Двойное преступление на линии Мажино. Французский шпионский роман - Пьер Нор

— Боюсь, что у вас будут из-за меня трудности,— объяснил, улыбаясь, Фредерик.— Наши контакты должны остаться в строжайшем секрете. Мое присутствие ни в коем случае не должно подвергать вас опасности и привлекать к вам внимание. Не могли бы вы подыскать мне укромное место на случай, если в «Гион Империаль» я буду уж слишком на виду?

— Разумеется,— ответил Бернар Кассегрен.— Можете мне довериться, мы предусмотрели такую возможность.

— Прекрасно,— одобрил Лемуан, поставив чемодан на стол.— Но начнем мы с осмотра содержимого вот этой штуковины.

Он достал кожаный пояс и принялся исследовать различные кармашки. Сначала он извлек боеприпасы для кольта, затем три машинописных странички на бумаге для прокладки гравюр. Он углубился в чтение, присвистывая от удивления. Это были копии писем, которыми обменивались доктор Равено и генерал Салах Эддин Мурад. Как и рассказывал своему спутнику Загари, французский псевдоагент обещал новому суданскому правительству поддержку Парижа в области финансов, вооружений, упоминалась, в частности, истребительная авиация и помощь развитию промышленности в той мере, в какой данное правительство обязуется обращаться в первую очередь и исключительно к Франции.

Копии были отпечатаны под копирку, естественно, без шапки, и ни в коем случае не могли служить доказательством того, что доктор Равено, успешно взявший на себя обязательства от имени Франции, имел малейшее на то право. Фредерик, не выпуская бумаги из рук, с потерянным взглядом думал прежде всего о том, где же мог находиться оригинал.

Существовало два возможных варианта: или люди, манипулировавшие, прикрываясь именем Франции, генералом Салах Эддин Мурадом и его сообщниками, рассчитывали на удачный исход государственного переворота, или у них не было иной цели, кроме дискредитации французского правительства.

Фредерик готов был держать пари, что во втором случае оригиналы отправлены генерал-президенту. Но и в первом случае они неизбежно должны были попасть в его руки, иначе он не имел бы возможности развернуть столь суровые назидательные репрессии.

Фредерик Лемуан дорого бы заплатил, чтобы взглянуть на подлинные документы. Он передал копии резиденту в Аддис-Абебе, чтобы тот мог с ними ознакомиться, а сам продолжил осмотр.

В кармашках пояса он обнаружил около двух тысяч долларов в купюрах по сто, пятьдесят, двадцать и десять. Этим объяснялась щедрость, с которой Осман Загари вознаградил деревенских жителей за услуги и обновил свой гардероб в Асмэре. Далее следовали три расписки о получении вкладов по пятьдесят тысяч долларов каждый на имя Загари в Восточно-африканском банке в Найроби, Кения. К сожалению, отсутствие каких бы то ни было пометок не позволяло точно установить, кто же предоставил Загари столь яркое доказательство доброй воли. Наконец, в конверте между двумя картонками фотография женщины — красивой блондинки в купальнике, сидящей на краю бассейна, и льстивое посвящение: «Моему дорогому Осману с любовью от Хорны».

— Ну вот! — сказал Фредерик, любуясь соблазнительным силуэтом красотки.— Со смертью Загари, несмотря на риск, связанный с бегством из Хартума, я могу похвастаться только тем, что располагаю красноречивыми письмами — правда, без единого указания на их происхождение и подтверждения достоверности,— доказывающими, что патриотизм моего друга Османа не был так уж бескорыстен, ведь он подумывал о тихой гавани в Найроби. Ничего о том, кто намеревался обеспечить ему безбедное будущее. Но зато фотография прекрасной куколки…

При этом он передал фотографию владельцу гаража, который туг же воскликнул:

— Но это… Да я же знаю эту крошку…

— Если верить тому, что мне сказал Загари, ее зовут Хорна Мейсон.

— Точно,— поддержал Кассегрен.— Она американка. Писательница, работает журналисткой в одном агентстве печати, собирает материал для книги о Восточной Африке. Мне о ней сообщал один из моих ребят. Уж очень она крутилась среди делегатов на последней конференции ОАЕ. Я просто принял этот факт к сведению. Несколько подобных дамочек беспокоятся об освобождении Африки от пут неоколониализма и служат вполне определенным и отнюдь не идеалистическим интересам тех, кто мечтает принять эстафету от старых европейских держав. Какова ее роль в этой истории?

Фредерик Лемуан навострил уши, услышав характеристику Хорны Мейсон.

— Все очень просто,— объяснил он.— Она познакомила капитана Загари и того, кто выдает себя за доктора Равено. Другими словами, именно она стоит у истоков хартумского заговора.

Кассегрен восхищенно присвистнул:

— Ну вы скажете… А откуда этот пояс? Может быть, эта вещица принадлежит вашему другу Загари?

— Да. После убийства я решил посетить его комнату и обнаружил тайник в вентиляции в туалете.

— После чего? — спросил Кассегрен с открытым ртом.

— Вы не ослышались: после убийства. Вероятно, с этого стоило начать.

Очень коротко Лемуан рассказал своему сотруднику о последних события.

Кассегрен не мог прийти в себя:

— Да, черт побери. Вы уж меня извините, но Аддис-Абеба — это все-таки не Чикаго. Надо обладать необыкновенной наглостью… или совсем отчаяться, чтобы расстрелять человека автоматными очередями у «Гион Империаль». Совершенно очевидно, что акция совершена суданскими агентами, но должен, к стыду своему, признаться, что никогда не думал…

— Что у них здесь такой боеспособный передовой отряд? — заключил Фредерик.— Я тоже гак не думаю. Опрометчивость тут не уместна. Я много размышлял над случившимся и пришел к выводу, что для генерал-президента Осман Загари представлял несравненно больший интерес живым, нежели мертвым. Его можно было заставить подписать сенсационную исповедь, поскольку именно он организовал переговоры между своим зятем и пресловутым Равено. Можно было организовать показательный процесс: лучшего обвиняемого и желать нельзя было. Нет, видите ли, мне кажется, что, убрав его, суданцы лишили бы себя одного из козырных тузов на ближайшей встрече на высшем уровне в Каире.

— Кто же тогда? — спросил Кассегрен, почесывая затылок.

— Неизвестные инициаторы этого невероятного дела,— ответил заместитель «господина Дюпона».— Это еще одно подтверждение моей версии: единственная цель операции состоит в компрометации Франции. Заговорщики, опутанные человеком, представившимся как Равено, были сразу же выданы суданскому правительству. Поэтому устранить Загари до того, как он заговорил,— а ведь я сообщил ему кое-какие подробности — было не менее важно, чем завладеть компрометирующими документами, в частности банковскими расписками, которые могли оказаться при нем.

А Хорна Мейсон была всего лишь приманкой гак называемого доктора.

— Признаюсь, — сказал растерянный Бернар Кассегрен,— я в разведке добрый десяток лет, и все время в Африке, но впервые сталкиваюсь с таким запутанным делом. Как вы думаете, кто может питать к Франции настолько сильную неприязнь, чтобы затеять такую комбинацию?

— О!., довольно беззаботно сказал Фредерик. — Кандидатов на эту роль хватает. Если речь идет о попытке расширить свое политическое влияние, то в подрыве нашего престижа в арабском мире могут быть заинтересованы русские или даже китайцы. Если же о расширении рынка, поставках оружия — можно предположить участие США, Англии или даже частных лиц. В западном мире сейчас существуют группы, обладающие невероятной экономической и финансовой мощью. Они проводят независимую от правительств политику, поскольку составляют международные коалиции. Африка сегодня представляет собой идеальное пространство для соперничества интересов.

Лицо владельца гаража потемнело.

— Но что бы ни представляли собой силы, находящиеся у истоков заговора,— заметил он,— им не удалось завладеть документами, хранившимися в поясе Османа Загари… И в живых, как минимум, еще один человек, грозящий им разоблачением.

— Но не располагающий и малейшим доказательством,— поправил Фредерик.— Между тем я с вами согласен, такой человек существует. Это я.

— Иначе говоря, вы…

— Человек, которого надо убрать,— вежливо дополнил заместитель «господина Дюпона».— Не бойтесь слов, черт возьми. Вот почему, направляясь к вам, я так заботился о вашей личной безопасности, испытывая прежде всего чисто человеческое беспокойство и, конечно, не желая подставлять руководителя разведывательной сети.

— Я понимаю,— сказал Кассегрен.— Но вам не стоит беспокоиться. Я в состоянии обеспечить ваш тайный выезд из страны или устроить в надежном месте, где никто вас не найдет. На выбор.

— Вам не придется делать ничего подобного,— спокойно сказал Фредерик.— Посмотрим фактам в лицо: в моем распоряжении менее восьми дней, чтобы разоблачить заговор и предоставить нашим дипломатам возможность отвергнуть обвинения, которые, вероятно, выдвинет Хартум. Если вы меня спрячете, это не решит проблемы. Возвращение же во Францию будет означать поражение на боевом фронте. Я не могу пойти на поводу у добродетельного господина де Сен-Арлеса и непогрешимого внешнеполитического департамента. Значит…