Княгиня Ольга - Светлана Кайдаш–Лакшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Симеон не скупился и ставил монастыри, где монахи переписывали книги, переводили книги с греческого на славянский язык.
«И для нас эти книги!» — думала с радостью княгиня Ольга. Как грибы после хорошего обильного дождя, высыпало множество славянских писателей, и всех поддерживал архонт–василевс — царь Симеон…
В Константинополе его помнили вживе и до сих пор вспоминали. Как за три года до смерти Симеон подошел с войском к стенам столицы и встал у Влахернских ворот, требуя свидания с императором. Не знали, как и где устраивать встречу, и тогда выстроили в море особую площадку. Болгары осмотрели ее, чтобы не было засады или подвоха. У одних военачальников щиты и копья были золотые, у других — серебряные, у третьих — железные… Все это должно было произвести на ромеев сильное впечатление — и произвело;,.
Император с патриархом достали омофор Богородицы и отправились на свидание с василевсом болгар Симеоном.
Однако мир не был заключен: над площадкой появились два орла и разлетелись в разные стороны: один — во Фракию, другой — в глубь Византии.
Никто не знал, что делать с «безумным скифом» — славянином. И тогда на помощь пришел астролог и маг. Он сказал императору: «Статуя на площади над Капролофом — это есть образ Симеона, отруби ей голову — и он умрет. Император Роман велел отрубить голову статуи 27 мая 927 года, и в этот же день в Болгарии царь Симеон внезапно скончался. К радости всей Византии.
Княгиня Ольга не могла дознаться, была ли это действительно статуя Симеона, или маг «навел» на нее образ болгарского царя, чтобы уничтожить врага империи. Хотя дело было давнее, все боялись об этом говорить открыто — только шепотом и оглядываясь по сторонам: разумеется, княгиня Ольга об этом и словечком не обмолвилась с сыном Симеона — болгарским царем Петром. Он и заключил мир с Византией, и женился на внучке императора.
Княгиня вспомнила, что еще при жизни царь Симеон постриг в монахи старшего сына Михаила. Он был от первого брака. А от второго — сыновья Петр, Иоанн и… Имя его ускользало…
Уже осенью состоялось венчание Петра Симеоновича в Константинополе, и были подписаны условия мирного договора: Византия обязалась платить дань Болгарии, независимость болгарской патриархии, признанная еще при Симеоне, была подтверждена, императорская внучка выдана за царя Петра, а не за сына германского императора Отгона I…
Однако в Болгарии были недовольны царем Петром и его дядей, братом матери, которого приставил к Петру еще Симеон, видевший слабость характера сына.
«Но ему, очевидно, не на кого было положиться», — думала княгиня Ольга.
Петр уступил империи многие земли, завоеванные отцом. Все недовольные собрались вокруг брата Ивана, третьего сына царя Симеона. Но заговор был раскрыт, и наивный, мягкий Петр передал мятежного брата императору Византии, ожидая, что там «по–родственному» расправятся с его врагом. Но коварные ромеи не подумали этого делать; Ивана выгодно женили на богатой армянке и оставили среди придворных на тот случай, если Петр чем‑нибудь прогневает византийцев. Лучшего оружия против себя Петр не мог никому предоставить. Мятежный брат, имеющий права на болгарский престол…
Заговорщики обратились к постриженному в монахи еще Симеоном старшему брату Петра — Михаилу. Тот оставил монастырь и начал собирать войско. Внезапная смерть настигла его неожиданно, и нельзя было понять, отчего она наступила. Может быть, присланное через кого‑то «ромейское» зелье.
Имя еще одного брата царя Петра княгиня все никак не могла припомнить, продолжая размышлять о происходящем. «Он никогда не претендовал на престол… И что делать ему на Руси? Зачем он здесь?»
Князь Игорь ходил в свои походы на Константинополь, когда в Болгарии правил царь Петр… И он предупредил императора, что «идет Русь в 10 тысяч судов». Эти походы помнят в Царьграде… В первый приезд ей указали на два маяка Фарос. В длинной цепи сигнальных маяков, идущих от владений империи в Малой Азии и предупреждавших о вторжении врагов, последним был маяк Фарос, что стоял около царской гавани, неподалеку от Большого императорского дворца в Константинополе. Другой же маяк с таким же именем стоял у входа в Босфор из Мраморного моря… Видимо, здесь корабли князя Игоря и потерпели поражение… Маяк стоял на высоком скалистом берегу… О русские, бойтесь Фароса! Не подходите к нему! Княгиня Ольга ненавидела это слово… Многие корабли русских были тогда сожжены… Этот маяк указывал дорогу «плывущим ночью», но русским он указал дорогу к гибели…
Беседуя с болгарским царем Петром, княгиня Ольга даже мысленно не винила его в прошлом. Будучи родственником византийского императора, он не мог не предупредить его о движении русских судов…
Бедный! Он во всем советовался с ним, почитая великим другом и не ведая о том, что это был настоящий коварный враг. Все советы, что давал император болгарскому царю Петру, шли во зло…
Все это проплыло в голове княгини Ольги как видения давно ушедшей жизни…
— Нянька, как зовут царского брата? — наконец спросила она.
— Бонном. Бояном, — повторила нянька.
— Да, да, конечно ей ведь и в Царьграде называли это имя… Но помнится, что о нем шла дурная слава — будто занимается он магией и способен к оборотничеству: может стать волком, а потом из волка опять вернуться в человека. «По–нашему, это волхв, — подумала тогда княгиня Ольга. — Значит, сын царя Симеона — не христианин».
— A поп при нем чудной, поп да не поп, — сказала нянька. — А царский брат все на гуслях играет и песни поет…
Княгиня Ольга вдруг будто почуяла острые ароматы цветов в царьградском императорском саду. Упоительный запах роз. Белые и розовые олеандры. Синяя гладь морского залива. Русские ладьи на ней… Давно это было… Давно…
Она поняла, что должна вспомнить, о какой ереси толковал ей в Византии болгарский царь Петр. Он ведь еще жив, но, видимо, братья не общаются. А славянское имя его деда Бориса–Михаила было Боривой, вспомнила она. И еще при дворе говорили, что какой‑то живописец так изобразил картину Страшного суда, что тот немедленно крестился…
— Нянька, хочу еще твоей похлебки! — сказала княгиня Ольга и села на ложе.
Нянька налила ей осетрово–рачьей похлебки, и когда княгиня Ольга вернула ей пустую утицу, та сказала:
— Этот Боян все посматривает на Малушу… Она от него и сбегает, по–моему, а не от болгарки Млады… Глаза у него страшные, горящие, правда, как у волка… Увидит ее — сразу песню запевает… Я бы тоже убежала от такого… — добавила нянька. — Так и ходит, так и смотрит, так и поет…
«Все это мне для того, чтобы я не убивалась по Порсенне, — сказала себе княгиня Ольга. — Боль выбивается новой болью. А если и та и другая невыносимы? Тогда наступает конец. Надо скорее вставать на нога…»
Примечание автора
О том, что сын болгарского царя Симеона (правил в 893–927 годы) Боян, брат болгарского царя Петра (правил в 927–969 годы), занимался магией и оборотничеством, нам известно, от посла германского императора при константинопольском дворе Лиутпранди. В народной молве Боян слыл оборотнем.
«Слово о полку Игореве» начинается со слов о «вещем Бояне», знаменитом певце:
Боян бо вещий, аще кому хотяще песнь творити,То растекашется мыслию по древу, серым волком,По земли, шизым орлом под облакы.Помняшет бо, рече, первых времен усобице —Боян же, братие, не 10 соколов на стадо лебедейПущаще, но свой вещия персты на живая струнаВскладаше, они же сами князем славу рокотаху.Почнем же, братие, повесть сию от старого Владимера.
«Старый Владимир» — это сын князя Святослава и Малуши, внук княгини Ольги и князя Игоря.
Вполне возможен приезд Бояна Симеоновича на Русь с книгами из знаменитой библиотеки отца — царя Симеона. После внезапной смерти царя Симеона (27 мая 927 года) библиотека его пропала, а потом многие книги из нее объявились на Руси. Тайна эта до сих пор тревожит воображение историков.
Такой знаток древнерусской литературы, как академик Д. С. Лихачев, отстаивал гипотезу, что «старый Владимир» — это именно Владимир Креститель, Владимир Красное Солнышко русских былин, а не Владимир Мономах, его правнук.
«Слово о полку Игореве» написано около 1187 года, спустя 170 лет после смерти «старого Владимира» в 1015 году, но память о «вещем Бояне» сохранялась в преданиях.
Глава 25
Старая русская глаголица
Любимым изречением княгини Ольги было: «Земного не сведал о небесном пытаеши». Еще никогда оно ее не подвело. Иногда себе говорила: «Земного не сведая, о небесном глаголаши».
Так сокрушала в себе гордыню.
