Таинственная четверка - Татьяна Викторовна Полякова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как он пережил потерю дочери?
– Как?… – Она, казалось, растерялась. – Поначалу был уверен, что она найдется. По крайней мере, не помню, чтобы он особо переживал.
– Немного странно, не находите?
Каолина нервно дернула плечами:
– Вот уж не знаю. У Нины была нестабильная психика. Жизнь с таким типом, как ее муж, не обходится без последствий. Да и сам факт, что она выбрала в мужья подобного человека, говорит о многом. А после его смерти она и вовсе потеряла контроль над собой.
– А можно об этом подробнее? – попросила я.
Она взглянула недовольно. Я испугалась, что разговор на этом, чего доброго, оборвется, но Каолина после паузы продолжила:
– Она буквально истязала своего отца. Говорила, что он погубил ее мужа, а теперь готов то же самое сделать с ней. Однажды при мне грозилась покончить с собой. Так и сказала: «Ты дождешься, я тоже удавлюсь». Представляете? И это при посторонних!
– А причины всего этого она не называла?
– По-моему, никакой причины не было. Обычная истерика.
– Вы сказали, что присутствовали при одной такой ссоре. Но ведь с чего-то она началась?
– Дайте вспомнить… Мы сидели, пили чай. Приехала Нина. Сначала все было вполне пристойно, я спросила, как ее дела, а Альберт Юрьевич спросил, как дела у Вики. Надо сказать, она была избалованным ребенком. Альберт Юрьевич сделал по этому поводу какое-то замечание, а Нина начала кричать, что любит свою дочь. И… в общем, она потеряла контроль и наговорила отцу гадостей.
– И в тот вечер, когда Нина исчезла, они тоже поссорились?
– Возможно. Не знаю точно. Не удивлюсь, если каждая их встреча заканчивалась скандалом.
– Она грозила самоубийством, но отец не особенно переживал, когда она исчезла?
– Я этого не говорила, – обиделась Каолина. – Разумеется, он переживал. Но надеялся, что Нина вернется. Просто он думал… Возможно, он думал, что она так мстит ему. Я же сказала, у Нины были проблемы с психикой.
– И чтобы отомстить отцу, она была готова бросить дочь?
– К тому моменту бедная Вика проводила гораздо больше времени с бабушкой. Та ее очень любила. Но влияние оказывала, безусловно, негативное. Бедное дитя! Вы же ее видели… Боюсь, свою жизнь она вряд ли устроит, – не без ехидства закончила Каолина.
– Но в какой-то момент Альберт Юрьевич, должно быть, понял, что дочь вряд ли вернется? И с ней, скорее всего, произошло несчастье?
– Наверное. Мы с ним об этом не говорили. Я предпочитала говорить о музыке, литературе, а не бередить его раны.
– Но он ведь обращался в полицию?
– Конечно. Как же иначе?
– Только в полицию или к частному сыщику тоже?
– Альберт Юрьевич – и частные сыщики? – Старушка весело фыркнула. – Он для этого слишком здравомыслящий человек.
– Выходит, не совсем, – брякнула я.
Каолина удивилась:
– Что?
– За несколько недель до своей смерти он обратился к частному детективу.
Тут повисла пауза. Бабуля пыталась справиться с изумлением, а мы терпеливо ждали.
– Даже не знаю, что и думать, – наконец пробормотала она.
– Он вам об этом не говорил?
– Конечно, нет! А вы уверены… Извините, но в такое трудно поверить.
– Почему же? Он, к примеру, надеялся, что дочь жива, и решил ее найти. К тому моменту полицейские вряд ли всерьез занимались этим делом, ведь времени прошло много.
– А знаете, – нахмурилась Каолина, – вы, возможно, правы. В последнее время он вел себя довольно странно. Я несколько раз звонила, но он торопился прервать разговор. Хотя обычно охотно подолгу беседовал. А когда мы приехали его навестить с приятельницей… он казался чем-то озабоченным. У нас даже сложилось впечатление, что нашему визиту он совсем не рад.
– И вы не спросили, в чем дело?
– Я спросила, все ли в порядке. И он ответил: все хорошо. Знаете, человека нашего возраста иногда посещают весьма скорбные мысли. Я не придала его настроению особого значения. И, возможно, зря.
– Как думаете, он мог с кем-то поделиться своими планами?
– Вряд ли. С Викой? Но ведь она ничего не знает? Иначе бы сообщила вам.
– Возможно, с друзьями?
– С друзьями? – удивилась Каолина. – У Альберта Юрьевича не было друзей, насколько мне известно. Были коллеги, которые посещали их дом, когда супруга была еще жива.
– Он поселился в Мальцеве много лет назад…
– И о чем ему, позвольте спросить, разговаривать с тамошними жителями? – усмехнулась она. – О видах на урожай? Не хочу ничего плохого сказать о сельчанах, но, согласитесь, уровень образования и все такое… Вы бы видели его домработницу, эту жуткую бабищу! И представьте, она метила на место покойной супруги! Это чувствовалось. Вела себя как хозяйка и даже ему указывала…
– То есть с ней он мог проблемами поделиться?
– Не смешите меня! – возмутилась Каолина. – Он и эта баба… Я видела его пару раз с этим… пожарным, – вдруг вспомнила она. – Интересный мужчина, еще молодой. Он, кажется, с образованием и выглядел прилично. Однако в доме его точно не было. Альберт Юрьевич кого попало к себе не приглашал. Сомневаюсь, что стал бы доверять ему секреты.
– Надо выяснить, бывал ли Ивлев у Альберта Юрьевича, – сказала я, когда мы покинули Каолину Викторовну и оказались на свежем воздухе.
– Ивлев утверждает, что с Зиновьевым был едва знаком. Что-то подсказывает мне: к очередной старушке мы едем напрасно. Наша Каолина сейчас наверняка ей звонит, они все обсудят, и мы получим еще одну версию, точную копию предыдущей.
– По-твоему, разговор ничего не даст?
Вадим пожал плечами:
– Решили, значит, надо ехать.
Анна Ильинична внешне казалась полной противоположностью своей подруги. Высокая, полная, одета в широкие брюки и рубашку в клетку. В руках она держала сигарету, которую так и не прикурила. На нас смотрела с сомнением.
– Мне Каолина звонила, – в ответ на мои объяснения кивнула она. – Проходите.
Вслед за хозяйкой мы оказались в просторной гостиной с антикварной мебелью. Квартира Каолины выглядела скромно, различие между двумя женщинами сказалось и в этом.
– Садитесь, – Анна Ильинична тяжело опустилась в кресло, посмотрела на сигарету в своей руке и откинула ее на журнальный стол. – Курить бросаю. Врачи велели, – и без перехода продолжила: – Моя подруга небось Альберту оду сложила? У нее все в розовом цвете, и чем ближе к могиле, тем розовей. Мужик он был с характером, не скажу, что мы с ним легко или приятно общались, но это лучше, чем мой сыночек, тютя-матютя, который до сих пор без меня жить не научился. Хотя своих детей завел. Пять
