Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика - Сергей Голяков

— Справедливо.

Зорге тоже подошел к карте. Подумал: "Весь мир смотрит сейчас на эти листы…".

Генерал повел указкой:

— Видишь, как успешно развивается наступление? Наши танки уже в Орле. До Москвы осталось триста сорок километров. Неделя.

— Вы в этом уверены?

— Максимум — две. Позавчера фюрер в обращении к войскам сказал: "Начинается последняя, решающая битва этого года".

— Осмелюсь напомнить: по этому же пути шел и Наполеон.

— Что ж, он и взял Москву.

— А что было потом?

Отт строго взглянул на собеседника:

— Странные речи… Наш фюрер — величайший полководец в истории всех времен и народов. Сравнивать его с каким-то Наполеоном!

Зорге кивнул:

— Безусловно, сравнение неуместно. Но Москва — это Москва.

Посол не понял и согласился:

— Да, теперь она имеет еще большее значение, чем при Наполеоне. Тогда этот город стоял на втором месте после Петербурга, а теперь он — сердце России. Как только мы возьмем Москву, Советский Союз перестанет существовать. Сейчас важно знать, сколько у русских танков и самолетов. Он снова показал на карту, повел указкой: — Здесь — они, тут — наши танки. Ты интеллектуал, а для нас, военных, решающие факторы — мощность двигателей и плотность огня. По этим показателям мы вдвое и втрое превосходим русских. Но и этого мало. Они вгрызаются в землю…

— Чем же вы все-таки так озабочены? — спросил Зорге, показывая на бутылку коньяка, стоявшую на столе.

— Я поднимаю у этой карты тосты за победу германского оружия.

— И все же?..

Отт с интересом посмотрел на Рихарда:

— Впрочем, ты прав. Хотя я сам этого не замечал. Черт возьми, я не перестаю удивляться твоей проницательности! Чего нельзя сказать обо мне… Но что с тобой, Рихард? На тебе лица нет. Опять сердце?

— Пустяки. Немного нездоровится.

— Немедленно отправляйся в постель, я пришлю врача. — Отт запнулся: Хотя… как раз сейчас… — Он отошел к сейфу, достал папку: — Я получил шифровку из ставки фюрера. Приказано ознакомить японский генералитет с огромными успехами в войне против России. Срочно ознакомить.

— Зачем такая поспешность? — без нажима спросил Зорге.

— Вчера я снова получил телеграмму от рейхсминистра, — пробурчал Отт. — Риббентроп требует, чтобы мы заставили японцев как можно скорее начать войну против России.

— Еще недавно вы утверждали, что вермахт намерен добыть победу один и ни с кем не желает делить лавры.

Генерал взял бутылку, налил рюмку:

— Времена меняются.

— Фюрер решил сделать самураям подарок?

— Каким ты бываешь иногда наивным, Рихард! В данный момент нам нужно силами японцев сковать Особую Дальневосточную армию русских, не дать им возможности перебросить хотя бы часть ее под Москву. Это полностью отмобилизованная боевая армия. Она прошла проверку под Хасаном и на Халхин-Голе.

Он залпом выпил коньяк.

Зорге продолжал разыгрывать роль непонятливого собеседника:

— Но у японцев — пакт о ненападении с Советской Россией.

— "Пакт"! — генерал даже повеселел. — У нас тоже был пакт. Самураям близки принципы нашей дипломатии. А фюрер однажды сказал, — Отт прикрыл глаза и начал цитировать на память: — "Я провожу политику насилия, используя все средства, не заботясь о нравственности и "кодексе чести"… В политике я не признаю никаких законов. Политика — это такая игра, в которой допустимы все хитрости и правила которой меняются в зависимости от искусства игроков… Умелый посол, когда нужно, не остановится перед подлогом или шулерством". Ну, что скажешь?

— Это высказывание в полной мере достойно фюрера.

Генерал согласился:

— Оно — краеугольный камень дипломатии рейха.

Он посмотрел на часы:

— Сейчас сюда приедут военный министр Тодзио, начальник Генерального штаба Сугиямо и генерал Доихара. Я очень многого жду от этой встречи. Она должна полностью прояснить обстановку.

"Я тоже многого жду", — подумал Рихард, но промолчал.

Генерал одернул мундир, вставил в глаз монокль:

— Пойду встречать. А ты пока просмотри утреннюю почту.

Он вышел. Зорге взял со стола папку с корреспонденцией, расположился за журнальным столиком.

В кабинете появились слуги. Они покрыли хрустящей скатертью стоящий в стороне стол, начали расставлять бутылки и блюда с закусками. Вошли военный атташе Кречмер и военно-морской атташе Венеккер. С порога одновременно вскинули руки:

— Хайль Гитлер!

Следом за ними появился штурмбаннфюрер Мейзингер. Он так же был при полном параде, в черном мундире СС со знаками отличия.

Он цыкнул на слуг, и те вмиг исчезли.

Атташе полиции подошел к Зорге:

— Салют, Рихард!

— Привет, ангелочек.

— Ты, как всегда, уже на посту? А что такой зеленый? Перепил? Прими поздравления.

— С чем? — удивился Зорге.

— Эта глянцевая галоша не сказала? — Мейзингер кивнул в сторону посольского кресла. — Берлин официально признал тебя лучшим журналистом рейха на всем Востоке.

— Я не честолюбив.

— Не ври. Каждый хочет быть лучше других. Но все равно я тебя люблю. Он достал портсигар: — Закурим?

Подошел коммодор Венеккер:

— Разреши, Йозеф?

Мейзингер протянул портсигар. Вслед за Венеккером его взял Кречмер. Повертел в руках:

— Какая прелестная штучка, штурмбаннфюрер!

— Чистое золото. Это у меня память о варшавском гетто.

— Выкуп? — спросил Кречмер.

Мейзингер сузил глаза:

— За кого ты меня принимаешь? Я — солдат фюрера. Этот портсигар выплавлен из золотых коронок. Причем только дамских. Закуривайте, господа.

Венеккер открыл портсигар, взял сигарету. Кречмер медлил. Мейзингер в упор смотрел на него. И под этим взглядом оловянных, с красными прожилками глаз майор тоже взял и начал разминать сигарету. Гестаповец протянул портсигар Зорге.

— Не хочу.

— Ну и хорошо. — Мейзингер повертел портсигар в пальцах. — Надеюсь, скоро откомандируют из этой гнусной дыры в Россию, в Москву.

Широко распахнулась дверь, и вошел посол, а за ним японские генералы. Атташе выстроились посреди кабинета. Встал и Зорге. Отт представил каждого. Японские генералы пожали им руки.

Доихара задержался перед журналистом:

— Мы с вами давненько знакомы, не так ли?

— Совершенно верно, — ответил Рихард. — С событий в Маньчжоу-Го.

— Если не ошибаюсь, еще до этого я видел вас в Шанхае?

— Возможно. Но тогда я не имел чести знать вас, генерал.

— Надеюсь, мы еще не раз увидимся и в будущем.

Обычный обмен холодными банальными любезностями. Но что-то не понравилось Рихарду. Не в тоне, каким говорил Доихара, а в выражении его колючих немигающих глаз.

Посол пригласил всех к столу. После того как были опорожнены первые бокалы и завершен обмен тостами в честь императора, фюрера, гостей и хозяев, он приказал Кречмеру приступить к делу.

— Наш военный атташе только что приехал из ставки фюрера. Он лично ознакомился с планом наступления на русскую столицу. Прошу!

Кречмер, вооружившись указкой, подошел к карте:

— Господа! Второе, решающее наступление на Москву имеет кодовое название "Тайфун". Это название, которое дал сам фюрер, полностью выражает дух операции: стремительность, мощь, неотвратимость.

Военный атташе в общих словах изложил суть операции, показал по карте направление ударов, объяснил, как будет проходить фронтальное наступление на русскую столицу, как обойдут ее с севера и юга танковые и моторизованные соединения.

— Такой стальной таран не применялся раньше ни в одной операции ни в Европе, ни в России, — закончил он. — Позволю себе добавить, господа, что операция развертывается успешно. Русские войска фактически уничтожены, осталось лишь несколько потрепанных дивизий. Наши действия поддерживаются с воздуха тысячью самолетов, у русских же осталось всего пятьдесят самолетов и десяток танков. Как видите, дни войны сочтены.

Кречмер вернулся к столу.

Японские генералы выслушали его доклад молча. За их официальными улыбками трудно было разгадать, что они думали в действительности. Но уже само их молчание говорило Рихарду о многом. Раньше бы они поторопились высказать свое мнение. Пауза затягивалась.

— Притихли!.. — прошептал на ухо Рихарду Мейзингер. — Зачем мы нянчимся с этими косоглазыми, когда Восточный поход почти завершен?

— Если есть вопросы, прошу, господа!

Военный министр Тодзио еще шире улыбнулся:

— Нам хотелось бы, глубокоуважаемый господин посол, услышать о сроках завершения операции. Хотя бы о приблизительных сроках.

— Могу сообщить вам абсолютно точную дату, — твердо ответил генерал. Седьмое ноября.

— Нас очень обрадовали ваши слова, господин посол.