис Котрихус, уж прости, третьего имени твоего не выговорю я, помню только : «Мале…», и это всё.

- Меня зовут Сне-пи-ус Квот-ри-ус Ма-ле-фи-ций, и лучше бы тебе запомнить сие, о варвар недоделанный, как блок камня песчаника до отёсывания его рабами - каменщиками, более умелыми, нежели ты!

Северус, как сумел, перевёл. Нет, Квотриус решительно отказывался от начатков саксонского наречия, дарованных и ему, и Гарри Северусом, но говорил только на благородной, родной ему сызмальства латыни.

- Квотриус, путеводная звезда моя, отчего отказываешься ты изъясняться языком варваров сих, держа меня за толмача, меня - высокорожденного брата своего? Ибо был я уже толмачом в походе нашем на х`васынскх`, но вызвался я стать им по желанию собственному, не по принуждению, как сие заставляешь меня соделывать ты, о биение сердца моего живого, орхидея моя пятилепестковая, но многобутонная, цветущая во все времена года.

Квотриус заметно смутился, и у Снейпа пояилась надежда на то, что выйдет по слову его, и брат заговорит на ломаном, но таком… доступном ему языке, а ему, Севу, не придётся больше подрабатывать бесплатно и бесцельно переводчиком трудных для понимания сакса словес.

Старец лишь пожамкал почти беззубым ртом на речь Северуса - настолько ему показались слова диковинного этого языка длинными и такими… твёрдыми, более, чем своя собственная речь.

А он ведь ведал и мягкое, х`ыкающее наречие туземцев, так, немного, чтобы было, чем приручить их и приструнить в случае чего. Например, при выражении недовольства с их, рабской, стороны. А рабы гвасыдах вполне так себе имели право голоса в решении бытовых вопросов, касающихся ведения хозяйства.

Так, бывалые, со стажем, раб или рабыня могли перебить и переучить свою благородную молодую Мастх`эритсу коптить что-то мясное.

В особенности гвасыдах были мастера на разделку баранины, полосование её на тонкие, почти светящиеся, право же, огрызки какие-то, но именно из этих разваренных тонких полосок, добавленных в суп или кашу, исходил такой приятный смачный запах, будто бы от свежего барана.