Темная материя - Питер Страуб

Минога, не переставая тревожиться за Кита Хейварда, поняла, что Мэллон видел вокруг себя мерзкий оранжево-красный туман и сотни свирепых собак. Из картины безумия, развернувшейся перед Спенсером, разум его успевал выхватывать лишь мимолетные фрагменты. Он понятия не имел, насколько грандиозен его провал. Там, перед Доном и студентами, бесчинствовало нечто вроде пьяного цирка, дикая вечеринка на какой-то холодной удаленной планете, населенной созданиями из сверкающего жидкого металла. В атмосфере разгульного празднества сумасшедший король ездил кругами, шатаясь, верхом на медведе; орущая королева целилась длинной палкой в людей, адресуя им проклятия, точно так же, как двенадцатилетний Бретт Милстрэп целился из воображаемого пистолета в жаворонка-Миногу. Безликая королева, двигаясь будто по спирали, приблизилась к Миноге, опустила серебряный жезл и начертила «галочку» в воздухе. Совершенно безболезненно маленькая холодная капсула ударила в правый глаз Миноги и стремительно скользнула внутрь, как ныряльщик в омут. И тотчас растворилась.

«Мой глаз», — подумала Минога. И в череде странных, мучительных событий умудрилась забыть об этом эпизоде до тридцати лет, пока слабеющее зрение не напомнило о нем.

Перед Мэллоном в ленивой позе застыла обнаженная женщина, казавшаяся зеленой на фоне мертвого ландшафта с медленно шагавшим верблюдом, парящим платьем, белой голубкой…

Сцены сопровождались невероятным гамом: улюлюканье и вопли из бесцветного мира безумной королевы, громкие стоны за спиной зеленой женщины. В сверкающей грозе рыжебородый гигант с поднятым мечом заорал на Ботика. Перед Миногой старики склонялись под яростным ветром, угрожающе крутили головами, показывая безобразные лица с огромными заостренными носами на затылках.

Для этих созданий люди ничего не значили и существовали для того, чтобы их мучить и убивать. Мэллон вызвал этих божков, а когда они все заявились сюда, едва видел их и понятия не имел, что с ними делать.

Минога заметила, как Бретт Милстрэп нагнулся и, уцепившись за край, потянул на себя какой-то пласт с разрывом по шву. У нее возникло ощущение, будто сама эта идея настолько ужасна, что Бретт должен немедленно забыть о ней. С другой стороны, этот парень словно создан выдавать ужасные идеи.

Мир по ту сторону крепкой оболочки, заключила Минога, безумен и губителен и, насколько известно из древних источников, так напугал обожаемого Мэллоном Корнелиуса Агриппу, что тот вновь обратился к христианству[48]. А если не напугал, то должен был. Эти лишенные лиц короли и королевы, вялые девицы, развевающиеся одежды, свирепые воины-гиганты и все остальное, эти верблюды с драконами и странные свиньи — все казалось бессмыслицей, поскольку их действия были начисто лишены логики или согласованности. Здравому рассудку, рационализму не было места в их мире. Они не могли нести смысл; смысла не было в них самих. Смысл пришел в мир позже, и им это не понравилось.

Итак, Бретт Милстрэп стоял перед обнажившимся черным провалом, из которого бил луч ослепительного, неземного света. Минога видела, как парень наклонился к бреши, возможно, в надежде получше рассмотреть странное царство пустоты.

А стоявшему рядом Хейварду, похоже, не было никакого дела не только до своего дружка, но и до мира призраков. Он сосредоточенно смотрел в сторону Мередит, Гути и Миноги. Минога не могла сказать, была ли объектом его внимания она или Мередит. Но точно не Гути. Судя по тому, что она почувствовала в жалком Ките Хейварде, он питал какую-то губительную страсть к Мередит. И хотя взгляд его вроде бы перескакивал с одной девушки на другую, Минога встревожилась не на шутку. Меньше всего ей хотелось ухаживаний Кита Хейварда.

Лицо его блестело от пота, а глаза казались раскаленными. Обезумевший от скачущих в голове мыслей, он сделал нерешительный шаг вперед, потом второй, более уверенный. Мередит едва уловимо изменила позу, как бы показывая, что Хейвард предназначался ей. Она давала ему зеленый свет, этому придурку. С третьим шагом Хейвард бросился бежать, и Мередит не смогла или не захотела увидеть этого: смотрел он прямо на Миногу. Он был самой Неудержимостью — как она не заметила раньше, что Хейвард превзошел Ботика, — и он хотел ее.

Потому что знал тоже. Он что-то увидел. Хейвард разглядел какую-то часть полета Миноги, и это свело его с ума. Как бы хотелось Миноге вновь превратиться в жаворонка и сорваться в ночное небо, потому что скованное ужасом тело отказывалось двигаться.

И она всерьез подумала: вот сейчас она умрет. Как вы думаете, что она поняла? Она поняла, что все с ней будет хорошо, когда придет ее время. Минога не отдаст свою жизнь, покрываясь потом и дрожа от страха. Стоя там, в низинке, она в тот потрясающий момент подумала: «Может, этот полоумный и впрямь собрался прикончить меня, но зато я увидела то, что увидела сегодня, зато у меня была любовь, зато я не позволила отцу разрушить мою жизнь. Жизнь есть жизнь, и эта жизнь принадлежит мне».

Теперь она бы не стала утверждать, что в свои семнадцать или восемнадцать, сколько ей было в ту ночь, выражала мысли именно этими словами, но намерения были такие. Ей казалось, что тогда она была невероятно храброй, смышленой девочкой и очень хотела бы сейчас оставаться такой же. Со временем Минога стала более уступчивой, и жаль, что процесс обратного хода не имеет: с годами не становишься храбрее и сообразительней.

Но она ведь не умерла, это очевидно, вы согласны?

Итак, она все ближе к тому, о чем говорить будет по-настоящему трудно.

Но прежде чем они доберутся до самого тяжелого в этой истории, им придется рассмотреть Кита Хейварда. Изнутри.

За спиной Хейварда, как смутно помнила Минога, Бретт Милстрэп все ближе наклонялся к бреши, которую проделал в оболочке между этим миром и другими, — как кошка, которая не может не сунуть морду в манящий запахом пакет. Бретт склонился еще чуть ниже, и эти полдюйма оказались решающими: он исчез, его просто засосало туда. Произошло все настолько быстро, что Минога увидела лишь пару коричневых мокасин, летящих в трещину, которая сразу же захлопнулась. Милстрэп появился где-то далеко «на заднем плане» холодного мира сумасшедших духов: с искаженным паникой лицом, он очертя голову бежал к «переднему плану».

Между тем Хейвард несся вперед с решительным намерением вцепиться своими клешнями в Миногу. И он бы схватил и утащил ее, чтобы убить. Однако дьявольское существо, разбуженное Мэллоном, тоже двигалось к Миноге, не спуская глаз с нее и Гути. Из всего отряда лишь они двое видели его. Хейвард хотел Миногу, но тварь хотела их обоих, и стоило ей стартовать — а получилось это у нее куда быстрее, чем у Хейварда, — как она стала пропадать из виду, то исчезая, то появляясь. Удалось разглядеть, что она похожа на щетинистую свинью с башкой, отчасти напоминающей человеческую, с обиженным выражением морды, все больше вытягивающейся по мере приближения к ребятам. Словно через вспышки стробоскопа видела Минога темные перчатки, лопнувшие по швам, и пыльный, заляпанный кожаный жилет с «ласточкиным хвостом». Сонные мухи по-прежнему кружились над тушей.