Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утро выдалось облачное, довольно прохладное, но без дождя. Поэтому Михаилу не понадобилось напрягать всю силу воли, чтобы выкупаться перед завтраком в Реке. Когда он ел, на память ему пришли любимые собаки, дожидавшиеся очереди, чтобы полакомиться шкварками и вылизать жир с остывшей сковороды. Кроме Марины он всерьез скучал только по собакам. Громадная часть души, пусть и не монопольно, принадлежала этим лохматым и хвостатым детям, и не было никакой возможности, да и нужды отделять любовь к ним от любви к самым родным и близким людям. Они всегда оставались роднёй.
После завтрака потянулись уже надоевшие сборы в дорогу. Упаковка вещей, подкачка баллонов «Рекина», облачение в «гидру», навьючивание на себя всех причиндалов, с которыми не следовало расставаться ни при каком обороте событий – все это заняло два часа, прежде чем Михаил с чувством облегчения и тревоги счел себя готовым к встрече с серьезной водой.
Всего через час после начала сплава Михаил заподозрил, что вплотную приблизился к каскаду, хотя внешне ничего особенного заметить не смог. Он пристал к внутреннему берегу перед поворотом Реки вправо, зачалил судно и пошел вперед пешком. Немного погодя шум, достигший ушей, подтвердил, что пристал он вовремя.
Порог действительно впечатлял. Вода срывалась со скального уступа, протянувшегося от берега до берега и где круче, где положе обрушивалась в нижний бьеф, а там делилась на струи крупными камнями, довольно густо усеивающими русло. Безусловно, в него опасно было влететь сходу, но, заранее наметив путь, можно было пройти без особых проблем. Нижняя шивера просматривалась до конца, а дальше виднелся чистый быстроток перед поворотом Реки влево. Вот там и надо было успеть пристать к левому берегу. Главная трудность заключалась в том, чтобы верно определить глазомером расстояние до берега по линии основного слива, поскольку на нем самом ориентиры отсутствовали. Тут помог бы береговой сигнальщик, но что о нем было вспоминать?
Глазомер, однако, не подвел. Михаил оказался над сливом ближе к правому берегу всего на метр-полтора от намеченного места и вполне успел подправиться веслом до того, как с высоты около двух метров ухнул со своим судном вниз, где уже ждал стояк, готовый укрыть его с головой. Нос байдарки вознесло, потом опустило в веере брызг, и дальнейший несложный слалом по шивере до конца нижнего плеса Михаил проделал благополучно.
Там он снова сходил на разведку и нашел второй порог менее мощным, но более заковыристым, чем первый, потому что проходы между камнями были у¢же, а линия сплава в шивере в целом напоминала латинскую букву S. Будь перепады в пороге и шивере более солидными, первопроходцы непременно назвали бы препятствие Интегралом. Но это все-таки был не интеграл, который неизвестно, как брать с первого или даже второго взгляда, задача была попроще, однако аккуратности при заходе требовала очень большой. Зато с ориентирами здесь дело обстояло много лучше.
Михаил выбрал для прохождения четвертые ворота от левого берега между двух гладких валунов, куда уходила основная струя, разбивавшаяся ниже слива на две более узкие, из которых надо было попасть обязательно в правую, чтобы гарантировать себя от неприятностей до чистого, но короткого плеса, за которым начинался правый поворот Реки.
Уже почти после прохождения этого порога, Михаилу вспомнилась как на мгновенной фотографии, Река, которую он успел охватить взглядом всю целиком с вершины водослива – каньон с крутыми склонами, множество струй, на которые дробилась сорвавшаяся со ступени вода и которые продолжали более мелкими прыжками спускаться ниже, и там струи снова дробились и снова сбивались, пока все они не вливались в плес. Это была звуковая фотография, потому что от всех перепадов и сбоев струй шел оглушающий шум, на фоне которого терялись ощущаемые телом удары днища о воду, после которых в носу по бортам беззвучно вспыхивали вееры брызг, и именно они воспринимались главным украшением удачного прохождения участка. Работая веслом и педалями руля, Михаил не чувствовал напряжения, словно для правильных маневров достаточно было одних усилий мысли, настолько точно байдарка устремлялась туда, куда надо, и лишь пристав к берегу, он ощутил кроме упоения еще и изможденность от нервов и от работы в шивере. И все-таки основным было упоение.
Впервые подобное чувство после идеального прохождения он ощутил на одном из верхних порогов Стрельны на Кольском, где река делала красивую крутую дугу, прежде чем упасть вниз в высоких скальных воротах. То, что чувство его тогда не обмануло, подтвердила и Вера Соколик, наблюдавшая с берега: «Радуйся, Горский, прошел лучше всех!» Ей почему-то всегда прощался безапелляционный тон суждений, словно она являлась последней судебной инстанцией, тон, которому почему-то многие сразу безоговорочно верили, хотя она далеко не всегда бывала права – настолько этот тон соответствовал ее убедительной мощи и красоте. Но в тот раз она действительно не ошибалась – все было очевидно и так. Конечно, та трасса на Стрельне была много проще и маловодней сегодняшней, и случилось это много-много лет назад, однако вспоминать этот скромный успех по-прежнему было приятно.
Михаил не уставал восхищаться Рекой, особенно когда ее красу дополняла атмосфера тревоги за будущее. Однако его уже угнетало, что склоны постоянно ограничивают кругозор, запирая его не только по сторонам, но даже спереди и сзади. Подниматься же до высот, с которых была бы видна горная страна, а не короткий участок ущелья, было слишком долго и хлопотно, чтобы часто позволять себе такое удовольствие и в кавычках, и без. Впрочем, он отдавал себе отчет, с чем столкнется, еще когда собирался сюда. И еще он знал, что как только горы станут ниже и положе, он враз соскучится, вспоминая теснины, пороги и мчащуюся как на вираже велотрека единую воду Реки.
До сих пор Михаил не заметил никаких следов продолжительных остановок компании Игоря. Это ободряло. Дав себе немного передохнуть, Михаил отправился дальше. Нервы требовали периодического расслабления, зато, удовлетворив их потребность в отдыхе, удавалось сохранять высокую реактивность и работоспособность на воде. От скорости реакции сейчас зависело особенно многое – сила при работе веслом, конечно, тоже требовалась, но все же не так постоянно, как умение вовремя уворачиваться и просчитывать лучше варианты решений в режиме импровизации.
Новый порог в крутостенном каньоне тоже начинался на повороте. Правую стену в сужении подмыло мощной навальной струей и теперь она неприятно нависала над водой. В этой нише байдарка по высоте борта поместилась бы целиком, зато гребцу было бы не сносить головы, попади он туда. В таком случае для спасения жизни ему лучше было бы опрокинуться через борт прочь от стены, но и это само по себе очень неприятное дело еще не обещало спасения, поскольку под такими стенами поверхностный слой воды всегда утягивается вниз. Словом, от ниши надо было держаться подальше, а поток как раз был сильно сужен камнями, обильно набросанными у левого берега. Получалось, что предстояло выбирать между Сциллой и Харибдой. Харибдой, конечно, являлась ниша. Слалом у левого берега казался все же менее рискованным. Однако «Рекину» были одинаково противопоказаны и рискованные перевороты со «всадником без головы», и слалом среди плохо окатанных скальных глыб. Надо было решить, сможет ли Михаил развить достаточную скорость, чтобы успеть проскочить мимо стены несмотря на сильное свальное течение.
Он подобрал пару веток и бросил их к выходу струй из камней, чтобы понять, за какое время их поднесет к стене. Получилось секунд около пяти. Это было не так уж мало, но все же пустяк при ширине чистого потока до нависающей стены метров около семи и длине всей навальной стены, в том числе и за нишей, около семнадцати. Длина корпуса байдарки без руля составляла ровно четыре. Чтобы ее хотя бы одной кормой не припечатало к скале, эти четыре метра
