Плач к небесам - Энн Райс

– Да ты знаешь ее, Тонио! Она же без ума от тебя! В Неаполе она всегда сидела в первом ряду, когда ты пел. А теперь вот заварила всю эту кашу. И прошлой ночью на приеме у английского посла она всем, всем твердила, что ты самый великий певец со времен Фаринелли и что она сама слышала Фаринелли в Лондоне. Ну и понятно, что теперь говорят римляне: как это какая-то англичанка будет им указывать!

– Постой, Паоло! Да кто она? Как она выглядит?

– Ну, блондинка такая, с пушистыми волосами. Да ты ее знаешь, Тонио! Она еще была замужем за двоюродным братом графини, а теперь разбогатела и все время только и делает, что рисует…

Тонио так переменился в лице, что Паоло умолк на секунду. Но потом снова, захлебываясь, заговорил:

– Тонио! Они говорили гадости и до ее приезда, а теперь их слушать просто невозможно! Синьора Бьянка говорит, что толпа может просто закрыть театр!

– Так она в Риме! – не слушая его, прошептал Тонио.

– Ну да, в Риме. Но лучше бы она была в Лондоне! – заявил Паоло. – Сейчас она с маэстро Гвидо.

Взгляд Тонио тут же переметнулся на Паоло:

– Что ты имеешь в виду под словами: «Она с маэстро Гвидо»?

– Что они на вилле графини, – пожал плечами Паоло. – Она туда вселяется. Но что все-таки нам делать?

– Не вести себя глупо, – пробормотал Тонио. – Здесь нет ее вины. Все переполошились из-за оперы, вот и все. Если бы они не говорили этого, они бы…

Тонио вдруг резко развернулся и протянул руку к камзолу. Поправил кружева у шеи и направился к армуару за шпагой.

– Куда это ты собрался? – спросил Паоло. – Тонио, что же нам делать?

– Паоло, Беттикино ни за что не позволит им закрыть театр, – доверительным тоном произнес Тонио. – В противном случае он останется без работы.

Время близилось к вечеру, когда он добрался до виллы графини, расположенной сразу за южной окраиной Рима.

В саду деловито работали ножницами садовники, превращая вечнозеленые кустарники в птиц, львов и оленей. Газоны в лучах заходящего солнца казались зелеными и безупречно чистыми, и повсюду – на прямоугольниках срезанной травы, на пересечении дорожек, под стволами маленьких, идеально округлых деревьев – журчали фонтаны.

Тонио прошел в музыкальный салон, стены которого недавно были обклеены новыми обоями, и увидел клавесин под белоснежным покрывалом.

Мгновение он стоял неподвижно, уставившись в пол, и уже собирался покинуть комнату так же быстро и решительно, как вошел, когда к нему, держа руки за спиной, подошел старый дворецкий.

– Графиня еще не прибыла, синьор, – сказал старик. Звуки со свистом вырвались из его сухих губ. – Но ждем со дня на день, со дня на день.

Тонио хотел было пробормотать что-то насчет Гвидо, как вдруг заметил на дальней стене огромный холст. Все его краски были знакомы ему, так же как и фигурки танцующих в хороводе нимф в прозрачных и таких мягких на вид одеждах.

Тонио уже сделал в направлении картины несколько шагов, когда услышал, как старик сзади тихо пробурчал:

– А, молодая синьора! Так она здесь, синьор.

Тонио обернулся.

– Она вернется с минуты на минуту, синьор. После полудня они с маэстро Гвидо поехали на площадь Испании.

– На площадь Испании? – переспросил он.

Улыбка тронула морщинистое лицо старика. Он снова покачался на пятках, не разжимая рук за спиной.

– Ну как же, синьор! В студию! В мастерскую молодой синьоры. Ведь она же художник, очень большой художник! – В его тоне слышалась легкая насмешка, однако такая мягкая и безличная, что, возможно, адресовалась всему миру.

– Так у нее там мастерская… – Это прозвучало скорее как констатация факта, а не вопрос. Тонио снова взглянул на хоровод нимф на стене.

– Ах, смотрите, синьор, она уже идет, вместе с маэстро Гвидо! – сказал старик и махнул рукой.

Они шли по садовой дорожке.

Светловолосая художница держала Гвидо под руку и несла папку, толстую и, похоже, увесистую, хотя и не такую большую, как та, что была в правой руке Гвидо. Льняное платье в цветочек проглядывало из-под легкого шерстяного плаща, капюшон которого был отброшен назад, так что бриз мог играть с ее волосами. Она говорила с Гвидо. И смеялась. А Гвидо, не отрывая глаз от дорожки, по которой вел ее, улыбался и кивал головой.

Тонио почувствовал, что художницу с Гвидо связывают какие-то неформальные отношения. Они говорили о каком-то серьезном предмете, словно знали друг друга давно.

Когда они вошли в комнату, у Тонио перехватило дыхание.

– Как? Верить ли мне своим глазам? – иронично произнес Гвидо. – Неужели это тот самый юный Тонио Трески, знаменитый и таинственный Тонио Трески, который скоро удивит весь Рим?

Тонио тупо глазел на него и не говорил ни слова. Вдруг воздух наполнился женским смехом.

– Синьор Трески. – Она сделала маленький, быстрый книксен и добавила с приятной ритмичной интонацией: – Как чудесно, что вы оказались здесь.

В ее голосе чувствовалось оживление. Ее глаза весело щурились и сияли, а платье в цветочек лишь усиливало производимое ею впечатление легкости и движения, несмотря на то что стояла она совершенно спокойно.

– Хочу кое-что показать тебе, Тонио, – говорил между тем Гвидо, раскладывая тяжелую папку на клавесине. – Кристина закончила это сегодня.

– Нет-нет, еще не закончила! – возразила она.

Гвидо вытащил большой пастельный этюд.

– Кристина? – переспросил Тонио.

Собственный голос показался ему грубым и сдавленным. Он не мог оторвать от нее глаз. Стоя у дверей, она словно излучала сияние. Щеки ее пылали, и хотя на миг улыбка сошла с ее губ, она тут же вернула ее на место.

– О, простите меня! – непринужденно воскликнул Гвидо. – Кристина, я думал, что вы с Тонио наверняка уже встречались.

– О да, мы встречались! Правда встречались, синьор Трески? – быстро сказала она. И, подойдя к нему, протянула руку.

Он смотрел на нее, осознавая лишь то, что ее пальцы лежат в его пальцах и что ее рука оказалась неописуемо мягкой и нежной и еще такой крошечной, что походила на кукольную. Невозможно было себе представить, чтобы этими пальцами выполнялась какая-либо серьезная работа. Потом до него дошло, что он стоит неподвижно, как статуя, а эти двое глядят на него. Он тут же наклонился поцеловать художнице руку.

На самом деле он не предполагал касаться ее губами. Должно быть, Кристина это заметила, потому что в нужный момент слегка приподняла руку и получила-таки его поцелуй.

Он поднял на девушку глаза. Внезапно она показалась ему ужасно беззащитной.

– Взгляни-ка, Тонио! – спокойно позвал его Гвидо, как будто не заметил ничего странного. Он держал в руках собственный портрет, выполненный пастелью.

Это был превосходный рисунок; маэстро на нем выглядел полным жизни. Отлично были переданы его задумчивость и даже опасный блеск в глазах. Художница не обошла вниманием ни расплющенный нос, ни полные губы и при этом поймала суть этого человека, преображавшую все его черты.

– Ну же, Тонио, – вкрадчивым тоном сказал Гвидо. – Что скажешь?

– Может быть, вы тоже согласитесь позировать мне, синьор Трески? – быстро спросила Кристина. – Мне бы так хотелось написать вас! По правде говоря, я уже сделала это, – почти застенчиво сообщила она, и ее щеки слегка порозовели, – но лишь по памяти, а мне бы хотелось написать ваш настоящий портрет, и со всей тщательностью.

– Принимай предложение! – как ни в чем не бывало посоветовал Гвидо, облокотившись о покрытый чехлом клавесин. – Через месяц Кристина будет самым популярным портретистом в Риме. Если сейчас не согласишься, тебе придется записываться к ней на прием и ждать своей очереди, как простому смертному.

– О, вам никогда не придется ждать своей очереди! – рассмеялась она и неожиданно вся пришла в движение, и ее светлые кудрявые волосы легко и пушисто заволновались. – Вы могли бы прийти завтра? – спросила она уже серьезно. – Я горю желанием начать ваш портрет. – Глаза у нее были синими, почти фиолетовыми, и такими красивыми! Неописуемо. Он в жизни не видел таких синих глаз, как у нее. – Мы могли бы начать в полдень, – говорила она с легким дрожанием в голосе. – Я англичанка и не сплю днем, но вы можете прийти и попозже, если вам так будет удобней. Я хочу написать вас еще до того, как вы станете ужасно знаменитым и вас захотят писать все подряд. Это было бы очень любезно с вашей стороны.

– О, какие они скромные, эти талантливые дети! – усмехнулся Гвидо. – Тонио, молодая синьора говорит с тобой…

– Вы собираетесь жить в Риме? – пробормотал Тонио.

Его голос прозвучал так слабо, что он не удивился бы, если бы она тут же осведомилась о его здоровье.

– Да, – ответила Кристина. – Здесь много чему можно научиться, много чего можно написать. – Тут выражение ее лица снова резко изменилось, и она добавила удивительно дружеским тоном: – Когда оперный сезон закончится, я, возможно, последую за вами, синьор Трески. Я стану одной из тех сумасшедших женщин, что сопровождают великих певцов по всему континенту. – Глаза ее были распахнуты, но лицо казалось озабоченным. – Может быть, я не смогу писать, не слыша вашего голоса.