Ричард Длинные Руки – герцог - Гай Орловский

Я подумал, покачал головой:

– В целом верно, но я знаю исключения. Есть горстка народов, что идут через века и тысячелетия, почти не меняясь, а вокруг мельтешат всякие разные, создают королевства, империи, после чего все рушится, а потом это все создают уже другие народности и нации, а они все идут и идут… Так что будьте таким же исключением!

– А сможем ли, – спросила она слабым голосом. – Думаю, мы уже опоздали.

– Всегда можно разжечь пассионарность, – убеждал я. – Например, пустить слух, что только вам предначертано спасти мир! А без вас все рухнет. Это получше, чем просто жить, чтобы выжить. Нам жизнь не так уж и дорога, если приходится платить высокую цену, а вот ради человечества можно и постараться, потерпеть, помучиться.

Глава 9

Она слабо и печально улыбалась. Я прижал ее к груди и баюкал, как ребенка, закрывая от жестокостей этого мира, спасая, уберегая, пряча и страстно жалея, что не могу разорвать себе грудную клетку и сунуть это трепетное существо туда, чтобы жила в тепле и счастье, и я бы наслаждался тем, что она в безопасности.

– Спасибо, – шепнула она.

– За что? – спросил я.

– За твои… слова, – прошептала она, поправила себя тут же: – За твои… чувства.

– Ты можешь их читать?

Она мягко улыбнулась, пощекотала ресницами мне грудь.

– Это нетрудно. Мы потому и выжили, что внимательно вслушивались, прежде чем сделать шаг. Я понимаю, для вас это трусость… позорная трусость…

– Нет-нет, – горячо заверил я. – Выполнить клятву такой ценой – это подвиг.

– Ну… если честно, мы все-таки думали не о клятве, а о выживании. О самой клятве… иногда. Когда совсем уж бывало плохо.

– А бывало часто?

– Все время, – ответила она серьезно.

– А сейчас?

Она улыбнулась светло и счастливо.

– Я даже не могла представить себе такое счастье. И так страшусь, что это может оборваться!

Я потряс головой.

– Нет. Никогда. И ни за что. Я тебя люблю просто безумно. А ты заранее можешь ощутить опасность… так что нам ничто не угрожает. Я тоже могу, но ты – лучше. Сейчас наконец-то пришел наш час… Место для счастья – здесь. Тебе нужны какие-то обряды, чтобы скрепить наш союз?

Она прошептала:

– Только ты. Если обряды нужны, то твои. Как скажешь…

– Любовь, – сказал я жарко, – единственный священник. Время для счастья – сейчас. Я теперь знаю, что единственный верный способ стать счастливым – сделать счастливой свою любимую!

Я поцеловал, усадил ее в кресло, со вздохом поднялся. Она жалобно и пугливо смотрела на меня большими печальными глазами.

– Я на минутку, – пообещал я. – А ты поспи пока. Ты сегодня набегалась… Налеталась, в смысле.

Кажется, я совсем теряю голову и совсем не жалею. В приемной куча народа, все ждут новых указаний или подтверждения старых правил, во дворе ржание коней и незнакомые голоса, это прибыли новые лорды, а я только вышел из комнаты, где тихохонько сопит в кресле, подергивая лапками, мое сокровище, и уже всеми фибрами тянусь обратно. Да так, что делаю нечеловеческие усилия, будто ломлюсь через незримые стены, чтобы выйти в общий зал.

Навстречу бросился новый управитель, Артур Шницлер, собранный, всегда настороженный, с недоверчивыми глазами, он показался мне смахивающим на трудоголика, знаю такую породу, потому и определил его на замену Кемпбеллу.

Шницлер чист, я просмотрел его внимательно, эдакий хозяйственник, которому любая идеология абсолютно неинтересна.

Сейчас он поклонился и уставился на меня немигающими глазами.

– Ваша светлость…

– Говори, – сказал я нетерпеливо.

Он сказал торопливо:

– Есть вариант, как лучше упорядочить доставку продовольствия в Альтенбаумбург…

Я буркнул:

– Ну и?..

Он ответил с почтительным поклоном:

– Не желаете ли одобрить или отвергнуть?

Я оглядел его с головы до ног с некоторым подозрением. Да что они, мелькнула злая мысль, сговорились все? Когда вся эта мелочевка осточертела хуже горькой редьки, всегда наваливается все это, когда совсем некогда…

Другую мысль, что это совсем не мелочевка, я тут же придушил, нельзя отвлекаться, какой из меня политик, если буду вот так… Разве что районного масштаба, а я-то понимаю, что и королевством могу рулить не хуже других. Насчет лучше, еще не знаю, могу наломать дров, но силы из меня прут, а что дури много, так ее у всех хватает, и моя дурь рядом с другими дурями совсем даже мудрость…

– Послушай, Артур, – проговорил я медленно, – если сам не решишь такую мелочь, то что вообще можешь?

Он сказал виновато:

– Но его светлость покойный герцог такие вопросы изволил решать лично…

– Покойному больше делать нечего было, – изрек я. – С моим появлением все повышены в… положении.

– Ох, ваша светлость!

– Что, не нравится?

– Я так не сказал, ваша светлость…

– Ты вот, – сказал я, – будешь решать то, что решал герцог, а я буду решать вопросы мироздания.

Он рискнул раздвинуть губы в улыбке.

– Как Господь Бог?

– Точно, – одобрил я. – Он создал нас себе в помощь!.. И пока управляет вселенной, нам поручил ее крохотный уголок – Землю. Так что давай не трусь. Ты здесь уже двадцать лет, должен знать, что и когда. И как кому.

Он снова поклонился.

– Да вроде бы знаю, ваша светлость. Но…

– Ответственность страшит? – сказал я понимающе. – Тогда подумай, каково мне?

Он отступил и удалился, но в дверях оглянулся и взглянул на меня уже совсем другими глазами. Неужели думал, что быть герцогом – это только пить, жрать да служанок таскать в постель? Думаю, даже у Хорнельдона был не такой уж разгульный образ жизни, как думают наивные.

Я разговаривал, решал какие-то вопросы, отдавал приказания, мне казалось, что прошла масса времени, хотя за окнами все тот же ясный летний вечер, когда солнце давно скрылось за краем земли, а на земле еще странный таинственный свет…

Когда я вбежал в комнату, Иллариана все так же сидит в кресле, жалобная и сиротливая. При моем появлении вскочила и бросилась мне на шею.

– Наконец-то! Я уже соскучилась.

– Я тоже, – признался я.

Она обхватила меня руками, прижалась так крепко, словно старалась втиснуться в меня.

– Тебе надо возвращаться, – произнесла она со вздохом. – У вас там война, а ты примчался сюда! Зачем?

– Хотел на себя посмотреть издали.

Она мягко улыбнулась, принимая шутку, но в глазах осталось вопросительное выражение.

Я переспросил:

– Вернуться во Флорендж? К королю Херлуфу?

Она покачала головой:

– Ты же знаешь, о чем я. Вернуться к своим людям в Сен-Мари. Ты сам говорил, они уже перешли границу того… Гандерсгейма, так? Первые отряды вступили, по твоим же словам, в бой. Или скоро вступят. Без тебя, хотя все еще ждут.