На милость дня. Былинки - Александр Г. Раков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я уже признавался читателям, что ничего не смыслю в точных науках, начиная с арифметики, – даже считаю сначала на калькуляторе, а заканчиваю по-школьному – на бумажке.
Математика – это трудно.Это – дар. С первых лет. От Бога.Слишком промахи в ней подсудны.Слишком взыскивает с итога.Темь задач! Легкость прегрешений,Груз просчетов… Но зло не в этом:Ни одно из моих решенийНе сходилось вовек с ответом.Ну и пусть бы… Да в нас подспудноМатематика – в каждом – строго,Всё ей явно и все подсудно…Ох, как взыскивает с итога!Ирина СнеговаПоэтому и обратился к родной многомудрой жене за разъяснениями: лучше мне будет от перевода стрелок назад или хуже?
– Утром ты сможешь поспать на часок больше, но раз ты со своим сном не дотягиваешь и до восьми, то теперь ты будешь просыпаться в семь; сможешь до работы писать свои «Былинки». Зато рабочее время как бы удлинится, и тебе будет казаться, – хотя бы первое время, – что в редакции ты находишься больше, чем раньше, а усталости прибавится. Не волнуйся: через пару недель организм перестроится и чувство дискомфорта исчезнет.
– А зачем они переводят стрелки туда-сюда, что, электричество экономят?
Жена попросила не запечатлевать ее ответ на бумаге. Много лет я пытаюсь понять выгоду от этого грандиозного государственного предприятия, читал даже цифры со многими нулями сэкономленных киловатт-часов, но так и не уразумел, в каких емкостях хранят сбереженное электричество – наверное, это есть большая государственная тайна. Но другие ученые утверждают, что возвращение на зимнее время в октябре к особой экономии электроэнергии не приводит: то, что удается сэкономить при переводе часов весной, расходуется осенью. Оказалось, что перевод делается исключительно ради того, чтобы зимой люди не вставали раньше восхода солнца. Зато врачи утверждают, что искусственные подвижки времени выводят наш организм из строя, и чем старше возраст, тем труднее приспособиться, Перевод времени – это все равно что смена погоды: долго стояло тепло, и вдруг стало холодно. Отсюда – резкое обострение болезней и несчастных случаев. Совет пожилым: носите с собой лекарства.
Разделить всю Землю на часовые пояса по 15 градусов в каждом предложил канадский инженер-связист С.Флеминг. Внутри пояса время принимается всюду одинаково, а на границе переводят стрелки на час вперед или назад. В 1883 году идею приняло правительство США, а за ней почти все страны, но не все. К примеру, Грузия в этом году отказалась от перехода.
Единственное в России место, где не переводится время – Центр управления космическими полетами: в противном случае пришлось бы перенастраивать все компьютеры.
Может, и нам не надо трогать его, время, хотя бы потому, что мы толком так и не знаем, как с ним надо обращаться? Может, остережемся, оставим все как есть и поглядим – а вдруг хуже не будет, а?..
«Когда меня не спрашивают, что такое время, я знаю, что оно; а когда я хочу его объяснить, я уже не знаю его более». Блаженный Августин, † 430
Отменяется летнее время
Отменяется летнее время,Осеняется поле листвою,Убирается летняя обувь.Подпирается старый штакетник,Чтоб не рухнул от первой метелиОн в начале ближайшей недели.Отменяется летнее время,Обвиняется сводка погодыВ том, что ветер деревья ломает,Рвет проводку и крыши корежит…А душа примириться не может,И не хочет, и не понимает,Что согласно закону природыОчевидность встает перед всеми:Отменяется летнее время.Отменяется летнее время,И назад переводятся стрелки —Целый час, по решенью начальства,Целый час безвозмездно даруя!Проведи его строя, пируя,Размышляя… А хочешь – на частиРаздели: поброди да поплавай…Этот час ты используй на славу,Не учтенный дотошной судьбою, —Целый час занимайся собою!Елена Николаевская
* * *В одном всероссийском журнале шибко известный местный писатель опубликовал обо мне напраслину, Да нет, не пустопорожнюю небылицу, а врущую клевету, Он профессиональный труженик пера, хлеб его – книгописательство, Не скрою, он достиг цели – он обидел меня, хотя наши творческие пути не пересекались и я не принимал участия в мышиной возне Союза писателей, Но, видно, что-то не давало труженику пера покоя,
Многим доставалось от брошенного комка грязи, В дневниках писателей то и дело сквозит недоумение от несправедливости собратьев по цеху, Но «нет шедевров, погибших в забвении, Ложь и угодничество писак не могут поддержать жизнь дрянной книги», – сказал Бальзак, А сейчас? Нынешнюю критику можно смело назвать крыловским «кукушка хвалит петуха…», Все, как один, желают остаться в литературе, Только читателей от этого не прибавляется,
…А подошел бы обидчик, протянул руку – и все сгладилось, Но не подойдет…
И те, которых не читают,Вздувая шум, как ветряки,Себя талантами считаютДействительности вопреки.И всяк, на свой манер и способ,Лишь занят ловлею похвал:И доморощенный философ,И малограмотный нахал.Впадают в суетность они,Хоть у иных осанка павья.О, как им страшно быть в тениПод небом ярмарки тщеславья!Свое оставит только тотВ душе у ближнего посольство,Кого, как мастера, гнететСамим собою недовольство.Подъезд театра. Вечер. Снег.Афиша на стене намокла.Идет трагедия Софокла,Которой двадцать пятый век.Яков Козловский* * *Признаюсь как на духу: у меня сложные отношения с музеями. Последний раз я побывал в музее в прошлом году, да и то музей был Британским. Хочу, как все, часами бродить по безчисленным паркетным залам, ахать от восхищения и покинуть его после третьего предупреждения служащего. Но у меня не складывается. Вот в этом самом Британском музее есть полный зал египетских мумий, а я туда не пошел. Странный человек, скажете вы и будете совершенно правы. А я не хочу любопытства ради разглядывать ссохшиеся от бальзамирования тельца, выставленные напоказ всему свету. Лежали бы они лучше в своих каменных гробах, запрятанные глубоко в пирамиды в окружении любимых вещей и жен. Ответьте себе честно: вы-то сами согласны на подобную славу? Нет, даже если еще посчастливится попасть в Лондон, я опять не пойду, закоснев в своей упрямости. Потом вам долго будут показывать куски мрамора от афинского Парфенона, и вы будете делать вид, что вам страшно интересно восстанавливать в воображении, каким он был на самом деле. Вывод, сделанный мной, гласит: то, что творили древние, теперь не под силу даже великому нашему современнику Зурабу Церетели. Вот картины художников – другое дело: сами заставляют остановиться и вглядываться в них, словно проходя сквозь раму к иным людям, в иные времена. Но в целом я считаю музеи неестественным собранием разнородных и неравнозначных предметов. К примеру, разве десятки самоваров при жизни хозяев стояли бы на полках длинными скучными рядами? Собирательство вообще – род недуга, а говоря проще – гордыни. Только по этой причине англичане не возвращают самое знаменитое сокровище Британского музея – фриз афинского Парфенона, принадлежащий,