Князь Игорь. Витязи червлёных щитов - Владимир Малик

И славилась она красой несказанной, а долей несчастливой. И верно, что за судьба — в неполные восемнадцать стать женой почти пятидесятилетнего седого старика? Прожила с ним десять лет — и любви не знала, и детей не имела. А сердце было у неё пламенное, и безумно влюбилась она в княжеского тиуна Прохора Васильевича, красавца-богатыря.

Тот ответил ей взаимностью.

Долго они носили свои чувства в себе, не смея друг с другом словом перемолвиться. Но их глаза, страстные взгляды без слов поведали обоим о взаимной любви. И в первый же вечер после отъезда князя, встретившись случайно (а может, и нет?) в полутёмных сенцах безлюдного терема, она бросилась к нему в объятия.

— Сокол мой! — простонала радостно.

— Княгиня моя!

Чтобы никто не заметил, она осторожно открыла дверь в свои покои и поманила его к себе.

— Сюда!

С этого времени, когда слуги и служанки крепко засыпали в своих каморках первого этажа, Прохор осторожно, чтобы не скрипнула ни одна половица, тайно пробирался в хоромину молодой княгини.

Они понимали, что рискуют жизнью, но сдержаться не могли: любовь оказалась сильнее рассудка и страха смерти.

И всё было бы ничего, но на беду оказался здесь ещё третий человек, обиженный людьми и судьбой, и потому злой и мстительный — княжеский евнух Сидор, тоже, как и тиун Прохор, красивый, видный собою, но немощный мужскою силой, которой лишили его ещё в юношеском возрасте его враги. Но не был он лишён Богом чувства красоты — и тоже безрассудно влюбился в княгиню, хотя и знал, что напрасно, безнадёжно.

Вот как-то он и подглядел, что Прохор тайно проникал на половину княгини, и воспылало его сердце злобой на тиуна. И решил он обо всем рассказать князю.

Однако случилось так, что когда Мстислав возвратился из похода, княгиня тяжело заболела.

Все боялись за её жизнь, и евнух не посмел тогда свершить своё чёрное дело.

А тем временем Мстислав, молясь за здравие жены своей, дал всенародно в Десятинной церкви, перед иконой Богородицы, обет — заложить на Подоле храм, если княгиня поправится.

Вскоре княгиня выздоровела.

Мстислав обрадовался этому и собрал в гриднице дружину свою и бояр, с которыми ходил на литву, и долго веселился, пируя и слушая песнопевцев, среди которых выделялся своим голосом, умением играть на гуслях и складывать новые песни вещий Боян.

И вот когда все присутствующие, напившись и наевшись, слушали очередного певца, сзади к Мстиславу, который одиноко сидел во главе стола, подошёл евнух Сидор и прошептал на ухо:

— Княже, пока ты земли чужие воюешь и ворогов всюду побеждаешь, а если дома — либо в суде или над делами земли своей трудишься, и когда с приятелями своими веселясь, проводишь время, то не ведаешь ты, что у княгини твоей делается. Прохор то Васильевич часто с княгиней наедине бывают. Если ныне зайдёшь, то сам увидишь, что я правду говорю.

Мстислав молча, не перебивая, выслушал, усмехнулся в седую бороду и сказал:

— Послушай, раб! А не помнишь ты, как княгиня Христина, первая моя жена, крепко меня любила и мы жили в полном согласии? И хотя я тогда как молодой ещё человек нередко чужих женщин наведывал, она, зная это, совсем не обижалась и тех женщин приязно принимала, будто ничего не знала, и потому ещё больше любить и уважать её обязывала… Ныне же я состарился, и множество трудов и забот о земле нашей про другое уже думать не позволяют. А княгиня, как молодая женщина, хочет и повеселиться, возможно при этом и учинит что непристойное. Мне это упредить нет сил, но достаточно и того, если об этом никто не знает и люди не говорят. Потому и тебе лучше молчать, если не хочешь без языка остаться. И впредь никому не смей говорить, чтобы княгиня не проведала и тебя не погубила.

Евнуха пот прошиб, задрожав, он прошептал:

— Я буду молчать, княже, буду нем, как могила! — заверил он князя и незаметно выскользнул из гридницы.

Спустя некоторое время Мстислав заметил, что княгиня затяжелела, и радостно всем объявил:

— У нас радость: княгиня собирается подарить мне ещё одного сына или дочку. У меня тринадцать детей, теперь будет четырнадцать. Бог любит чтоб всему была пара. В знак этой радости ныне-и заложим церковь, как я и обещал.

Под перезвон всех киевских церквей торжественно была заложена подольская церковь Успения Богородицы, а на следующий день Мстислав вызвал к себе тиуна и сказал:

— Завтра отплывает корабль с нашими гречниками[119] в Царьград. Поезжай с ними, Прохор, да купи две иконы святой Богородицы — одну для подольской церкви, а вторую — для вышгородской, та, что там — уже потемнела и облезла. И с купцами возвращайся назад! Не мешкай!

Дал ему несколько серебряных гривен на покупку — и тот поплыл по Днепру на купеческом корабле.

А через два месяца возвратился. Усталый, измученный, но радостный. В княжеском златоверхом тереме, круглом двухэтажном строении посреди города Владимирова, когда он вошёл со своей ношей, завёрнутой в вишнёвого цвета плащаницу, было шумно — князь собрал гостей, чтобы отпраздновать день рождения княгини. Прошёл мимо всех к княжескому столу, положил перед князем и княгиней покупку.

— Привёз, княже, — и кинул мимолётный взгляд на княгиню. Мстислав и виду не подал, что это заметил, а также то, как вспыхнули розовым цветом всегда бледные щеки княгини, и спокойно сказал:

— Покажи!

Прохор развернул плащаницу и в обеих руках поднял над собой две иконы — обе святой Богородицы. Были они одного размера, и Богородицы похожи лицом и одеянием, и младенцы тоже — как близнецы. Не отличались иконы и окладами, очень небогатыми.

— Вот эта, — поднял повыше ту, что в правой руке, — куплена во Влахернском храме. И зовётся она по-гречески Пирогощая, то есть Башенная, потому что тот храм построен в городской стене в виде сторожевой башни… Эта, скажу я вам, чудотворная икона!

Все затихли, всматриваясь в загадочный лик Богоматери.

— В чём же проявилась её чудотворная сила? — спросил князь.

— Об этом мне говорили и настоятель, и прихожане Влахернского храма… А позднее, по пути домой, мы все убедились в этом.

— Как?

— Когда мы покинули Босфор, налетела на нас страшная буря. Днём стало так темно, как ночью. Волны достигали высоты в два и в три человеческих роста и заливали наш корабль. Все уже готовились к наихудшему, начали молиться. И тогда я вынес Богородицу Пирогощую и все опустились перед ней на колени, прося заступничества. И что вы думаете? Небо постепенно прояснилось, ветер утих, волнение улеглось — и мы облегчённо вздохнули. Спасены! Мы вновь стали на колени перед иконой и долго благодарили за спасение, на которое никто уже и не надеялся. Потом исправили снасти, вычерпали воду — и налегли на весла. Так Богородица Пирогощая спасла нас в первый раз…

— А во второй? — выдохнул кто-то нетерпеливо.

— А во второй — это было уже в Днепровском устье — мы убедились не только в её чудотворности, но и в исцеляющей силе, когда один из гребцов внезапно заболел, а на третий день отдал Богу душу. Знающие люди поглядели на беднягу и сказали: «Готовимся, братья, к смерти! Это — мор!» У всех руки опустились. Вот уже скоро-скоро пороги, родная земля, а доплывём ли мы живыми и здоровыми до Киева? Никто в это не верил. Все знали, что такое мор. Он никого не милует!.. И тогда я снова достал икону Богородицы и высоко поднял над собой. «Помолимся, братья, помолимся! — сказал я. — Единственная надежда на заступничество Матери Божьей!» И мы горячо, истово молились три дня на острове Хортице — и никто из нас за три дня не заболел и не помер. И тогда мы окончательно поверили в чудотворную силу иконы, перетащили волоком свой корабль через пороги и счастливо добрались до Киева.

Все перекрестились, со страхом и надеждой вглядываясь в икону, а князь сказал:

— Правда, предивная история. Не верить ей у нас нет никаких оснований, ибо икона дважды спасла тебя, Прохор, и твоих спутников, но подождём до третьего раза — спасёт ли в третий?.. А пока я велю сделать новый оклад из золота, серебра и драгоценного камня. Пока всё это смастерят, глядишь, и церковь будет готова.

Все стали поддакивать: «Так, так! Пускай эта чудотворная икона останется во вновь заложенной подольской церкви, а вторая будет для Вышгорода!»

И никто, кроме княгини, которая хорошо знала нрав своего мужа, не вник в тайный смысл слов князя Мстислава. Лишь княгиня вздрогнула, услышав его слова: «подождём до третьего раза». Вздрогнула и мельком глянула на Прохора — понял ли он, что кроется в этом мимолётно брошенном предупреждении? Нет, Прохор не понял, даже на неё не взглянул. И напрасно! Князья слов на ветер не бросают, ибо у них за словами всегда — дела, нынешние или будущие… Княгиня в душе почувствовала тревогу за любимого. Но чем она могла ему помочь, хотя бы поддержать? Она не могла даже открыто посмотреть на него, не то, что словом перемолвиться. Бедная, бедная! Какой быстролётной оказалась её любовь!