Ричард Длинные Руки – фрейграф - Гай Орловский

Некоторое время стучали клинками по сверхпрочным пластинам, выкрикивали ругательства. Я тяжело взбирался выше и выше, чувствуя себя китом на суше, но когда начали напрыгивать и на голову, стараясь попасть остриями в узенькие щелочки брони и поразить глаза, я качнулся вправо-влево, а хвостом махнул из стороны в сторону, и сразу крики смолкли, только остались удаляющиеся стоны.

Я хрипел и отгонял кровавую пелену с глаз, камни ползут навстречу очень уж медленно, а до вершины горы еще далеко…

Наверху раздались крики, вспыхнули костры, заметались люди. Я прислушался, злорадная улыбка попыталась раздвинуть рептилий рот, но не получилось.

Поднимаясь медленно, как я считаю, но все же быстрее человека, я наблюдал, как они отчаянно пытаются повернуть арбалеты.

Высокий человек в блестящей кольчуге вынырнул, казалось, из пламени костра и прокричал:

– Быстрее! Поворачивайте арбалеты!.. Он идет снизу!

Сразу несколько человек закричали устрашенными голосами:

– Их не повернуть!

– Они стреляют только вверх!

– Дракон не может снизу…

– Это не дракон!

– Дракон, смотрите…

Я рывком поднялся на очередной уступ, взору открылись два мощных арбалета. Оба закреплены на станинах и позволяют лишь небольшую корректировку для прицеливания чуть выше-ниже и вправо-влево. К счастью для меня, никто не мог предусмотреть, что крылатый дракон окажется таким дураком, что начнет подниматься от подножья, когда ему нужна вершина…

Народ с криками начал разбегаться. Я дохнул огнем, просушенное и просмоленное дерево арбалета вспыхнуло с превеликой охотой. Не теряя времени, я обошел гору по периметру и выжег, как клоповьи гнезда, все четыре установки по защите от нападения с неба, а потом начал торопливо взбираться к вершине.

Нет, человеком я поднимался бы намного дольше. Хоть и тяжело тащить тяжелое тело, зато размеры позволяют не искать тропки, а все труднопреодолимые для человека уступы мало что значат…

Я поднял глаза кверху, оптимизм выдуло, как ледяным ветром. Вершина, как и вся гора, тонет во мраке, но мне достаточно света звезд этой половины неба, чтобы видеть ее отчетливо. И чтобы понять, что мне туда карабкаться несколько суток… А погоня, понятно, настигнет меня раньше.

Сцепив зубы, я тащил себя вверх и тащил, каменная поверхность уплывает вниз неспешно, но безостановочно. Иногда я чувствовал себя мухой на стене, гадостное липкое чувство страха, лапы дрожат, когти обломаны, все мышцы ноют, стонут и молят о пощаде…

Я твердил себе, что уже близко, ну почему эта карнисса должна расти именно на макушке, Господи, ну что за выверт, камни везде одинаковы…

Глаза уловили высоко впереди странный блеск, я взобрался еще на пару уступов, а там выше прямо из блестящих сколов торчат растения. Если это не карнисса, то я не дракон.

Цветы закрыли чашечки на ночь, мелкие такие бутоны, здесь их пять штук, а вон там выше еще пара… Я осторожно взял камень в лапы, сдавил. Теперь понимаю, почему никому даже в голову не приходило попытаться насчет отвара из корней.

Камень сопротивлялся, хотя даже гранит уже сдался бы. Я напряг все силы, в лапах наконец сухо хрустнуло. Камень не раскололся, а рассыпался, как песок. В моих когтисто-перепончатых остался тонкий стебель с белым корнем, как у сельдерея.

– Вот оно, – пробурчал я.

Раздавив еще несколько камней, я оставлял карниссу и тяжело взбирался наверх, где отыскал еще три местечка. Лапы ноют, быстро покрываясь ранами и ссадинами, я залечиваю, и тут же все повторяется снова и снова.

– Остановись, – сказал я себе, – не жадничай. Если зайдешь слишком далеко, снизу успеют прибыть более подготовленные…

Из большого ящера в поменьше трансформация идет быстрее, я собрал карниссу с корнями в один мешок, сорвал три цветка и сунул в другой. Это для Мириам и ее родителя…

В груди что-то шелохнулось, все-таки быстро свинею, а это нехорошо. Нельзя давать себе волю, так человек быстро превращается в сволочь, а потом и вовсе в демократа.

Морщась, я выломал еще штук пять камней с торчащими из них растениями, разделил добычу на два мешка и огляделся. Жаль остающуюся эндемичную травку, но, наверное, надо ее сжечь огненным дыханием. Ибо не служит исцелению людей, а только одному тирану, вожаку объединения племен, продлевая ему жизнь снова и снова. Может быть, до бесконечности. Или будет продлевать другому, который сумеет выбить этого из захваченных долин и захватит гору себе…

Я уже раскрыл пасть и набрал в грудь воздуха, чувствуя, как разгорается жар, но взгляд упал на цветы, где ночные муравьи продолжают пасти тлей, отгоняя хищных жучков, где формируются капли росы… А, собственно, чего я так ратую, чтобы это было доступно для всех? Сам демократ хренов! Дураков да дебилов собираюсь поить, чтобы жили вечно? Не так уж и страшно, хоть и крайне несправедливо, что будет пользоваться какой-то гад, у которого хватило силы, отваги и наглости загрести все под себя.

Во-первых, будет давать и своим близким, потому что ни одна сволочь не хочет оставаться одинокой. Во-вторых, самое главное, даже самый жестокий гад пресыщается жестокостями и кровью, начинает задумываться о смысле бытия. Только большинству не хватает жизни, чтобы о ней задуматься, но когда жизнь долгая, очень долгая, всяк постепенно приходит к мудрости…

Я вздохнул, очень медленно и тихо выпустил часть огненной струи в землю. Остальное пусть идет на обогрев и подпитку мышц. Собственно, не мое дело рыться в анатомии. Любой организм – гомеостат, сам должен поддерживаться себя на уровне.

Снизу в самом деле доносится шум, словно наверх взбирается большая орда крупных муравьев. Я оттолкнулся всеми четырьмя и взмыл почти свечой, долго карабкался вверх, а потом опасливо взял в сторону, все время напрягаясь в нехорошем предчувствии, что если не все арбалеты сгорели…

Глава 10

Две женщины прижались к земле, когда я навис над ними, громадный и страшный, но принцесса, как только сообразила, что эта внезапно возникшая темная гора и есть ее любимый дракон, вскочила и с радостным визгом бросилась мне на шею.

Мириам приподнялась и наблюдала за нами с тревогой, а принцесса целовала меня в морду, щупала ноздри, а они у меня – горилла помрет от зависти, прижималась всем телом и счастливо верещала, верещала, верещала.

– Траву нашел? – спросила Мириам с недоверием и надеждой. – А то там все полыхает…

– Мы думали, – пропищала принцесса, – вулкан проснулся.

– Это я пошалил, – признался я.

– Зачем?

– Да просто так. Удаль, знаете ли… Она объяснений не требует.

Мириам повторила:

– Что с карниссой?

– Всю вершину оборвал, – сообщил я недовольно.