Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке - Г. Джемаль

Теперь представляется возможным увидеть подлинные корни (западной) политической науки. Наука эта не могла развиваться свободно. К примеру, ей не позволили взять на вооружение что-либо из идей имама аль-Газали, Ибн Таймийи или хотя бы даже Ибн Халдуна. Вместо этого истоки современной политической науки напрямую возводят к древним грекам, средневековой Церкви и к феодальной, а позднее построенной на основе национального принципа, Европе, скрывая все, что имеет отношение к мусульманам и исламу.

Так что, возвращаясь обратно к нашему времени, философы Запада все еще спорят о таких вещах, как природа человека, и пытаются истолковать политическое поведение в терминах христианской доктрины «первородного греха». Мы должны помнить об извилистых путях развития политической науки. Западной политической наукой, западной историей, философией и искусством всегда вертели таким образом, чтобы поставить их на службу западной цивилизации.

Одно существенное различие

Этот анализ подоплеки современной политической науки вызывает вопрос: если каждой цивилизации требуется ее собственная политическая наука, как же мусульманская цивилизация, существовавшая более тысячелетия, умудрялась обходиться без нее?

Ответ прост и одновременно сложен. Для мусульман в целом и для мусульманских мыслителей и интеллектуалов в частности политическая власть и господство не были вещами новыми, удивительными, а также не нуждались и в оправдании. Для них и для мусульманских государственных деятелей и администраторов политическая власть была самой сутью ислама. Они не могли представить ислам или самих себя вне рамок политической системы. Для них политическая жизнь была так же естественна, как жизнь сама по себе, они принимали это как данное, как солнце, дождь, воздух и землю. Они были подобны рыбам, которым не нужно спрашивать, почему вода необходима. В самом деле, Сунна Пророка (СААС) требует установления политической системы, без которой ислам не может быть понят, без которой невозможно практиковать ислам. Необходимости в ее обосновании, выведении на теоретический уровень или интерпретации не было. Пока существовала политическая власть и существовали политические рамки, в которых осуществлялась экспансия и защита мусульманского государства, мусульман мало беспокоил тот факт, что должность халифа стала наследственной и, по существу, монархической. Правитель называл себя халифом, и хотя он уже не отличался самоотверженностью, его, тем не менее, по-прежнему признавали Повелителем правоверных (Амир аль-му’минин).

Это находится в полном контрасте с идеей разделения Церкви и Государства в истории западной политической мысли. Ранние христиане были организованы, если в данном случае вообще можно говорить об организации, в нечто наподобие монашеского ордена, не представляя собой политическое, военное или гражданское целое. Христиане подчинялись Риму фактически во всем. В конце концов, церковь и государство пришли к противоречию, в основе которого лежал спор о профанном и сакральном. С другой стороны, ислам начал с того, что стал действовать наперекор существовавшим органам власти, организовался в качестве гражданской, военной и административной системы и, в течение жизни Пророка, преодолел противодействие и утвердил бесспорное превосходство нового пути.

По словам Икбала, «в исламе духовное и светское — не две отдельных сферы, и природа действия, каким бы светским оно ни было изначально, определяется сознанием. В конечном счете, его характер определяется невидимой ментальной подоплекой. Действие является светским, или профанным, если оно совершено в отстранении от бесконечной сложности окружающей жизни; оно духовно, если вдохновляется этой сложностью. В исламе одна и та же реальность может с одной точки зрения казаться церковью, с другой — государством. Было бы неверным утверждать, что церковь и государство представляют собой две стороны или грани одного и того же. Ислам — это единая, не поддающаяся расщеплению реальность, которая является и тем и другим по мере того, как меняются ваши взгляды. Это утверждение с далеко идущими выводами, и их полное освещение заведет нас в глубь философской дискуссии. Достаточно сказать, что эта старая ошибка возникает по причине раздвоения единства человека на две отдельные и обособленные реальности, которые в некотором смысле имеют точку соприкосновения, но, в сущности, противопоставлены одна другой. Истина, однако, в том, что материя представляет собой дух в пространственно-временном континууме. Единство, называемое человеком, это тело, если смотреть на него как действующее в отношении так называемого внешнего мира; это — сознание или душа, действующие в отношении конечной цели и идеала такого действия. Суть «таухида» как рабочая идея — это равенство, солидарность и свобода. С исламской точки зрения, государство есть орудие трансформации этих идеальных принципов в пространственно-временные силы, стремление реализовать их в ограниченной человеческой организации».

Приведенные рассуждения и доводы Икбала ясно показывают, что идея государства в исламе фундаментальным образом отличается от идеи современного национального государства. Эти два типа государства отличаются друг от друга: между ними нет ничего общего. В то время как ислам использует государство в качестве инструмента для решения Божественной задачи, национальное государство обязано своим существованием прямо противоположной причине: сместить Бога и заменить его «национальным интересом», в зависимости от того, как его определяет разум человека. Давайте посмотрим, что говорит один западный политолог. У. Т. Джонс соглашается с Боденом в том, что концепция суверенитета не была известна грекам или средневековым мыслителям, и продолжает: «Причина в том, что в начале Нового времени сложились определенные условия, потребовавшие создания новой теоретической схемы. Схема, которая в итоге была пущена в действие, базируется на понятии суверенитета, и поскольку и по сей день сохранились те же условия, понятие суверенитета все еще первостепенно. Этими условиями, конечно же, является возникновение из феодальной политической системы национально-территориального государства. Такой тип политической организации не возник бы, или скорее, современный мир не развился бы в то, что мы видим, — в светскую, индустриальную и капиталистическую культуру, — если бы не создание национально-территориальных государств, являющихся одновременно инструментом такого развития и его результатом... Они (Макиавелли, Боден и Гоббс) просто, но ясно видят, что верховный абсолютный монарх — суверен — является неотъемлемым условием нового порядка вещей»

Ситуация в настоящее время

Итак, мы указали некоторые сферы, представляющие собой подлинные концептуальные джунгли и вызывающие так много смущения в политическом мышлении нынешних мусульман, в том числе профессиональных политологов, политиков, а также традиционных улемов, пытающихся проанализировать политические заболевания уммы и прописать лекарство от них.

Причиной путаницы является сам источник — западная политическая наука. До сих пор в среде политологических гуру не достигнуто согласия в отношении значения слова «политика». Хотя слово «политика» происходит от греческого «полис», оно приобрело множество новых оттенков смысла. Определения политики варьируются от «борьбы за власть» (Моргентау), «науки о влиянии» (Лассуэлл) до «авторитативной расстановки ценностей» (Истон). Бернард Крик склонен к комментариям типа «политика — это политика» и к цитированию Дизраэли, сказавшего, что политика — это «искусство управления человечеством путем обмана». Образ присущей политикам «грязной игры» распространился по всему миру, и на Западе в том числе. Некоторые политики, добившись высоких должностей, даже пытались поставить себя «над политикой». Другие — «спасти страну от политиков». Государственным деятелям часто советуют «не играть в политику с национальными интересами». Все это вызывает крайнее удивление в ситуации, когда высшая форма политической организации, национальное государство, сама не признает каких бы то ни было моральных ценностей, кроме тех, что присущи профаническому миру. Эти ценности ни неизменны, ни универсальны. Они различаются в зависимости от того или иного государства-нации, да и в одном и том же национальном государстве разные ценности зачастую применяются в разных ситуациях в зависимости от соответствующего «национального интереса», каждый раз разного. Неудивительно, таким образом, что международные отношения представляют собой борьбу государств-наций за власть посредством власти ради еще большей власти.

Было сказано достаточно для того, чтобы сделать главный вывод о текущей ситуации в районах, населенных преимущественно мусульманами. Этот простой вывод заключается в том, что мусульманский мир сегодня разделен на нации и каждая нация обладает своим собственным национальным государством. (Исключениями являются, например, Палестина, Эритрея и Кашмир, находящиеся под иностранной оккупацией или под колониальным гнетом.)