Лучший приключенческий детектив - Аврамов Иван Федорович

— А вот на карте подобные пометки имеются. И сделаны они именно что рукою Деда.

— Делов на три копейки, — махнул рукою Пушкиндт. Вытащил из рюкзака карту, развернул, оторвал кусочек с припиской, сделанной Робером-старшим, засунул в презерватив, завязал (чтобы бумага не размокла), вручил Бобу. — Вот вам на память о Деде. Все остальное спокойно покупается в любом интернет-магазине: и номер «Журнала путешествий», и книга Буссенара. Карта Австралии нам и вовсе теперь не нужна. А нужен нам маленький, но приметный островок.

— Зачем?

— Для инсценировки нашей гибели… Вон тот, я думаю, в самый раз. Да и лодка уже начинает воду хлебать, далеко мы на ней всё одно не уйдём.

Подплыли к островку, выбрались на берег. Пушкиндт, как автор вновь утверждённого плана спасения, отдавал команды:

— Всё необходимое берём с собой. — (Взяли оружие и вещи). — Рюкзаком с бумагами Франсуа придётся пожертвовать. — (Повесили на куст, чтобы было хорошо видно с воды). — Лодку затопим у самого берега. — (Так и сделали). — И добавим немного улик.

Михаил Варсонофиевич саданул себя по носу, да так что хлынула кровь.

— Самокритично, — попытался пошутить Боб.

— Ой! — воскликнула Аннет. — Зачем это вы так?

— Для достоверности, — пояснил членовредитель, пачкая собственной кровью кофту Анны.

Расцветив женское одеяние, сыщик принялся за свою знаменитую бандану. Стянул с макушки и сделал её ещё более красной. Впервые за всё время их знакомства — (вроде бы и знакомы-то совсем ничего, но Бобу казалось, что он знает Пушкиндта целую вечность) — француз узрел русского без нелепого головного убора. Оказалось, что под алой материей с изображением паутины потомок обладателей шикарных курчавых шевелюр скрывал… вульгарную проплешину. Вот и объяснение странной любви к смешной косынке.

Раскидав по пляжу испачканные кровью вещи, Пушкиндт ответил на немой вопрос, читаемый во взоре товарищей:

— Кровь нужна для убедительности. Чтобы Гудвин и его наймиты поверили, что нас слопали крокодилы. Конечно, можно было взять кровь и из пальца. Но любая открытая ранка на теле — потенциальная опасность подхватить какую-нибудь заразу. А вот кровотечение из носа легко остановить. — С этими словами ас конспирации заткнул разбитый нос носовым платком.

Боб едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Лысый Пушкиндт с распухшим носом и торчащим из ноздри куском материи смотрелся весьма комично. Повеяло духом старых кинокомедий с Луи де Фюнесом и Пьером Ришаром. Пушкиндт предстал в образе этакого потешного чудака: Людовика Крюшо, помноженного на Франсуа Перрена[41].

Но времени для смеха, увы, не было. Следовало не только инсценировать свою героическую гибель, но и успеть ретироваться с места инсценировки. И ретироваться опять-таки приходилось полувброд, полувплавь: по кишащей крокодилами реке. А из оружия у них — лишь мачете да пяток гранат… Впрочем нет, уже лишь одно мачете. Гранаты Пушкиндт утопил практически сразу, как только вошёл в воду.

— Ну вот, — посетовал Боб. — Совсем недавно мы были обладателями приличного арсенала, а теперь у нас лишь тесак для рубки сахарного тростника.

— Миру — мир, нет войне! — лозунгом времён своего пионерского детства попытался отшутиться Пушкиндт.

— Расскажите об этом крокодилам, — пробухтел Робер. — А ещё прочитайте им лекцию о вегетарианстве или буддизме. Или о вашем великом непротивленце — графе Леоне Толстом. Как вы там, в России, говорите? Avos' рептилии послушают и не будут нас кушать.

Слава небесам, обошлось без лекций. Ибо читать их было некому — крокодилы беглецам не встретились. Боб, Аннет и Пушкиндт спокойно (хоть и с потерей определённого количества нервных клеток) достигли соседнего острова, где и залегли в засаде.

Успели, как выразился Пушкиндт, tyutel'ka v tyutel'ku. Только вышли на берег и skhovalis' (ох, уж этот русский со своими словечками!) в прибрежных зарослях, как в небесах застрекотала металлическая стрекоза — вертолёт «Красной звезды». Сперва бандиты покружили над островом, где томились связанные бандиты. Спустили на тросах эвакуационную группу, освободили томильцев от пут, приняли на борт.

Затем геликоптер долго кружил над рекой. Пару раз пролетел над тайным убежищем, где укрылись новоявленные «покойники». Аннет вжалась в землю, Боб прикрылся веткой кустарника, Пушкиндт злорадно хихикнул:

— Чувствую себя Томом Сойером. Помните момент, когда все подумали, будто он и его друзья утонули?

Боб помнил, но из конспиративных побуждений промолчал.

Наконец вертолёт завис над островом имени «гибели «Титаника»». Вновь спустили на тросу десантников. Те походили, поводили носами, подхватили Бобов рюкзак и окровавленную бандану Пушкиндта, и вновь поднялись на борт винтокрылой машины.

Вертолёт нарезал ещё пару кругов над рекой, затем резко взял курс зюйд-зюйд-вест и на всех парах (или что там у вертолётов?) ушёл к горизонту.

Как только вертушка скрылась за линией окоёма, Пушкиндт поднялся в рост, отряхнул колени, и торжественно возвестил:

— Поздравляю вас, дамы и господа, официально мы с вами — покойники.

17 часов 57 минут 13 секунд.

Плот, наспех, но, надо признать, довольно-таки крепко связанный из прочных жердин, плыл вниз по реке на север. Поверх жердин — пласты коры всё того же серого клёна. На коре, как на ковре — искатели сокровищ Луи Буссенара, а по совместительству беглецы от преступного сообщества «Красная звезда»: Робер Робер, Мишель Пушкиндт и Анна Богданова.

Аннет дремала, Боб правил самодельным, выструганным мачете веслом, Пушкиндт, подставив блестящую лысину жаркому австралийскому солнышку (знать, выравнивал загар), тихонько напевал:

— Na malen'kom plotu

Skvoz' buri dozhd' i grozy…

Пушкиндт ужасно фальшивил, Анна, слава Богу, этого не слышала, Боб морщился, как при зубной боли. Заметив реакцию француза на свои рулады, русский переключился на декламацию стихов. Но опять-таки нараспев. Замогильным голосом поздней Раневской завыл:

— Lish' stariy mag v granitnom polumrake,

V peshchere chiornoy i prostoy,

Otyshchet smysl v pechal'nom znake,

Napolnit chashu pustotoy[42].

И так уже третий час! Недра памяти русского сыщика-литературоведа поистине неистощимы. Начал едва ли не с Бояна Вещего, и вот добрался до витий XXI века.

Пушкиндт добрался до Матвеевского, а плот — до мелководья.

— Всё, приплыли, — сказал Боб, нащупывая веслом илистое дно. — Дальше вновь пешком.

Пешком. По колено в мутной воде. Под палящими лучами тропического солнца.

— И посматривайте по сторонам, — предупредил спутников Робер. — Здесь тоже могут быть крокодилы. Их можно распознать по пузырькам, или по движению кувшинок… Кстати, о кувшинках. — Каскадёр сорвал на ходу фиолетовый цветок, галантно преподнёс Аннет.

Девушка пристроила живую звезду за чебурашечьим ухом, одарила француза устрашающего вида улыбкой. Ох уж эти брекеты, будь они трижды неладны!

Но Боб смотрел не на брекеты, а в прекрасные голубые глаза Анны. Наверное, слишком пристально, нежели полагается всего лишь на третий день знакомства. Сказал:

— А вы очень храбрая девушка, Аннет.

«Очень храбрая девушка» оказалась вдобавок и скромной. Запунцовела, отвела взгляд. Пролепетала:

— С чего вы взяли? Вообще-то я страшная трусиха.

— Ну, страшная трусиха не полезет на живого крокодила без оружия. Да и с оружием не полезет.

Аннушка совсем засмущалась:

— Переклинило, знать, со страха… Или неожиданно проснулись гены прапрапрадедушки.

— Точно, — встрял не к месту Пушкиндт (ну, во всех бочках затычка!). — Буссенар-Летюрк — настоящий искатель приключений. И охотник по призванию. Уж, право, не ведаю, охотился ли он на крокодилов, но вот на слонов, ягуаров, оцелотов, муравьедов, кабанов точно — хаживал. Правда, в отличие от прапраправнучки, с ружьишком. Так что наша амазонка ещё и своему славному пращуру фору даст. Прямо Шина — королева джунглей!