Брак по расчету. Златокудрая Эльза - Евгения Марлитт

Елизавета с бьющимся сердцем последовала за ним. Ее угнетала не окружавшая роскошь, а чувство полного одиночества в новой, незнакомой обстановке. Слуга повел ее по длинному коридору, в который выходил целый ряд комнат, обставленных чрезвычайно изысканно и богато, затем осторожно отворил большую двухстворчатую дверь и шагнул в сторону, пропуская девушку.

Недалеко от окна, как раз напротив Елизаветы, лежала на кушетке дама, очевидно, тяжело больная. Голова ее покоилась на белой подушке, фигура, насколько можно было судить по форме окутывающих ее теплых одеял, была весьма полной. В руках она держала флакон. При виде Елизаветы дама немного приподнялась, так что девушке стало видно ее лицо — полное и бледное, оно на первый взгляд производило довольно приятное впечатление, но при более внимательном рассмотрении оказалось, что большие голубые глаза, окаймленные совершенно белыми ресницами, под белыми же бровями, имели почти ледяное выражение, которое еще более подчеркивалось надменными складками около рта и носа и широким, выдающимся вперед подбородком.

— Ах, очень любезно с вашей стороны, что вы пришли! — воскликнула баронесса слабым голосом и указала гостье на одно из стоящих подле нее кресел, предлагая сесть. — Я просила мою кузину побеседовать с вами у меня, потому что я, к сожалению, слишком слаба, чтобы проводить вас к ней.

Прием Елизавете оказали очень любезный, хотя в тоне и движениях нельзя было не заметить милостивое снисхождение.

Елизавета опустилась в кресло и только собралась ответить на вопрос баронессы о том, как ей нравится Тюринген, как дверь с шумом распахнулась и в нее ворвалась маленькая девочка лет восьми с развевающимися волосами, прижимавшая к себе хорошенькую собачку, которая визжала и вырывалась.

— Али так непослушен, мама, он совсем не хочет сидеть у меня на руках! — запыхавшись, воскликнула малютка, бросая собачонку на ковер.

— Ты, вероятно, опять дразнила собачку, — проговорила ее мамаша. — Ты мне мешаешь, Бэлла, и очень шумишь, а у меня болит голова… Иди в свою комнату!

— Ах, там так скучно! Мисс Мертенс запретила мне играть с Али и велела повторять басни, которые я терпеть не могу.

— Тогда оставайся здесь, только сиди смирно.

Девочка прошла мимо Елизаветы, вплотную к ней, оглядев при этом сверху донизу ее наряд, потом влезла на резную скамейку для ног, чтобы добраться до вазы со свежими цветами. Прелестный букет в одну минуту превратился в бесформенную массу в маленьких ручках, которые усердно выдергивали цветы и втыкали их в тонкую вышивку занавесок. При этом занятии со стеблей стекали большие капли бурой жидкости, в которой стояли цветы, и падали прямо на платье Елизаветы, так что ей пришлось отодвинуться, потому что мамаша, очевидно, не собиралась приструнить дочь. Елизавета только успела, отвечая на вопрос баронессы, сказать, что в Тюрингене она чувствует себя прекрасно, как больная быстро поднялась и приветливо закивала в направлении скрытой в обоях двери, бесшумно открывшейся в этот момент.

На пороге ее появились двое молодых людей, которых Елизавета уже видела в свою подзорную трубу. Какой контраст представляли они, стоя рядом! Гольфельд должен был сильно склонить набок свой стройный стан, чтобы поддерживать маленькую ручку, лежавшую на его руке. Детская фигурка Сильфиды, покоившейся тогда на кушетке, была сильно искалечена. Хорошенькая головка совсем пропадала в высоко поднятых плечах, а костыль, на который она опиралась правой рукой, указывал на то, что и ноги ей плохо повинуются.

— Прости, дорогая Елена, — проговорила баронесса, обращаясь к вошедшей, — что я побеспокоила тебя, но видишь, я опять обратилась в бедного беспомощного Лазаря, к которому ты всегда так ангельски добра. Госпожа Фербер, — представила она девушку, которая, краснея, поднялась, — была так любезна, что в ответ на мою вчерашнюю записку пришла сама.

— За что я вас от души благодарю, — с приветливой улыбкой обратилась молодая особа к Елизавете, подавая ей руку. Ее взгляд с восхищением скользнул по фигурке Елизаветы и остановился на ее золотых косах, видневшихся из-под шляпы. — Да, я уже видела ваши чудные золотистые волосы, гуляя вчера по лесу, когда вы перегнулись через стену старого замка.

Девушка покраснела еще больше.

— Но именно потому, что вы были на стене, — продолжала Елена, — я лишилась удовольствия, ради которого, собственно, и взобралась на гору. Я хотела послушать вашу игру. При такой молодости — и столь глубокое понимание классической музыки! Как это возможно? Вы доставите мне громадное наслаждение, если согласитесь иногда играть со мной в четыре руки.

По лицу баронессы промелькнула легкая тень недовольства, и от внимательного наблюдателя не ускользнула бы презрительная улыбка, пробежавшая по ее губам. Елизавета не заметила этого, так как все ее внимание было направлено на несчастную собеседницу, нежный, серебристый голосок которой исходил, казалось, из самого сердца.

Гольфельд тем временем пододвинул к кушетке кресло для госпожи фон Вальде и затем откланялся, не произнеся ни слова. Но так как он вышел в дверь, находившуюся напротив Елизаветы, то от нее не укрылось, что в то время, когда молодой человек медленно закрывал ее, его взгляд упал на гостью. Девушка испугалась этого взгляда и начала осматривать свое платье, пытаясь найти в нем какой-то изъян.

Госпожа фон Вальде прервала терзания Елизаветы вопросом о том, какому учителю та обязана своей совершенной игрой, и девушка ответила, что занималась только с матерью и что родители всему учили ее сами.

Во время этого разговора Бэлла, расположившись на ковре, играла с собачкой, причем та то и дело жалобно визжала, и госпожа фон Вальде всякий раз испуганно вздрагивала, а баронесса в конце концов сказала:

— Оставь свои проказы, Бэлла. Мне придется позвать мисс Мертенс.

— Ну так что же! — пренебрежительно отозвалась Бэлла. — Она все равно не посмеет меня наказать: ведь ты сама запретила ей это.

В эту минуту в комнату вошла пожилая особа, довольно бледная. Почтительно поклонившись дамам, она робко проговорила:

— Господин учитель ожидает Бэллу.

— Я не хочу сегодня учиться! — выкрикнула девочка и, взяв со стола моток шерсти, бросила его в вошедшую.

— Нет, дитя мое, это необходимо, — произнесла баронесса. — Иди с мисс Мертенс и будь умницей.

Бэлла уселась в кресло, как будто все это касалось ее не больше, чем укрывшегося под диваном Али, и поджала под себя ноги. Гувернантка хотела было подойти к девочке, но гневный взгляд баронессы остановил ее.