Иван III - Николай Борисов

Все эти ужасы и расправы не коснулись московских послов. С ними обращались «с честью». Просидев на Городище 6 недель (с 18 мая по 29 июня), они наконец получили официальный ответ новгородского вече: «Что вам своим господином (господам. — Н. Б.) челом бием; а что государи вас, а то не зовем, а суд вашим наместником на Городище по старине, а что вашему суду великих князей, ни ваших тиуном, а то в нас не быти, ни дворище вам Ярославля не даем; на чем ни есме с тобою на Коростыни мир кончали и крест целовали, по тому хотим с вами и жити доконцанию; а котории тобе так ималися без нашего ведома чинити, то ведаешь ты, как их хощешь казнити, а мы их тако же, где которого поймав хотим казнити; а вам своим господином челом бием, чтобы есте нас держали в старине, по целованию крестному» (41, 209).

Впрочем, новгородцы только зря теряли время, ублажая послов и составляя свой осторожный ответ Ивану III. Великий князь давно уже принял решение о новом походе на Новгород и начал его подготовку. Еще 7 июня во Псков приехали московские послы — боярин Иван Зиновьев и великокняжеский дьяк Григорий Иванович Волнин. (Иван Зиновьев был не новичок в псковских делах. Он приезжал сюда послом от великого князя летом 1474 года. Его брат Василий Зиновьев послан был государем поднимать псковичей на Новгород летом 1471 года. По-видимому, великий князь уже наладил среди своих бояр нечто вроде «специализации» в той или иной области.) От имени своего правителя они велели псковичам объявить войну Новгороду. Однако умудренные горьким опытом ведения дел с Иваном III, псковичи не стали начинать столь серьезного дела по одному лишь уведомлению московских послов. Они решили отправить в Москву своих послов для встречи с обоими великими князьями — «а сами от них услышим, как нам о всем том укажуть своими усты» (41, 210). Вероятно, псковичи решили воспользоваться ситуацией и выторговать себе какие-нибудь уступки. Московские послы покинули Псков 15 июня 1477 года. Псковское посольство выехало в Москву 21 июля. Обратно оно возвратилось 27 августа. Легко заметить, что все эти события разворачивались медленно. Обе стороны явно тянули время. Однако такая медлительность была частью разработанного в Москве сценария. Князь Иван знал, что, получив его приказ о начале войны, псковичи немедленно известят об этом Новгород. Действительно, едва узнав о его решении, псковичи отправили посольство в Новгород. Следуя условиям мирного договора, они давали знать соседям обо всем случившемся и предлагали выступить в качестве посредников на переговорах с Москвой. Однако новгородцы высокомерно отказались от услуг псковичей, заявив, что тем прежде следует, как встарь, дать клятву в верности Новгороду.

Все эти повороты событий, несомненно, были заранее просчитаны в Москве. Иван III не случайно раньше времени всполошил псковичей. Повторялся вариант психологического давления на Новгород, оправдавший себя еще в ходе летней кампании 1471 года. Новгородцам было дано время, чтобы, пережив прилив энтузиазма, они успели в полной мере осознать надвигавшуюся на них опасность.

Между тем в Москве уже разворачивалась подготовка к войне. Великий князь обсудил этот вопрос с митрополитом и архиереями, на семейном совете — с участием матери и братьев, с ближними боярами. Желая заручиться поддержкой небесных сил, а также вновь поднять знамя «священной войны» с вероотступниками, Иван III совершает молебны в соборах, ездит на богомолье по московским и подмосковным монастырям. За небесным не забывали и о земном: скорый гонец привез из Твери согласие тамошнего князя Михаила Борисовича принять участие в походе.

Устрашенные новгородцы отправили в Москву своего гонца с просьбой дать «опас» (разрешение на проезд), гарантию безопасности архиепископу Феофилу и новгородским боярам для приезда на переговоры. Однако время переговоров уже прошло. По приказу Ивана III новгородский посланец был задержан московским наместником в Торжке. Ему велено было ждать здесь до тех пор, пока сам великий князь не явится в Торжок.

30 сентября 1477 года Иван III отправил в Новгород «складную грамоту» — извещение о формальном разрыве отношений и начале войны. Тогда же из Москвы начали выходить передовые отряды великокняжеского войска. Его точная численость неизвестна. Однако летописи сообщают, что на войну, помимо обычных боевых сил, призваны были ополченцы со всех городов Северо-Восточной Руси.

В четверг 9 октября государь покинул Москву и направился в Новгород — «за их преступление казнити их войною» (18, 207). В столице князь оставил своего сына и соправителя Ивана Молодого.

Летописи вновь, как и в описании похода 1475–1476 годов, прекрасно информированы о деталях: маршрутах отдельных отрядов, именах воевод, точных датах событий. Очевидно, перед нами не просто результат путевых записок кого-то из участников похода. За этой наблюдательностью угадывается нечто большее: кажется, в Москве уже действовало некое военное ведомство (зародыш будущего Разрядного приказа), следившее за службой каждого из представителей московской знати.

Основная часть армии, во главе которой находился сам Иван III, двигалась от Москвы на Волок Дамский, далее через Лотошино и Микулин (нынешнее село Микулино Городище) к Торжку. Между тем у новгородцев стали сдавать нервы. Они лихорадочно искали путей к примирению. В Торжок, где уже сидел под стражей первый новгородский посол, прибыл второй. Но и его постигла участь первого.

В воскресенье 19 октября Иван III торжественно въехал в Торжок. Здесь к нему явились новгородские бояре Лука и Иван Клементьевы «и били челом великому князю в службу» (18, 207). С этого времени число перебежчиков, спешивших изъявить свою готовность служить Государю, все возрастало и возрастало. На каждом стане ему «били челом» новые представители новгородской знати.

2 ноября, находясь на стане Турны, Иван III получил неприятное известие от послов, прибывших из Пскова. 10 октября там вспыхнул страшный пожар, испепеливший большую часть города. (Пожар, конечно, мог быть и случайностью. Но не исключено и то, что «красный петух» был подпущен умышленно, с целью сорвать участие псковичей в походе на Новгород.) Псковские послы, величая Ивана «государем», извещали о том, что его приказание исполнено и Новгороду официальным образом объявлена война. Вместе с тем они сообщали, что «нынеча по нашим грехом весь город Псков выгорел» (31, 312). В этом известии ясно звучал намек: в таких тяжелых обстоятельствах псковичам невозможно идти на войну.

Однако князь Иван сделал вид, что не понял псковских намеков. Вместо снисхождения государь дал им нового воеводу — князя Василия Васильевича Бледного Шуйского. Он отличался от своего полного тезки и дальнего родственника, сидевшего в Новгороде давнего врага Москвы князя Василия Васильевича Гребенки Шуйского, не только прозвищем. Главное достоинство Бледного состояло в том, что он происходил из той ветви Шуйских, которая давно уже примирилась с Москвой. Родной дядя Бледного, Федор Юрьевич Шуйский, был по поручению Ивана III псковским князем-наместником в 1467–1471 годах, а двоюродный брат, Василий Федорович Шуйский (сын Федора Юрьевича), водил на Новгород псковскую рать в 1471 году.