Искры на воде (сборник) - Вячеслав Павлович Архипов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ещё положить?
— Нет, благодарствую, я наелся.
— Вот ещё молочка кружку выпей, тогда точно сильным будешь.
Родион улыбнулся её словам, взял кружку с молоком и горбушку
хлеба.
— Родя! Как хорошо, что ты здесь! — сказала Лизавета, вбежав на кухню. — Ты не знаешь, я по тебе скучала, а ты? Мы-то в гостях с матушкой были в Тинской, вот. Ты разве не знал?
— Нет, не знал.
— Ехать страсть как далеко! Едешь, едешь, а дорога не кончается, а лес большой и страшный. — Лиза говорила без умолку, не давая вставить слово.
Она рассказала, что гостила у бабушки, что у неё есть там кузина, но большая, как Родион. Что они подружились, вместе гуляли и слушали сказки, которые по вечерам рассказывала бабушка.
Родион слушал Лизу, держа в руках хлеб с молоком.
— Дай мне немного хлебца, — вдруг попросила девочка. — Ты поделишься со мной?
Родион поставил кружку, разломил кусок пополам и протянул оба куска девочке. Она выбрала себе меньший и стала с удовольствием жевать душистый мякиш.
— А можно мне немного молочка? — попросила она и виновато улыбнулась.
Они ели хлеб, по очереди запивая его молоком из одной кружки. Подошла Никитична с кринкой и подлила молока, а потом принесла ещё хлеба.
«Глянь, что творится: маленькая, а сердце имеет. Нестор-то пакостным рос, только и смотри за ним, а эта нет, — думала старая повариха. — Чисто ангел, а не девочка. Просто удивительно, как она привязалась к мальчонке».
— Лиза! — прибежала Аннушка, — пойдём, лапушка, матушка кличет.
— Ладно, я в другой раз приду, — сказала девочка. — Ты будешь меня ждать?
— Буду, — кивнул Родька.
Когда Лиза ушла, Родька поднялся и тоже направился к выходу.
— Утром зайди к хозяину, он ждёт тебя, — сказала Никитична.
— Зачем?
— Зайдёшь, узнаешь.
— Ладно.
— Иди ложись спать сегодня пораньше, сил моих нету на тебя смотреть такого.
Родион устроился на своём месте и моментально уснул.
Утром Родька, сжимая шапку в руках, вошёл в кабинет к Хру- стову. Тревожно было на душе у подростка, первый раз без брата ему приходилось разговаривать с хозяином. Зачем позвал Илья Саввич, ему никто не объяснял, разное передумал Родион, когда проснулся утром.
— Здравствуйте, — сказал Родион.
Хрустов посмотрел на мальчика, вспоминая, зачем позвал его, потом спросил:
— Тяжёлая у тебя работа? Справляешься?
— Ничего, справляюсь. Ничего, — повторил он, удивляясь вопросу.
— Не обижают? — спросил хозяин.
Ему не нужен был этот парнишка, а на его брата имелись виды, поэтому и за этим надо приглядывать. Не хватало, чтобы из-за мелочей дело встало.
— Не обижают, — пробормотал парнишка, совсем растерявшись.
Такие вопросы задавал только брат.
— Знаешь Митрича, он нам рыбу приносит?
— Знаю. — Родион вспомнил высокого худого старика, приходившего с плетёной корзиной, прикрытой травой.
— Пойдёшь к нему, скажешь, что будешь помогать ему, пока передых есть, а покосы начнутся, опять будешь по хозяйству работать, а может, и на покосе волокуши таскать. Там видно будет. Снедь станешь брать на кухне, я распоряжусь. Понял?
— Да.
— Иди.
На кухне он рассказал Никитичне разговор с лавочником.
— Ты, Родя, иди, — сказала повариха, — отдохнёшь маленько, сил наберёшься. Успеешь наработаться.
— Как же я пойду, я и рыбачить не умею, я только с удочкой, а они сеткой рыбачат.
— Там ума много не надо, это не поле пахать, будешь помогать Митричу, он добрый дядька. Он справляется один, а вдвоём подавно справитесь. Подожди его здесь, он скоро придёт, рыбу принесёт, а я тебе приготовлю котомку. По утрам будешь брать еду на весь день, а там уж сам справляйся.
Митрич пришёл со своей корзиной, которую подал кухарке, а сам присел на завалинку. Поварихи не было несколько минут, она подала старику корзинку, в которой вместо рыбы лежал свёрток.
— Митрич, возьмёшь с собой парнишку, Илья Саввич попросил.
— К чему? Я и один управляюсь.
— Возьми, сирота-парнишка, не след обижать, подкормится да отдохнёт подальше от хозяйских глаз, а то умаялся.
— Ну, раз барин просил, тогда что ж, тогда пойдём. Как кличут тебя?
— Родька, — пробормотал парнишка.
Ему совсем не нравилось, что с ним обращаются, будто с маленьким, не понравилось и то, как старик посмотрел на него, словно на дырку в заборе.
— Родион, значит. Ну-ну. Бери, Родион, корзину да пойдём отдыхать.
Они так и шли по деревне: впереди старик, за ним с котомкой за плечами и с корзинкой в руках шагал Родион.
Лодка-долблёнка с нарощенными бортами лежала на песчаной косе, привязанная верёвкой за валёжину. Митрич отвязал лодку и столкнул её на воду. Родион, привыкший к самостоятельности, быстро бросил поклажу в лодку и пристроился рядом. Старик удивлённо посмотрел на мальчишку и покачал головой.
Через четверть часа они уже пристали к небольшому островку. Здесь для лодки был вбит кол, за него привязывали верёвку, а дальше еле приметная тропинка вела к небольшому шалашу в глубине острова. Шалаш, построенный из жердей, был покрыт лапником, внутри устелено тоже лапником и сеном. Трава возле шалаша выкошена, чтобы меньше водилось комаров-кровососов. Недалеко было кострище, ещё дымившееся, рядом сложен сушняк. Вытащив из шалаша котелок, Митрич подал Родьке:
— Принеси воды, сейчас чаю сообразим. Любишь чай?
— Пью.
— То-то, что пью, чай понимать надо. От чая вся сила у человека. Я чай сам делаю.
Митрич взял котелок, положил в него разных травок и повесил на костёр.
— Это хорошо, что ты не шибко разговорчивый, а то я не люблю, когда много шуму — и всё без дела.
Когда Родька попытался отнекиваться от чая, Митрич насильно всучил ему кружку и сказал:
— Горячий. Ты, парень, смелей будь. Сказано тебя подкормить, вот и будем кормить, через неделю не только одёжка, а и щёки потрескаются, — сказал он и ухмыльнулся своей шутке.
После чая старик полез в шалаш:
— Ты, Родион, натаскай дров, тут они по всему острову, а потом тоже поспи, у нас вся работа будет ночью, уж тогда не зевай.
Родька, не привыкший к безделью, пошёл осматривать остров, заодно поискать дров. Остров был небольшой: с одной стороны весело журчала по камушкам маленькая протока, с другой стороны катила свои воды своенравная Бирюса. Вскоре Родька нашёл место, где рыбачили удочками. Здесь у самого берега раскинулась большая валёжина,
