Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца - Гай Кей

— Все должно быть сделано аккуратно и тихо, — сказала нервно женщина по-арбоннски с акцентом. — Она велела мне это передать.

— Я обычно не создаю большого шума своим кинжалом, — ответил мужчина насмешливым тоном. Его голос был низким и уверенным.

— Ты не понимаешь. Это не должны связывать с ней. От трупа необходимо будет избавиться, и чтобы никто ничего не узнал. Она сказала, что будет лучше, если он даже не увидит тебя, чтобы он не закричал.

— А! Она его чем-то займет? И он отключится от всего окружающего мира? Такие вещи ее возбуждают? А после у меня появятся и другие обязанности?

— Нет необходимости быть вульгарным, — чопорно ответила женщина.

Мужчина тихо рассмеялся.

— Не бойся. Я буду следовать приказам твоей госпожи. Если она хочет ощутить вкус крови, ей придется попросить. Но он должен меня увидеть, или все это лишается смысла. Он должен знать, кто его прикончит.

— Он может позвать на помощь. Мы не можем допустить…

— Не позовет. Этот человек не из тех, кто зовет на помощь. И у него будет для этого мало времени, я обещаю. Пойдем, какая дверь? Дух умершего требует отмщения, я и так запоздал.

Тут они прошли мимо Розалы, отбрасывая за собой тени, а перед тем, как они прошли под факелом в пустом коридоре, Розала отпрянула назад к окну. Жонглер в большом зале внизу пел о бесконечной любви и неутоленной страсти. Ни мужчина, ни женщина не повернули головы, проходя мимо. Она их не знала. У двери неподалеку их шаги замерли. Затаив дыхание, Розала слегка подалась вперед. Она увидела, как мужчина улыбнулся и вытащил из-за пояса кинжал. Он открыл дверь и скользнул внутрь, двигаясь по-кошачьи бесшумно и грациозно. Дверь за ним закрылась. Из комнаты не донеслось ни единого звука. Женщина секунду колебалась, и Розала увидела, как она сделала быстрый жест, отводящий беду, а потом быстро пошла прочь по коридору и вниз по другой лестнице в его дальнем конце.

В коридоре было тихо, если не считать далекого голоса певца, печального и мелодичного. Розала прижала ладони к щекам. Сейчас произойдет нечто ужасное. Она знала, что может закричать, позвать на помощь, и, возможно, помощь придет вовремя, но более вероятно, опоздает.

Она была не из тех женщин, которые зовут на помощь.

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться и решить, что делать. Ее первой и единственной обязанностью было охранять Кадара и заботиться о собственной безопасности, так как она — его единственная защита в этом мире. Этого нельзя отрицать, как и тот выбор, которого требовал этот факт.

Розала де Саварик встала, посмотрела назад вдоль длинного коридора, где спал ее новорожденный сын, и решительно зашагала в противоположном направлении. Она была дочерью своего отца и не станет молча сидеть в оконной нише или поворачиваться спиной и не позволит убить человека в замке, который стал для нее убежищем.

Она случайно знала, в чьи покои только что вошел человек с кинжалом. Смешанные ароматы пряностей и духов стояли в коридоре с тех пор, как прибыла эта гостья. Жрица и кормилица говорили о ней беспрестанно в течение двух дней. Розала помедлила перед дверью столько, сколько понадобилось, чтобы в последний раз оглянуться в сторону комнаты Кадара, потом расправила плечи жестом, который унаследовала от матери, открыла дверь комнаты Люсианны Делонги и шагнула внутрь.

Дауфриди и его свита покинули гостиницу первыми. Бертран дал им некоторое время, затем и они поскакали назад, в Люссан, сначала под деревьями, а потом вдоль западного берега реки под голубой луной. Как только они миновали городские ворота, герцог собрался расстаться с тремя своими спутниками.

Он посмотрел на Блэза, заколебался, потом улыбнулся волчьей улыбкой при лунном свете:

— Я забыл тебе сказать, сегодня утром приехал барон из замка Бауд. Я подумал, что надо поздороваться с Маллином перед тем, как лечь спать. Передать от тебя добрые пожелания?

Даже после того, что Блэз узнал от Арианы де Карензу прошлым летом, его все еще несколько смущала неуемная энергия Бертрана в этой области. После всего, что только что происходило, едва оставив позади суровые, важнейшие споры о судьбах страны, герцог Талаирский был настроен отправиться бродить в ночи. Блэз пожал плечами.

— Пожалуйста, сделай это, — пробормотал он. — И Соресине, если случайно встретишь ее.

Снова сверкнула улыбка Бертрана.

— Не ждите меня. Рассвет приведет меня к дому, когда наступит утро. — Он всегда так говорил: то был рефрен одной из его собственных давних песен. Он развернул коня и исчез в темноте.

— Можно ли ему ехать одному? — спросил Рюдель. — При данных обстоятельствах? — В этом тоже есть нечто необычайное, подумал Блэз: человек, который заговорил об этом, три месяца назад пытался убить Бертрана.

— Он не один, — тихо ответил Валери, глядя на ту улицу, по которой ускакал его кузен. — Смотрите.

Мгновение спустя они увидели трех всадников, которые выехали из темноты и поскакали вслед за герцогом. Когда они на секунду попали в пятно от света факелов на городской стене, один из них коротко взмахнул рукой; Валери в ответ поднял руку. Блэз узнал форму и немного расслабился: графиня Арбоннская явно намеревалась охранять непутевого герцога.

— Они и в спальни заезжают? — спросил Рюдель. Валери хихикнул и дернул повод.

— В спальнях, мы считаем, он может сам о себе позаботиться.

Рюдель рассмеялся.

— Он знает, что за ним присматривают?

— Возможно, — ответил Валери. — Думаю, его это забавляет.!

— Кажется, его многое забавляет, — согласился Рюдель.

Валери повернулся в седле и взглянул на Коррезе.

— Многое, но не все. Не впадай в заблуждение, если собираешься присоединиться к нам. То, что он говорил Дауфриди сегодня вечером, как он вел себя с ним, — это было настоящее. Многое из того, что он делает сейчас, — это часть давнего бегства.

Ненадолго все замолчали.

— И успешного? — Рюдель Коррезе был исключительно умным человеком. Его голос звучал задумчиво.

Блэз снова вспоминал ту лестницу в замке Бауд, флягу сегвиньяка, передаваемую из рук в руки.

— Я думаю, — нет, — тихо ответил он. — Вот почему он тратит столько усилий. Я думаю, — обратился он к Валери, — что ему давно следовало убить Уртэ де Мираваля.

Лицо Валери было скрыто темнотой, так как они проезжали под аркой, переброшенной через улицу.

— Я тоже, — в конце концов ответил кузен Бертрана. Они снова выехали в сияние голубой луны, льющееся вниз мимо остроконечных крыш домов. — Но мы ведь не поэты, не так ли? И еще был ребенок. — Застарелый гнев звучал в его голосе; угли, подернутые пеплом, но не погасшие.