Брак по расчету. Златокудрая Эльза - Евгения Марлитт

Последние слова доктора показались Елизавете жестокими. Но он, вероятно, хорошо изучил своих собеседников, потому что госпожа Лер отреагировала на них совершенно спокойно и сладким голосом произнесла:

— Да, Господь взял к себе моего малютку. Он был слишком хорош для этого мира. Так значит, в течение первых одиннадцати лет Царствие Божие было закрыто для вас? — снова обратилась она к Елизавете.

— Только его храм! Я уже с малых лет знала священную историю. Мой отец придерживается того взгляда, что маленьким детям не следует ходить в церковь, так как их юные души не в состоянии постичь ее высокого значения и дети скучают во время проповеди, которую при всем желании не могут понять, а из-за этого у них развивается пренебрежительное отношение к религии. Моему маленькому брату семь лет, а он еще ни разу не был в церкви.

— О, счастливый отец, имеющий возможность придерживаться подобных взглядов! — воскликнул доктор.

— Ну, а что же мешает вам подобным образом воспитывать своих детей? — ехидно спросила баронесса.

— Этого я не могу объяснить вам двумя-тремя фразами, многоуважаемая баронесса. У меня шестеро детей, и я недостаточно богат, чтобы взять для них учителя. Моя профессия не позволяет мне самому учить их, так что я вынужден посылать их в школу, которая предусматривает и посещение церкви учениками. Я, например, совершенно не одобряю самостоятельного чтения детьми Библии. Дети предпочитают развлечение серьезному поучению и склонны интересоваться именно тем, чего им не следует знать, а потому часто вместо того, чтобы найти текст последней проповеди, обращают внимание на разные заковыристые выражения и затем обращаются к матери за разъяснениями. Умная мать сумеет выйти из затруднительной ситуации, но иногда бывает вынуждена запретить произношение этих слов во избежание нежелательных последствий… Вспомните-ка, к примеру, «Песнь Песней». Таким образом в детской душе зарождаются первые сомнения, которым неокрепшее сознание никак не может противостоять.

Баронесса нетерпеливо поднялась. На ее бледных щеках вспыхнули два ярких красных пятна. Для всех, кто ее хорошо знал, это служило признаком сильного гнева. Елена, не принимавшая участия в разговоре, тотчас же встала и, взяв кузину под руку, подошла с ней к окну, спросив при этом, не доставит ли ей удовольствие послушать музыку. Баронесса кивком выразила свое согласие, главным образом потому, что не смогла опровергнуть доводы доктора. Все заметили ее негодование, и теперь она должна была погасить свое возмущение вопиющими нападками доктора на ее христианское рвение: ведь она сама раздавала детям Библии.

Баронесса удалилась в оконную нишу и стала смотреть на парк, где появлялись первые тени спускающейся на землю ночи. Взгляд ее был холодным и даже жестоким, около губ появилась глубокая складка — признак сильнейшей досады, не исчезнувшей даже при звуках баллады «Лесной царь» Шуберта, мастерски сыгранной двумя девушками в четыре руки, но не вызвавшей отклика в ее душе. Когда замолкли последние аккорды, обе музыкантши встали. Доктор, напряженно слушавший все время, подошел к ним, его глаза блестели, и он с восхищением поблагодарил их за доставленное удовольствие, которого, по его словам, не испытывал уже много лет. При этих словах лицо барышни Лер побагровело, а мамаша бросила на несчастного ядовитый взгляд: ее дочь прошлой зимой несколько раз выступала в Л. на благотворительных концертах, где присутствовал и доктор. Однако тот, казалось, вовсе не замечал грозы, собравшейся над его головой, и завел пространный разговор о творчестве Шуберта, проявив при этом глубокую образованность в области музыки и тонкое чутье. Вдруг раздался резкий громкий аккорд. Беседовавшие испуганно обернулись: учитель сидел у рояля, высоко подняв голову, и тут же взял второй аккорд. Он заиграл красивый хорал, однако ужасное исполнение было мучительным для слуха собравшихся. К ужасу Елизаветы, учитель еще запел отвратительным гнусавым голосом. Это было уже чересчур. Доктор схватился за шляпу и раскланялся с Еленой и баронессой — последняя отвернулась к окну и сделала пренебрежительный прощальный жест рукой. По лицу доктора проскользнуло выражение, свидетельствующее о том, что он с юмором воспринял ситуацию. Он серьезно пожал руку Елизавете, поклонился дамам и вышел из комнаты.

Как только дверь за ним закрылась, взволнованная баронесса подошла к Елене, расположившейся в углу дивана, и воскликнула глухо, как будто накопившийся гнев перехватил ей горло:

— Это нестерпимо! И ты так беспрекословно выносишь, Елена, когда в твоих комнатах унижают женское достоинство и даже попирают ногами самое святое для нас!

— Но, дорогая Амалия, я не вижу…

— Ты не хочешь видеть, дитя, при своем безграничном терпении и доброте, что этот доктор оскорбляет меня при любом удобном случае, я вынуждена выносить его, потому что я, как истинная христианка, предпочитаю мириться с несправедливостью и не прибегаю к недостойному оружию, отплачивая тем же… Но всякому терпению приходит конец, когда попираются Божьи законы. И тут мы должны быть бескомпромиссны. Подумать только, какое кощунство! Этот господин бесцеремонно хватает шляпу и уходит, когда наши души возносятся к Господу благодаря этому чудесному хоралу!

Она говорила все громче и все больше возбуждалась, совершенно не думая о том, что совсем заглушает учителя, продолжавшего неутомимо распевать хорал.

— Ах, ты не должна обижаться на доктора, — сказала Елена. — Он очень занятой человек. Может быть, ему надо навестить в Л. какого-нибудь пациента. Ведь он хотел уйти, еще когда мы начали играть.

— Однако языческие чары «Лесного царя» заставили его забыть о своих пациентах, — язвительно прервала ее баронесса.

— Боже мой, Амалия, чего ты хочешь?.. Ты же прекрасно знаешь, что Фельс мне необходим. Он единственный из врачей, умеющий облегчить мои страдания! — воскликнула Елена, причем ее глаза заблестели, а щеки покраснели от волнения.

— Мне кажется, — медленно и торжественно начала госпожа Лер, молча сидевшая до тех пор в углу, притаившись, как паук, — что важнее всего спасение души. Заботы о телесном здоровье — дело второстепенное. Кроме того, в Л. есть немало других врачей, которые вполне могут соперничать с доктором Фельсом.

— Если бы я даже согласилась принести эту жертву и обратиться к другому врачу, то я не могу сделать это без согласия моего брата, — твердо заявила Елена. — Он был бы категорически против, я это знаю, потому что Рудольф очень высоко ценит этого врача и вполне доверяет ему.

— Да, к сожалению! — воскликнула баронесса. — Это одна из слабых сторон Рудольфа, и этого я никак не могу понять! Господин Фельс импонирует ему своим так называемым свободомыслием, которое я скорее назвала бы нахальством! Ну, я умываю руки и не желаю больше принимать его у себя. И уж, извини, Елена, не буду приходить к тебе во время его визитов.