Ватага. Император: Император. Освободитель. Сюзерен. Мятеж - Прозоров Александр Дмитриевич

– Как можно простить богохульство за плату? – возмутился Хафизи Абру.

– Сие искусство называется «индульгенцией», – охотно просветил его Вожников. – Грехи по прейскуранту.

Вместе с Егором, сарацином и шевалье, поддавшись любопытству, увязались невольница географа и елецкий княжич – но те промолчали. Свита шевалье Изабеллы осталась в трактире, в котором путники остановились накануне вечером. Вино и буженина показались ее слугам более интересным развлечением, нежели ремесленники от черной магии.

– К кому заглянем? – спросил Егор, для которого надписи под вывесками и на дверях двухэтажных домиков с толстыми тесовыми дверьми были тайной за семью печатями. – Вот здесь что написано?

– Великий и непревзойденный… – начал читать сарацин. – Доктор философии…

– Философия – это не то.

– А здесь звездочет, – указала на другую сторону улицы женщина.

– Нужно искать самый богатый дом, – предложил Пересвет. – Коли алхимик умелый, то уж всяко нищим быть не может.

– Да ты сама мудрость, прохвост! – похвалил его Вожников.

Они миновали еще несколько зданий, пока шевалье Изабелла не указала вверх:

– Вроде как черепица новенькая. Недавно стелили. Стало быть, золотишко у хозяина имеется.

– «Философский камень в порошке. Золото из свинца своими руками», – прочитал Хафизи Абру вырезанную прямо на двери надпись. – Вельми интересно, други. Нечто так просто сие?

– Стучи, – кивнул Пересвету Вожников.

Тот с готовностью подскочил, развернулся и стал колотить пяткой в дверь.

Вскоре изнутри послышались громкие выкрики, и через минуту на пороге появился старик в длиннополом сиреневом балахоне с накинутым на седую голову капюшоном. Длинная узкая борода, белая и пушистая, как тополиный пух, опускалась на грудь, путаясь среди россыпи небольших серебряных амулетиков, висящих на шее, подобно бусам.

– Чего желают уважаемые гости? – хрипло спросил хозяин.

– Почем камнями философскими торгуешь? – весело поинтересовался Егор, хотя на самом деле ему было немного не по себе.

– Десять флоринов унция, – не моргнув глазом ответил старик. – Достаточно для превращения в золото полуфунта свинца25.

– Не обманываешь? Настоящий философский камень?

– А платить чем у вас есть?

Вожников расстегнул поясную сумку, вытянул кошель, показал алхимику несколько цехинов. Тот сверкнул глазами и посторонился, пропуская гостей.

Внутри дом выглядел чистым, ухоженным. Перестеленные свежей доской полы, обитые расписанным полотном стены. Ведущая наверх лестница сверкала новеньким лаком. Однако алхимик повел гостей не вверх, а вниз, в подвал, негромко бормоча:

– Таинства сии токмо под землей твориться могут. Обязательно надобно ниже пашен ближних оказаться, и над головой не меньше локтя земли насыпать. Иначе законам мира живого элементы подчиняются, нам же надобен закон плутониев…

Хафизи Абру вытянул шею, идя за стариком шаг в шаг и старательно прислушиваясь.

Лаборатория алхимика была совсем небольшой, примерно десять на десять шагов. Два стола, несколько реторт, сундуки вдоль стен. Под потолком развешаны крылья летучих мышей, пучки трав, толстые короткие деревянные палочки, крысиные хвосты и прочий пыльный мусор. Жаровен на столах имелось три, но угли тлели только на одной, рядом с которой стояли небольшие ручные мехи.

– Главная тайна камня философского в том заключена, – размеренно стал объяснять алхимик, – что хранить его надобно под землей, от законов божьего мира оберегая. И с места на место токмо ночью перевозить. Коли хоть ненадолго среди дня он окажется, то разрушается мгновенно, пылью серой становится. Но и подземный мрак ему опасен, ибо на силу, энергию этого каменного эликсира все окрестные духи, демоны и прочие порождения тьмы стягиваются. Потому беречь его не просто под землей надобно, но в воде освященной, каковая от дияволовых порождений его спасает…

За разговором старик запалил от жаровни свечу, поставил в трехрожковый подсвечник, потом вторую. В подвале стало немного светлее. Кряхтя, алхимик открыл один из сундуков, достал из него вместительную бутыль, в которой плавала бутылочка поменьше, выловил, открыл, вытряхнул замшевый узелок, развязал, показал россыпь гранул, похожих на растворимый кофе, тут же завязал снова, кинул в бутылочку, а ту – в бутыль.

– Долго показывать не могу, – пояснил он. – Окрест лаборатории моей уже давно бесы десятками бродят. Так и норовят камень лапами своими ухватить. Коли купите, с бутылью святой воды вместе отдам. Тогда не доберутся.

– Чем докажешь, что это действительно камень философский? – сурово поинтересовался Вожников.

– Сие несложно. Могу у вас на глазах свинец в золото обратить. Однако же порошок из камня дорог. Коли хотите проверку учинить, за три щепоти платите. Цехин, не менее.

– Хорошо, – полез в поясную сумку Егор. – Раз уж пришли, торговаться не станем. Доказывай!

На стол тяжело упала золотая монета.

– Немного терпения! – повеселел алхимик.

Нырнул в один сундук, вытянул несколько железных тиглей, увесистый мешочек со свинцовой дробью. Поработал мехами, раздувая жаровню, подбросил углей, подул еще. Поставил сверху тигель, насыпал в него горсть дроби. Покрутился еще, хватаясь то за реторты, то за травы, но вернулся назад, принялся поднимать и опускать рукоять мехов. Угли быстро разгорелись, тигель начал потихоньку краснеть, но прежде чем его донышко раскалилось, дробь вдруг начала сначала оседать, а затем тонуть в сверкающей лужице на дне.

Старик, принюхавшись, опять побежал по подвалу, схватил в углу кузнечные клещи, сцапал ими тигель, склонил над соседним. Через изгиб на стенке стекло наружу немного расплавленного металла.

– Видите, един токмо свинец, и сверху, и внизу, – пояснил алхимик, что именно доказал, вернул тигель на угли, торопливо плеснул отлитый свинец обратно. – Теперь возьмем щепоть порошка из философского камня…

Старик слазил в бутыль, достал чуток состава, бросил его в свинец, вернул сверток обратно в святую воду, сдернул с крючка палочку, небрежно помешал ею расплав. В подвале запахло горелым, от тигля вверх потянулась струйка дыма. Отбросив обугленный черенок, алхимик снова взялся за кузнечные щипцы, снял свинец. Прикусив губу, наклонил плошку над другой, через изгиб опять потек металл. Но не тот, что сверху, а нижний, более тяжелый… желтый, сверкающий чистотой.

Изабелла и сарацин изумленно охнули, Пересвет отчего-то схватился за ухо, Дарья облизнулась. Егор тоже зачесал рукой в затылке, не веря собственным глазам. Все его нутро буквально восставало против однозначного факта, продемонстрированного алхимиком: часть свинца из тигля прямо вот сейчас стала золотом! Превратилась из одного химического элемента в другой без использования ускорителей, облучателей, реакторов и центрифуг! Это было фактом – однако же все нутро образованного человека из двадцать первого века восставало против реальности!

Сглотнув, Вожников раскрыл сумку, выложил на стол второй цехин и потребовал:

– Сделай еще раз!

Старик весело хмыкнул, вернул еще не застывший свинец на жаровню, пару раз пшикнул мехами, слазил за порошком, кинул щепотку, спрятал бутылочку, снял с крючка палку, занес над тиглем – и тут его руку перехватил Вожников:

– Почему ты деревяшкой мешаешь? – поинтересовался он. – Она же испортится! Нечто железной лопатки не купить?

– Дерево живое, железо мертвое, – попытался объяснить алхимик, но Егор уже вывернул палочку из его рук.

Взвесив в руке, удивленно вскинул брови:

– Чего это она у тебя такая тяжелая? Дерево по имени чугуний?

Молодой человек положил палочку на стол, взял один из тиглей и с размаху ударил по торцу. Послышался треск, щепа полетела в стороны, и в свете свечей блеснул желтый благородный металл.

– Вот и вся трансмутация, – удовлетворенно перевел дух Егор. – Когда он палкой свинец мешает, золото плавится и вытекает. Деревяшка же при этом сгорает, и все, никаких следов.