Два талисмана - Ольга Голотвина

— Здесь не написано. Но эти строки напомнили мне о том, что я хотела сказать моему господину еще в Наррабанских Хоромах. Если Спрут изволит помнить рассказ Прешрины, хозяйки дома, где… Она говорила, что тетя нашла у себя в старых вещах браслет. На кожаной основе, бисерный, синий, с голубыми змейками. Она еще из интереса второй такой же сплела…

— Ну, точно! — воскликнул Ларш. — Как же я мог забыть?..

Мирвик отвел удивленный взгляд: с чего это господин так разволновался?

— А потом браслеты пропали, — продолжала Авита. — Так вот, те браслеты, что перед пиром были на руках Верши-дэра, я запомнила. Синие, с голубыми змейками. И — да, на полосках светлой кожи. Я еще подумала: у человека руки расписаны такими дивными узорами, а он сверху надел дешевенькие браслеты. Не имеет ли это отношение к…

— Еще как имеет! — возбужденно перебил ее Ларш. — На следующую ночь после смерти госпожи Афнары был убит Урифер, лавочник с Галечной улицы. В его лавке все было перерыто сверху донизу, а самого лавочника пытали, стараясь у него что-то вызнать.

— Но при чем тут…

— Ты слушай. В ту же ночь, на рассвете, вор влез в дом башмачника Унтума. Хозяева спугнули вора, он всего-то и успел взять, что купленный как раз перед этим, вечером, браслетик. Дешевенький, бисерный. Синий. С голубым узором.

— О Безликие…

— Дальше слушай. Сразу после этого у Дочери Клана Лебедя пропал любимый песик — помнишь, Мирвик, мы его искали? И нашли, и принесли — на следующее утро. Вот только ночью, пока чуткого и горластого песика в доме не было, у хозяйки пропала безделушка, купленная незадолго до этого.

— Браслет?! — охнул Мирвик, который уже вник в суть истории.

— Браслет. Бисерный. Синий. С голубыми змейками. Я его сам видел, когда разговаривал с Лебедью о пропаже пса.

— А на пиру? — уточнил Мирвик. — То есть на руках Верши-дэра на пиру были браслеты?

— Не знаю, он рукава не засучивал…

— Жаль, — задумчиво сказал Мирвик. — А то я, кажется, знаю, как убили вельможу.

Такого Прешдаг еще не видал. Возле цирковых фургонов не было никого — ни хлопочущих по хозяйству актеров, ни детишек, отрабатывающих свои номера. Тишина. Словно не стоянка бродячего балагана, а сгоревшая, заброшенная людьми деревня.

Прешдаг раздраженно дернул дверь большого фургона, где жила Рейха.

Никого. Только в клетке, занимающей полфургона, скорчился над костью детеныш дракона. Поганый зверь даже не глянул на укротителя, обрабатывая клыками кость.

Да что ж такое? Не могла Рейха взять и уйти, оставив без присмотра нехитрый домашний скарб, — растаскивай, бродяги! Она же над каждой тряпкой трясется!

Страх пробрал великана. Он выскочил из фургона, словно тот был ловушкой, а не домом, где они с женой зачали четверых детей.

Пусто. Звенящая от роя мух тишина. Не видно даже бродяг, что живут неподалеку, в заброшенном доме.

И единственный звук — тихий собачий скулеж возле конюшни.

Прешдаг бросился туда, словно на зов о помощи. Обогнул угол конюшни, бросился к распахнутой двери, возле которой лежали, положив морды на лапы, Искра и Уголек.

Завидев Прешдага, обе собаки вскочили и радостно кинулись ему навстречу. Но хозяин цирка уже не обращал на них внимания, захваченный открывшейся перед ним картиной.

Вся труппа была здесь, в конюшне. Люди тесно сидели на соломе в проходах и в пустых стойлах, а позади лениво ворочался медведь.

Радостное облегчение, смешанное со злостью («Что они тут за прятки затеяли, Серая Старуха их побери?»), исчезло сразу, едва Прешдаг увидел полные отчаяния, измученные лица циркачей.

Он двинулся к двери, но Рейха вскочила, подалась всем телом ему навстречу, вытянула перед собой руки, словно отстраняя мужа, и закричала:

— Не входи! Не входи, неста саи! Вдруг и ты не сможешь выйти? Кто тогда спасет всех нас?

Уже давно жена не называла укротителя «неста саи» — «любимый мой». Это слово и боль в голосе наррабанки разом убедили Прешдага в том, что никто с ним не шутит.

Как бык перед преградой, встал великан-циркач перед распахнутой дверью. Склонив голову и сжав кулаки, слушал он рассказ о Сыне Клана, который увел пленницу, а циркачей загнал на конюшню. А колдунья, что была с ним, зачаровала вход. Так что сидеть здесь теперь всей труппе до тех пор, пока Прешдаг их не выручит: не явится с повинной головой в гостиницу «Жареная куропатка». Или до тех пор, пока не умрут все с голоду.

— Да я эту конюшню по бревнышку раскатаю! — вскинул укротитель огромные ручищи.

Тут уж закричали все разом, наперебой: мол, если хоть бревнышко с места стронуть, хоть доску сломать — у всех, кто сидит в конюшне, мясо с костей начнет отваливаться.

Прешдаг в гневе взрычал так, что Вояка ответил таким же ревом.

«Человек-пес» властным взмахом руки заставил циркачей замолчать. И ровно, четко рассказал все, начиная от вчерашнего прихода Спрута, племянника Хранителя города, почему-то под видом стражника.

Прешдаг слушал, помертвев лицом. А потом молча пошел прочь, слепо споткнувшись о разбитое колесо, что валялось у конюшни.

И молчали циркачи, даже детишки притихли, как перепуганные воробушки. Все понимали, что перед хозяином встал страшный выбор: отдавать ли свою свободу за их жизни. За свой цирк.

— Если это тот браслет, про который в письме сказано, — кивнул Мирвик в сторону пакета с бумагами, — то все просто. Верши-дэр каким-то образом раздобыл волшебный браслет. Носил дорогую вещь на себе, никому не доверял…

— Так браслетов же два было? — удивилась Милеста. — Я совсем запуталась!

— Верно, два. Один волшебный, другой госпожа Афнара сплела — так? — обернулся он к Ларшу.

— Так, — с интересом кивнул тот.

— Положим, господин не знал, который браслет настоящий, и берег оба: надеялся потом разобраться. А кто-то отравил вино. Убийца ничем не рисковал: вино было зачарованное… Да-да, я знаю, я слышал, как про это на пиру Вепрь кричал: мол, никому не позволит сомневаться… мол, в вино можно яд сыпать хоть лопатой…

— Кричал, — нетерпеливо подтвердил Ларш. — Ну, и?..

— Ну, и все мы пили отравленное вино. И ничего нам не было, нас чары хранили. А у Верши-дэра был на руке браслет, разрушающий чары, и ничто не спасло его от яда.

— Складно, — признал Ларш. — Я-то подумал, что этот талисман годится только для исцеления от порчи.

— Этот талисман, — сказала Авита напряженным, ледяным голосом, — может перекроить карту мира и повернуть историю вспять, в Огненные Времена.

Все обернулись на художницу. Она стояла выпрямившись, подняв голову, устремив взгляд перед собой — и явно видела не стену, украшенную дешевеньким ковриком, а нечто величественное и ужасное.