Сказания о Хиль-де-Винтере - Моранн Каддат

Ночью незнакомец проснулся от лошадиного фырканья и возни. Сразу два коня — рыжий и субтильный чалый — подступили к чаше и, толкаясь, шумно лакали ее содержимое. Человек с трудом отогнал их и принес им воды.

Утро следующего дня застало человека в капюшоне у потухшего костра в окружении трех коней. Они больше не были привязаны к кольцу в камне, но почему-то не могли уйти из пещеры по собственной воле и полукругом лежали вокруг своего нового хозяина, охраняя его сон.

Оставшийся у чаши белый конь тоже лежал, но не от того, что хотел спать, а от того, что попросту не мог, ослабевший, подняться на ноги. Жажда высосала из него все силы, глаза его подернулись мутной пеленой, но он не решался последовать примеру своих братьев. Человека в плаще это бесило. В приступе ярости он хотел было ударить непокорное животное, но быстро взял себя в руки. Он терпеливо ждал, пока белый конь не свесит безвольно голову до земли, а после беспрепятственно влил ему в рот кровавое пойло. Так и непокорный белый конь стал рабом незнакомца.

Когда еще через неделю человек вышел из пещеры, за ним без всяких веревок покорно шли четыре существа, в которых с трудом можно было узнать прежних коней-красавцев. Шкуры у всех четверых потемнели, стали черными, чернее тьмы, чернее самой темной в году ночи, даже лучи солнца, казалось, не могли осветить их, похожих на большие пятна тени. Теперь вряд ли можно было различить, где был белый, а где рыжий конь, они все стали одной масти — вороной. Только влажные глаза серебрились на фоне темных чешуйчатых шкур. Хвосты их свалялись в канаты, стали похожи на хвосты каких-то ящеров, гривы превратились в хребты драконов, что топорщились при каждом шаге их обладателей. Сами кони высохли, превратились в скелеты, непонятно, живые или мертвые, а их копыта заострились и взрывали землю, по которой они ступали, как стальные лезвия. Шли они легко, будто и не было веса в их телах, и время от времени из их ноздрей вырывался пар, но то было не дыхание живого существа в морозном воздухе, а черный дым, как от огня.

Путник был явно доволен проделанной работой. Он хлопнул по крупу одного жеребца, и у того из пасти вырвалось несколько искр.

Человек вывел их на небольшое ровное место в низине между гор. Он очертил вокруг них на земле несколько странных фигур, развел огонь в центре и начал исполнять какой-то странный и сложный ритуал. Он читал заклинания, и четырем животным, которых и конями-то теперь сложно было назвать, это определенно не нравилось, но они не могли перечить своему новому хозяину и стояли неподвижно, словно высеченные из черного обсидиана статуи. Незнакомец бросил что-то в костер, прошептал ключевые слова, и мир вокруг них начал вращаться.

Когда, наконец, сознание вернулось к нему, он обнаружил, что стоит совсем не там, где стоял секунду назад. Вокруг него не было ни камней, ни гор, его окружала какая-то неземная ПУСТОТА, которая тут же наполнила его голову и душу. Воздух, которым приходилось дышать, был не иначе как липким, он чувствовал его на вдохе и выдохе, чувствовал, как он заполнял его легкие. Он был одновременно и обжигающе-острым, и ледяным, как ветер высоко в горах. Мозг не мог вынести всего этого, правильно оценить и понять все, что с ним происходило, ему то хотелось есть, то его мутило, хотелось кричать, но он вдруг понял, что потерял голос.

Трудно было сказать, идет ли он по какой-то твердой поверхности, или ступает по этому самому воздуху, но ничего, кроме Мрака под ногами он не видел. Более того, когда он еще раз посмотрел по привычке под ноги, у него закружилась голова. Небеса клубились светло-серым холодным пухом так низко, как огромная туча, что ему казалось, подними он руку вверх, он мог бы зачерпнуть немного неба.

Вокруг него по-прежнему не было ничего, только сводящий с ума липкий воздух и бесконечный, искрящийся сиренево-серый туман, покрывавший в этом мире все…

Незнакомцу потребовалось немало времени, прежде чем он снова обрел способность мыслить и вспомнил, что прибыл в это странное место не один. С ним были четыре лошади-нелошади. Может, стоило называть их теперь огнедышащими лошадьми или чем-то вроде этого. Но в общем-то это уже не имело никакого значения, потому что больше их с ним не было. Это было абсурдно, что их не было рядом. Несмотря на годы подготовки, кучу сложнейших заклинаний и заклятий, они смогли взять и вот так просто без его ведома исчезнуть в неизвестном направлении. Все было коту под хвост.

Глава 31. Кухонное разоблачение

Прощание с котом вышло более, чем холодным — решила Като, пытаясь дыханием остудить кружку с чаем. Не менее мерзко она себя чувствовала, вспоминая, что шкуру рино пришлось оставить в Ульмском лесу. А вдруг ее кто-нибудь найдет? Да и спускаясь к морю из лесу в Высоких Кручах, мимо кустов фисташек, казалось, все свои силы бросивших на то, чтобы прижаться к горе и не быть унесенными морским ветром— она обнаружила, что хижина Энсеты пуста.

Ведьмино жилище, казалось, еще больше покосилось в сторону моря со времен их последней встречи, и ветер, холодный от соленых морских брызг, разодрал в клочья соломенную крышу. Она обошла дом вокруг, дырявые сети были на том же месте, что и в прошлый раз, только вот самой колдуньи нигде не было видно. Като постучала в изъеденную древоточцами дверь. Только цикады громко трещали где-то в зарослях, недовольные холодным летом в здешних местах.

Наплевав на правила хорошего тона, Като попыталась открыть дверь. Это оказалось несложно — дверь держалась на крючке, никакого замка и в помине не было.

В энсетиной лачуге было темно и сыро, на земляном полу виднелись следы вчерашнего дождя. Крыша, как говорил Гард, защищала только от солнца и помета пролетавших мимо чаек.

Вся посуда и утварь была расставлена по своим местам, кровать старательно застелена пестрым покрывалом из лоскутов. Угли в очаге были специально затушены. Энсета отбыла куда-то по своим делам, и собиралась она явно без спешки.

И теперь, перебирая в памяти детали интерьера ведьминой лачуги, Като пыталась методом дедукции — или каким другим — определить, куда же она могла отбыть?

И надолго ли?

Гарду еще оставаться в облике кота.

Поставив чайную кружку на икеевский стол, на их общей с Кантой кухне, Като листала Книгу. Собираясь в Сеймурию, она предусмотрительно оставила ее в специально для этого открытой банковской ячейке. Теперь же пробежалась пальчиками по такой знакомой обложке — холодной, кожаной и твердой. Привычно открыла страницу 93 — чтобы в очередной раз полюбоваться на карандашный набросок драконо-лошади.

— Это лошадь Айрека.