Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи

Эрмин выпрямилась.

— Я побегу! — крикнула она. — Жо, посмотри, Арман!

К счастью, мальчик снова по привычке ослушался приказа отца и остался слоняться вокруг фабрики. Он видел все, что случилось у плотины, и уже бежал наверх с намотанной на локоть веревкой. За ним едва поспевал Селестен.

— Господь с нами, — вздохнул с облегчением Жозеф.

Часом позже Лора уже лежала на своей кровати с перевязанной головой. Мирей оказала ей первую помощь — промыла рану разведенным спиртом. Все ждали приезда доктора Демиля.

Арман и Жозеф остались сидеть на крыльце, Элизабет с детьми устроились в гостиной. Взволнованный Ханс бегал взад и вперед по комнате. Он никак не мог оправиться от шока.

— Не волнуйтесь, все в порядке, — обратилась к нему экономка. — Выпейте еще бренди.

— Нет, не хочу, — ответил он. — Я не понимаю! Как только я взял в руки телеграмму, у меня появилось плохое предчувствие. Я поспешил приехать, и мадам Маруа сказала, что Лора и Эрмин поднялись к плотине. Но что стало причиной трагедии? И я до сих пор не понимаю, как смог спуститься к воде, не сломав шею…

— Вы показали себя героем, — отозвалась Элизабет. — Но это всего лишь несчастный случай. Я знаю, что Лора с дочкой поссорились, и…

— Поссорились?! — перебил ее Ханс. — Это слишком мягко сказано, мадам! Пока мы несли Лору домой, Эрмин без конца повторяла, что она чуть не убила свою мать. Бедное дитя в ужасном состоянии. И когда я думаю, что мы сейчас должны быть в поезде за чашкой английского чая с печеньем… Мы бы уже подъезжали к Шикутими!

Пианист упал на стул и залпом опустошил свой стакан, в который Мирей только что долила еще бренди.

— Лора чудесным образом осталась жива, — добавила Элизабет. — Возблагодарим за это Господа, все остальное не важно. И уж тем более не время сожалеть об английском чае и печенье. Вам, сдается мне, досадно, что поездка в Квебек не состоялась, но представьте себе, месье Цале, как бы мы горевали, если бы случилось непоправимое.

— Вы правы, мадам, — согласился Ханс. — Но я никак не могу прийти в себя…

Эрмин сидела у изголовья матери и, глядя на ее красивое лицо, думала о том же, что и ее дорогая Бетти. Лора, казалось, дремала. На повязке проступило пятнышко крови. Девушка снова заплакала.

— Мама, я тебя люблю! Мне так стыдно, — пробормотала она. — Не знаю, почему я так разозлилась, почему так тебя возненавидела. Ты ведь могла сказать, что Мари Шарден лжет, но нет, ты нашла в себе смелость рассказать правду! Это я должна просить у тебя прощения. Я оскорбила тебя, толкнула с обрыва. Господи, если бы ты умерла, я бы умерла тоже!

Она бросилась на колени перед постелью, спрятала лицо в одеялах и плакала, плакала… Лора протянула руку и погладила дочь по волосам.

— Не плачь, моя хорошая. Как видишь, Господь нас уберег. Мы выбрали не лучшее место д ля ссоры — рядом с обрывом, так близко к водопаду, в этом ты должна со мной согласиться. Я жива, Мимин. И я люблю тебя так сильно, как никого и никогда не любила. Я хочу, чтобы ты знала: даже если бы меня не спасли, я бы умерла счастливой, ведь этот год я провела с тобой, и это для меня наивысшее блаженство. Я слушала, как ты поешь, мы вместе завтракали, проводили вместе вечера, когда метель сотрясала стены и крышу… Теперь между нами нет тайн. И если ты меня еще любишь, остальное не важно.

Эрмин посмотрела на мать с бесконечной нежностью, к которой, тем не менее, примешивался стыд.

— Знаешь, мне все равно, что было в прошлом. Я так испугалась, что потеряла тебя! Я без конца возвращаюсь в тот момент, когда ты упала. Мне показалось, что еще секунда — и я тоже умру. Но я не могла пошевелиться, могла только кричать…

Эрмин покрыла поцелуями мизинец Лоры.

— Так было нужно. Как говорят, пришло время вскрыть нарыв. Это ужасное письмо ранило тебя в самое сердце и не оставило мне выбора, нам нужно было поговорить. Все хорошо.

— Да, теперь все хорошо. Тебе не очень больно? Ханс думает, что у тебя сломана правая рука.

— У меня очень болит плечо, но я куда больше боюсь боли душевной, чем телесной. Наверное, я сломала руку, когда цеплялась за этот пень. Лбом я ударилась о камень. Такое странное ощущение, когда падаешь спиной в пустоту, когда уверен, что умрешь, и все-таки пытаешься выжить любой ценой… Я никогда не смогу понять, как мне удалось уцелеть.

— У тебя есть ангел-хранитель, — сказала Эрмин, которая одновременно плакала и смеялась.

— Может быть… Но Ханс повел себя как герой. Я не думала, что он способен спуститься по склону, рискуя упасть!

— Эта правда, он не колебался ни секунды, — подхватила девушка. — И я до сих пор не поблагодарила его. Я не осмелилась посмотреть ему в глаза. Ни ему, ни Бетти. Они знают, что это я тебя толкнула. Я сама им сказала.

— Я все устрою, об этом не тревожься. Я совру еще один раз, последний.

Мирей постучала и пропустила в комнату доктора. Пока он осматривал Лору, Эрмин стояла в коридоре перед спальней и с ужасом думала о том, что ее мать наверняка увезут в ближайшую больницу.

«Я буду ухаживать за ней, буду читать вслух, — говорила она себе. — Астры еще цветут, и я расставлю в ее спальне букеты».

Злости и презрения как не бывало. Ей стало казаться, что теперь она любит мать еще сильнее. Доктор Демиль наконец вышел и ободряюще улыбнулся девушке.

— Не беспокойтесь, мадемуазель, — сказал он, потрепав Эрмин по щеке. — Ваша мать поправится, но будет лучше, если она пару недель полежит в постели. Переломов нет, но есть небольшое растяжение мышц плеча. Я наложил бандаж. Ей следует поменьше шевелить правой рукой. Что до раны на лбу, то она скорее пугающая, чем серьезная, — большая гематома и царапина. Я оставил рецепт экономке. Послезавтра снова к вам заеду.

Эрмин задохнулась от радости. Она сердечно поблагодарила доктора и влетела в комнату матери. Мирей поправляла подушки и одеяла, расспрашивая Лору о том, что ей хотелось бы съесть за ужином. С обрадованной улыбкой на лице экономка выскользнула в коридор.

«Жизнь продолжается, — подумала Эрмин. — Наша милая рутинная жизнь… У меня будет время приласкать маму и поговорить с ней. Она пережила столько испытаний со дня своего приезда в Квебек!»

Лора сидела, опершись спиной о подушки. Она встретила дочь улыбкой.

— А я оказалась крепче, чем можно подумать! — пошутила она. — Мой отец часто говорил, что от сорняка так просто не избавишься.

— Прошу тебя, не говори так! — взмолилась Эрмин.

— Сядь поближе, дорогая. Я попросила Мирей позвать всех сюда. Потом я немного посплю.

— Ты ведь не расскажешь им правду?

— Нет. Это могло бы испортить наши отношения с Маруа и даже с Хансом! Ты сожжешь письмо Мари Шарден. Там, у плотины, я рассказала тебе не все. Дело в том, что твой отец, познакомившись со мной и полюбив, совершил ошибку, рассказав обо мне своим родным. Он надеялся получить поддержку, сочувствие. Но случилось обратное. Шардены пришли в ужас и запретили ему приближаться ко мне. Они поссорились, в ход пошли угрозы. Патриарх, старый Гедеон, будь его воля, сжег бы этот рассадник греха, в котором я находилась, вместе со мной. Но твой отец был упрям: вырвав из рук палача, он привел меня в дом своих родителей. Однако мы не успели даже переступить порог — Мари плюнула мне в лицо.

Голос Лоры звенел от застарелой боли. Эрмин приложила палец к ее губам.

— Т-с-с! Побереги себя. Впереди зима, и у нас будет время об этом поговорить.

— Но ведь они католики, — продолжала ее мать. — Разве не сказал Иисус, когда народ собирался побить камнями грешницу: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». Надо думать, Шардены считали себя безгрешными, безупречными…

Раздался стук в дверь. Лора собралась с силами, приготовившись защищать свое дитя. Вошли Жозеф, Элизабет, Арман, Эдмон, Шарлотта и Ханс и встали вокруг постели.

— Дорогие друзья, — начала молодая женщина, — я позвала вас, чтобы прояснить происшествие, которое многим показалось странным, а у иных вызвало тревогу. Все началось с письма моей невестки Мари Шарден. Эта женщина ненавидит меня за то, что я, иностранка, иммигрантка, по ее мнению, испортила жизнь ее брату Жослину. Эрмин прочла в этом письме вещи, которые глубоко ее оскорбили. Она рассердилась на меня и убежала. Я лгала ей, стараясь удержать от общения с этими злыми, скорыми на расправу людьми. Я хотела оправдаться перед своей любимой девочкой и поднялась вслед за ней к плотине. Предполагаю, что очевидцы, с которыми нас разделяла высота в двести тридцать футов, могли подумать, будто мы поссорились, но это не так. Порвался ремешок сандалии, и она стала спадать с ноги. У меня же часто случаются головокружения. Я оступилась и была так близко к обрыву, что потеряла над собой контроль. Охваченная паникой, я крикнула, что сейчас упаду. Эрмин попыталась меня удержать, успокоить, но я вырвалась и потеряла равновесие. Естественно, моя дочь решила, что она во всем виновата, но это не так. Мы обе были в состоянии шока, это случается с такими эмоциональными женщинами, как мы. Поэтому забудьте о том, что говорила Эрмин по дороге домой. Девочка была так напугана, что сама не знала, что говорит. Теперь я вне опасности, и я воспользуюсь этим принудительным отдыхом, чтобы принимать гостей, вязать, вышивать, читать…