Роковые поцелуи - Патриция Кемден

У Ахилла запершило в горле. Он сглотнул.

– Эл… – прошептал он. Элеонора ответила тем, что жакет соскользнул на пол. Ее пальцы, гибкие, искусные пальцы, которые однажды сжимали… Ахилл со стоном отбросил эту мысль, глядя, как она расстегивает пояс своих юбок. Юбки упали к ногам.

Элеонора подошла к Ахиллу ближе, одетая в рубашку и чулки. Он перевернулся на бок, чтобы лучше видеть ее, удерживаясь на локте и не заботясь о том, чтобы скрыть свое страстное желание.

Взгляд Элеоноры прошелся по бедрам Ахилла, и, как ему показалось, ее дыхание участилось. Она поставила одну ногу на край кровати рядом с его талией и сбросила ботинок, за ним последовал другой. Ахилл видел ее гладкие, молочно-кремовые бедра в чулках, перетянутые подвязками в верхней части.

«Боже правый, Боже правый!» – Ахилл стиснул зубы, воздух с хрипом вылетал из его ноздрей. Кровь пульсировала в голове и во всех членах. Элеонора стянула чулки длинными чувственными движениями своих пальцев. Мгновение – и рубашка была снята.

Элеонора развернула перед собой шелковый халат, закрывая свою круглую твердую грудь с ласкающими взгляд темно-розовыми сосками, просящими поцелуя. Ахилл протестующе заворчал.

Халат покрыл руки Элеоноры, и она приблизила к нему глаза, словно хотела насладиться ощущением шелковистости, затем начала его завязывать.

– Нет, – хрипло прошептал Ахилл. Халат остался незавязанным.

Руки Элеоноры поднялись к волосам. Заколки были выдернуты, и роскошные густые пряди ее волос медленно рассыпались. У Ахилла появилась связная мысль, что каждое мгновение с Элеонорой застывало в его памяти, как картинка в золоченой раме, сияя его яростным, неутоленным голодом, который заставлял его видение мерцать, заставлял его видеть только ее.

Элеонора встала на колени на пол рядом с ним. Ахилл погрузил пальцы в ее волосы.

– Ты так… – начал он дрожащим голосом. – Боже правый, у меня нет слов, моя великолепная мадьярская графиня, нет слов.

Элеонора взяла руку Ахилла, поцеловала ладонь и тихо произнесла:

– Тогда обойдемся без слов. – Она прижалась губами к подушечкам его пальцев, по очереди к каждому, потом скользнула языком между ними.

Ахилл хрипло застонал.

– Нет в мире таких ран, которые могли бы обуздать…

– Ты хочешь изнасиловать меня, Ахилл? – спросила Элеонора бархатистым завлекающим голосом. Она ухватила его руку, ее губы и язык стали пробовать рельеф мышц. – Ты хочешь опрокинуть меня на пол? Ты хочешь, чтобы я открылась тебе? Ты хочешь заполнить меня одним быстрым…

– Боже правый, ты пытаешь меня.

– Я? – Элеонора продолжала целовать грудь Ахилла. – Любой другой мужчина уже давно набросился бы на меня. Лопнул бы от нетерпения, но ты ведь не любой мужчина, так ведь, Ахилл? Ты находишь удовольствие в предвкушении. Для тебя разжигание аппетита такое же удовольствие, как и утоление голода. – Она рассмеялась тихо и сладостно, и Ахилл почувствовал на своем животе трепет ее страсти. – Или почти такое же.

Она опустилась ниже. Глаза Ахилла закрылись помимо его воли. Он хотел смотреть на нее, но ее губы были такими теплыми, а язык таким…

Ахилл почувствовал, как одеяло вокруг его талии размоталось и упало, у него перехватило дыхание в преддверии удовольствия. Как хорошо она знает его. Как хорошо она… Элеонора поцеловала бедро Ахилла, потом проникла к краю интимной поросли, темневшей в низу живота.

– Эл, – прохрипел Ахилл.

– Это дар, – прошептала Элеонора, ее рот приблизился к его телу настолько, что Ахилл ощутил дыхание на своей горящей плоти. – Дар памяти… и удовольствия.

Мягкий поцелуй.

– А-ах. – Еще один поцелуй, влажный, смелый. – Боже правый. – Прикосновения кончика ее языка разлили жидкое пламя по всему его телу. Ахилл отрывисто выдохнул, и мускулы его живота напряглись.

Ее губы сомкнулись на его плоти.

– О Боже, о Боже! – На Ахилла накатила волна влажного жара, потом она откатилась назад и накатилась снова. Его уши заполнил звон, стон, благодарение… – Элеонора, – вырвалось у него как выдох и как молитва.

Небеса, горы, реки – все пропало, осталась только она, только она. Все, что было внутри него твердым, перестало быть таковым. Как расплавившийся камень лопается и испаряется, так и в нем все растеклось по венам, сжигая все на своем пути.

– Эл, Эл, я всего лишь мужчина. Боже правый, прости ме… – Его слова превратились в протяжный, резко оборвавшийся стон. – Давление, давление… пальцев огня, уносящих прочь… освободи, освободи безрассудную сладость… блаженство.

Ахилл перевернулся на живот и неподвижно замер, слышалось лишь его резкое дыхание, да слезы увлажнили щеки. Он был охвачен благодарностью. Тело. Сердце. Душа. Дар Элеоноры.

Ахилл почувствовал, как Элеонора забралась в кровать с другого бока, потом ощутил, как мягчайшими прикосновениями она убрала волосы с его лица. Он повернулся к ней и открыл глаза.

– Хочешь немного вина? – нежно проворковала Элеонора.

Она сидела на покрывале, поджав ноги и протягивая ему оловянную кружку.

– Я всегда желал тебя, другие не доставляли мне удовольствия, – процитировал Ахилл. – Мне совсем не нужна другая любовь.

Элеонора покраснела и улыбнулась, а Ахилл привлек ее к себе и нежно поцеловал. Она прикоснулась губами к токайскому, а ее глаза говорили о любви. Не о любви поэтов или трубадуров, а о любви Элеоноры. Значительно более ценной для него.

Ахилл взял кружку с вином и сделал большой глоток, чтобы смыть внезапно появившийся в горле ком. Его рука дрожала, когда он возвращал кружку Элеоноре.

– Я никогда не думал, что ты будешь так смотреть на меня. Все твои преграды рухнули. Ты посрамила меня. И дважды ты доставила мне удовольствие, ни разу не получив сама.

– Ни разу? – переспросила Элеонора, мягко рассмеявшись. – Мне, кажется, ярко вспоминается что-то такое, связанное с достаточно интересным купанием в «лебеде».

Ахилл оперся на локоть и подергал за незавязанную ленту ее шелкового халата.

– Ярко? Тогда я должен… Что случилось, Эл? Твои глаза затуманиваются.

– Мы прощаемся, так ведь? – Она стерла набежавшую слезу. – Я хочу сказать, что знаю, что мы проведем здесь еще один день и потом еще два в лодке до Вены. Но тем не менее это – прощание.

Ахиллу захотелось прогнать тень грусти из ее глаз. Это было новое чувство, которое заставляло его хотеть забрать ношу ее печали.

– Я хочу солгать тебе, Элеонора. Я хочу сказать, что у графа Д'Ажене на всю его оставшуюся жизнь вместо женщин, которые станут вертеться вокруг него на склоне дней, будет только одна. Но я не могу сказать этого. Потому что, хотя юридически граф Д'Ажене существует, его нет здесь. – Ахилл выразительно постучал себя по лбу. – Я не знаю, кто я теперь. Может, никогда и не узнаю. Я не могу просить тебя изменить образ жизни, когда я ничего не могу предложить взамен. Я, Элеонора, человек-одиночка.