Большие надежды (без указания переводчика) - Чарльз Диккенс

— Нѣтъ, отвѣчалъ я, онъ никогда объ этомъ и не думалъ, онъ и не воображаетъ, что дочь его жива.

Но на этотъ разъ Джаггерсъ измѣнилъ себѣ. Мой отвѣтъ былъ столь неожиданъ, что онъ положилъ платокъ въ карманъ, не исполнивъ обыкновеннаго процеса сморканія, и, скрестивъ руки, пристально посмотрѣлъ на меня.

Я разсказалъ ему тогда все что зналъ, и откуда имѣлъ всѣ эти свѣдѣнія. Я только умолчалъ о Уемикѣ, и оставилъ его думать, что я узналъ подробности, переданныя мнѣ Уемикомъ отъ миссъ Гавишамъ. Я все еще боялся смотрѣть на Уемика, и только окончивъ свой разсказъ и помѣнявшись взглядами съ Джаггерсомъ, я взглянулъ на него. Онъ сидѣлъ согнувшись и вперивъ глаза въ столъ.

— А-а! наконецъ произнесъ Джаггерсъ, подходя къ столу. — На чемъ мы остановились Уемикъ, когда вошелъ мистеръ Пипъ?

Я не могъ позволить, чтобъ со мною такъ обошлись, я горячо протестовалъ и просилъ Джаггерса быть со мной откровеннѣе. Я напомнилъ ему, какъ долго я заблуждался, какъ тѣшилъ себя несбыточными надеждами, и какъ я теперь сдѣлалъ важное открытіе; я даже далъ ему понять, что теперешнее безпокойное состояніе моихъ мыслей можетъ имѣть дурныя послѣдствія. Я говорилъ, что кажется заслуживаю взаимной откровенности съ его стороны. Я невиненъ; не подозрѣвалъ его ни въ чемъ, а только хотѣлъ узнать отъ него всю правду. А если онъ спроситъ, зачѣмъ я этого хочу, какое право я имѣю требовать отвѣта отъ него, то я скажу, хотя ему, быть-можетъ, дѣла нѣтъ до подобныхъ грезъ, что я любилъ Эстеллу, горячо и долго, и теперь, когда я потерялъ ее, мнѣ дорого все, что до нея касается. Видя наконецъ, что Джаггерсъ стоитъ молча и остается неумолимъ, несмотря на мой страстный порывъ, я обратился къ Уемику.

— Уемикъ, воскликнулъ я: — я знаю, у васъ доброе сердце. Я видѣлъ вашъ веселый домикъ, вашего стараго отца; я видѣлъ, какъ вы мило и пріятно проводите время у семейнаго очага. Умоляю васъ, заступитесь за меня, скажете мистеру Джаггерсу, что онъ долженъ быть со мною откровеннѣе!

Я никогда не видалъ страннѣе взглядовъ, чѣмъ тѣ, какими помѣнялись теперь Джаггерсъ съ Уемикомъ. Сначала я ужаснулся, думая, что Джаггерсъ тотчасъ же выгонитъ Уемика, но я скоро успокоился: на губахъ Джаггерса показалось что-то въ родѣ улыбки, и Уемикъ ободрился.

— Это что значитъ? спросилъ Джаггерсъ:- у васъ старикъ отецъ, и вы мило и пріятно проводите время?

— Ну, такъ что жь? отвѣчалъ Уемикъ. — Я его сюда не таскаю, и здѣсь не веселюсь.

— Пипъ, сказалъ Джаггерсъ, взявъ меня за руку и открыто улыбаясь: — этотъ человѣкъ, должно-быть, самый хитрѣйшій обманщикъ во всемъ Лондонѣ.

— Ничуть не бывало, подхватилъ Уемикъ, становясь все бойчѣе-и-бойчѣе:- я думаю, вы по этой части никому не уступите.

Они опять посмотрѣли другъ на друга такъ же странно, какъ сначала. Каждый изъ нихъ видимо боялся попасть въ ловушку.

— У васъ веселый и пріятный домъ, началъ снова Джаггерсъ.

— Если это не мѣшаетъ моимъ занятіямъ, то пускай онъ веселъ и пріятенъ, отвѣчалъ Уемикъ. — А вотъ какъ я на васъ посмотрю, сэръ, такъ, право, не удивляюсь, если и вы теперь только думаете и заботитесь о томъ, чтобъ устроить себѣ пріятный домикъ и у домашняго очага отдохнуть отъ столькихъ лѣтъ работы.

Мистеръ Джаггерсъ покачалъ головою раза три и вздохнулъ.

— Пипъ, сказалъ онъ: — мы не станемъ говорить о грёзахъ, вы болѣе насъ знаете о такихъ вещахъ. Вы испытали все это еще такъ недавно; но о дѣлѣ я скажу вамъ мое предположеніе. Помните, это только предположеніе, я ничего не утверждаю.

Онъ подождалъ, пока я сказалъ, что очень-хорошо понимаю, что его слова будутъ только предположеніемъ, и потомъ продолжала

— Вотъ, видите ли, Пипъ, предположимъ, что какая-нибудь женщина въ такихъ точно обстоятельствахъ, какъ вы только-что говорили, скрыла своего ребенка. Положимъ, что она должна была открыть это своему адвокату, которому необходимо было, для ея же защиты, знать всю правду о ребенкѣ; предположимъ, что ему въ то же время было поручено пріискать воспитанницу богатой барынѣ…

— Понимаю, сэръ.

— Положимъ далѣе, что адвокатъ этотъ жилъ посреди разврата и порока, и что все его знаніе о дѣтяхъ сводилось къ тому, что они рождаются для униженія и погибели. Положимъ, что онъ часто видѣлъ, какъ судили дѣтей за уголовныя дѣла; видѣлъ, какъ ихъ запирали въ тюрьмы, сѣкли и ссылали. Положимъ, наконецъ, что онъ считалъ дѣтей только зародышемъ тѣхъ птицъ, которыя попадутся въ его сѣти и которыхъ придется обвинять или защищать; онъ зналъ, что они растутъ только для того, чтобъ ихъ судили, допрашивали, вѣщали.

— Понимаю, сэръ.

— Теперь положимъ, Пипъ, что нашелся хорошенькій ребенокъ, котораго можно было спасти; отецъ его полагалъ умершимъ, а мать не смѣла противиться. Адвокатъ ея имѣлъ право ей сказать: «Я знаю, что ты сдѣлала и какъ ты это сдѣлала. Вотъ какъ ты начала драку, котъ какъ тебѣ сопротивлялись; вотъ и средства, употребленныя тобою, чтобъ отвести подозрѣнія. Я все знаю, и прямо тебѣ это говорю. Разстанься съ ребенкомъ; конечно, если нужно будетъ его представить для твоего оправданія, то я его представлю. Отдай мнѣ ребенка, а я употреблю всѣ средства, чтобъ оправдать тебя. Если ты будешь спасена, ребенокъ твой спасенъ; если погибнешь, ребенокъ все-таки спасенъ». Положимъ, что она согласилась, отдала ребенка и ее оправдали.

— Я совершенно васъ понимаю, сэръ.

— Но я ничего не утверждаю; помните, все это одно предположеніе.

— Одно предположеніе, повторилъ я.

То же сдѣлалъ и Уемикъ.

— Положимъ, Пипъ, что страсти и боязнь смерти нѣсколько потрясли умственныя способности этой женщины, и когда ее выпустили на свободу, она уже была не въ-состояніи жить на свѣтѣ, а скрываясь отъ людей, поселилась у своего адвоката. Предположимъ, что онъ взялъ ее къ себѣ и обуздывалъ всякую вспышку ея страстей тою огромною властью, которую онъ надъ нею пріобрѣлъ. Понимаете ли вы вполнѣ мои слова?

— Совершенно.

— Ну-съ, положимъ теперь, что ребенокъ выросъ и вступилъ въ бракъ изъ денежныхъ разсчетовъ; положимъ, что отецъ и мать еще не умерли и живутъ, не зная другъ друга, на разстояніи извѣстнаго числа миль, или, пожалуй, саженъ. Усвойте себѣ хорошенько это послѣднее предположеніе.

— Хорошо.

— Я прошу и Уемика устроить себѣ хорошенько это предположеніе.

— Хорошо, отвѣчалъ также Уемикъ.

— Ради кого же, продолжалъ Джаггерсъ:- откроете вы теперь эту тайну? Ради отца? Но я не думаю, чтобъ и теперь онъ сталъ лучше обходиться съ матерью ребенка. Ради матери? Но я полагаю, послѣ того, что она сдѣлала, она сохраннѣе тамъ, гдѣ живетъ. Ради дочери? Но врядъ-ли открытіе ея родителей принесетъ ей пользу; оно только подвергнетъ ее на всю жизнь позору и униженію, отъ котораго она избавилась двадцать лѣтъ назадъ. Но предположите еще, что вы ее любили, Пипъ, что она была предметомъ вашихъ грёзъ, которыхъ, увы! питаютъ иногда и люди, отъ которыхъ во менѣе веего ожидали бы подобнаго чувства. Предположите это, и я вамъ скажу (вы со мною навѣрно согласитесь, если только хорошенько подумаете), что лучше вамъ отрубить себѣ правою рукою вашу лѣвую руку, и потомъ попросить Уемика отрубить и правую, чѣмъ открыть эту тайну.

Я посмотрѣлъ на Уемика; онъ серьёзно дотронулся пальцемъ до губъ, то же сдѣлали и мы съ Джаггерсомъ.

— Ну, Уемикъ, сказалъ тогда Джаггерсъ обыкновеннымъ своимъ тономъ:- на чемъ же мы остановились, когда вошелъ мистеръ Пипъ?

Они принялись за работу. Я постоялъ нѣсколько времени у стола и замѣтилъ, что они опять повременамъ какъ-то странно смотрѣли другъ на друга; но теперь въ ихъ взглядахъ видно было, что они сознавали, что оба высказали себя слабыми и измѣнили своей офиціальной роли. Вѣроятно, поэтому-то они теперь такъ строго держались этой роли: Джаггерсъ поражалъ своимъ холоднымъ, диктаторскимъ тономъ, а Уемикъ исполнялъ всѣ приказанія въ ту же минуту и съ невозмутимымъ хладнокровіемъ. Я никогда не видалъ ихъ въ такихъ натянутыхъ отношеніяхъ, потому-что обыкновенно они ладили очень-хорошо.

Но вскорѣ, къ ихъ счастію, въ комнату вошелъ Майкъ, кліентъ Джаггерса, въ мѣховой шапкѣ, котораго я видѣлъ еще при первомъ посѣщеніи мною Джаггерса. Этотъ человѣкъ какъ-то постоянно попадался въ Ньюгетъ, или самъ или кто-нибудь изъ его семейства; теперь онъ пришелъ объявить, что его старшую дочь поймали въ воровствѣ. Пока онъ передавалъ это извѣстіе Уемику, Джаггерсъ величественно стоялъ передъ огнемъ и не обращалъ на него вниманія. Окончивъ свой разсказъ, Майкъ прослезился.

— Что ты? спросилъ Уемикъ съ необыкновеннымъ отвращеніемъ. — Ревѣть сюда пришелъ, что-ли?

— Нѣтъ, мистеръ Уемикъ, пробормоталъ Майкъ.

— Какъ ты смѣешь! продолжалъ Уемикъ. — Ты лучше и не ходи сюда, если не можешь слова сказать, не заревѣвъ, какъ старая баба. Что ты этимъ хочешь сказать, а?

— Человѣкъ не всегда можетъ совладать съ своими чувствами, мистеръ Уемикъ, произнесъ Майкъ.