Флэшбэк - Дэн Симмонс

«Когда он войдет, — подумал Ник, — первым делом надо спросить, как его называть. Вся эта донова хрень начинает доставать меня».

Ник сел, но вскоре поднялся — дверь открылась, и кто-то вошел в комнату. Оказалось, однако, что это не дон, а четыре новых охранника. Самый высокий и старший направился прямо к Нику, жестом показав, что нужно снова поднять руки.

— Вы что — шутите? — спросил Ник. — Те, другие, меня уже сто раз…

Он не видел ни охранника у себя за спиной, ни шокера в его руках, но почувствовал удар. Прежде чем его пронизала боль и нейроны полностью выключились, вместе с нервными окончаниями, Ник успел подумать: «Че…»

А потом потерял сознание.

Он приходил в себя медленно, поэтапно, как всегда бывает после электрошока. Первый этап: неясно, что к чему, воля медленно, кое-как сосредоточивается на том, чтобы не обмочиться в брюки. Второй этап: боль и судороги, кое-что проясняется. Третий этап (его сейчас и переживал Ник): попытка обрести дыхание.

Ему связали щиколотки и запястья — руки были спереди, что оставляло некоторую свободу движений, — надели повязку на глаза, засунули в рот кляп и нахлобучили что-то сверху. Лишь через пару минут Ник понял, что не оглох: просто надетые на него наушники не пропускали звуков.

Но он чувствовал, что находится в транспортном средстве, которое двигается. Об этом говорили вибрации, ощущаемые вестибулярным аппаратом повороты, тряска на неровностях. Значит, его закинули в багажник либо на заднее сиденье грузовика или легковушки и везли… бог знает куда.

«Дополнительные меры безопасности — или я заложник?» — стал спрашивать себя Ник, когда его мозги начали более-менее работать.

Ни то ни другое не имело особого смысла — зачем приглашать его в поместье, а потом насильно перевозить в другое место? Разве так обходятся с гостями? Но какую он мог иметь цену в качестве заложника? Неужели дон Кож-Ахмед Нухаев думал, что Накамура заплатит за него выкуп?

Или же чеченский дон считал, будто Нику известно что-то важное? Если так, пребывание его здесь будет коротким — и, возможно, отмеченным пытками и казнью.

«Знаю ли я что-то такое, что может быть важно для русского торговца оружием, наркодилера и возможного создателя империи?»

Если Ник и знал что-то такое, то сообразить, что именно, никак не мог.

Как экс-копу, Нику было известно, что электрошокер обычно отключает жертву минут на пятнадцать, исключая случаи — гораздо более частые, чем полагали мирные люди, — инфаркта, инсульта, превращения в овощ и мгновенной смерти. Если бы он мог сосчитать частоту своего пульса, то смог бы прикинуть, сколько времени занимает поездка от поместья до места назначения.

«Будто это знание что-то даст тебе, мудила, — сказал себе Ник. — Сато с его ребятами не придут спасать тебя, как кавалеристы, стреляя на скаку. Люди дона обыскали меня с ног до головы, убеждаясь, что на мне и внутри меня нет никаких маячков. И даже если Сато наблюдал за поместьем со спутника или беспилотника, то оттуда наверняка выехали с десяток машин одновременно, в разных направлениях. Сато не может знать, в какой из них я».

Впрочем, какая разница? Сердце его билось так часто, что не могло послужить секундомером. Ник знал, что многие заложники умирали связанными, с кляпом во рту — кто от того же инфаркта, кто задыхался от кашля, вызванного астмой или простудой, а кто захлебывался собственной блевотиной. Он попытался не думать ни о чем таком и замедлить частоту сердцебиения. Адреналин мог понадобиться позднее, сейчас он был ни к чему.

«Они везут меня на свалку».

Да, это было возможно, — но зачем? Потом Нику пришло в голову, что многие миллионы или миллиарды людей за историю человечества умирали, задавая себе в последние секунды этот вопрос: зачем?

«Хватит философствовать, кретин. Думай, что делать дальше».

Тряска прекратилась. Мгновение спустя сильные руки подхватили его, подняли, вытащили из чего-то, поставили на ноги. Ник почувствовал, что путы на его щиколотках перерезали или развязали.

Он не видел смысла притворяться, будто все еще не пришел в себя, и стоял, покачиваясь, — ослепший, оглохший. Потом Ника с обеих сторон подхватили под руки, и он почувствовал, как его крепко хватают сквозь наброшенную на него плотную мешковину. Затем его полуприподняли, поволокли по чему-то вроде гравийной дорожки и, кажется, втащили в здание с ровным полом. Мешок прикрывал тело лишь наполовину, и Ник ощутил, что воздух вокруг стал другим, — более того, почувствовал, что теперь он в помещении. Потом его потащили по коридору, облицованному плиткой, потом вниз по лестнице, потом по другому коридору.

Наконец они остановились. Ника посадили, сняли с него мешок, наушники, повязку вокруг глаз, вытащили кляп и наконец развязали руки. Он, как полагается, заморгал от яркого света и зевнул, заглатывая побольше воздуха, но сделал над собой усилие и не стал растирать затекшие запястья. Люди, развязавшие его, — все в рубашках навыпуск, как и остальные шестерки дона Кож-Ахмед Нухаева, — вышли в одну из двух дверей.

Комната была небольшая, без окон, с голыми стенами. Перед Ником стоял старый металлический стол, а у одной стены громоздились несколько помятых металлических офисных шкафов. Ник сидел на легком металлическом стуле, такой же стоял по другую сторону стола. Оба были слишком хлипкие — если схватить, толку никакого. Ник подумал, что помещение выглядит как подвальный кабинет школьного учителя физкультуры, только без спортивных трофеев на стене.

«Я и есть трофей», — пришла к нему мысль.

Ни на столе, ни на шкафах не замечалось ничего, что можно было бы использовать в качестве оружия. Ник с трудом поднялся на ноги — его все еще покачивало, — собираясь поискать что-нибудь в ящиках стола и шкафах, такое, чем можно воспользоваться, но тут вторая дверь открылась и вошел дон Кож-Ахмед Нухаев. Он быстрым шагом направился ко второму стулу у стола.

— Садись, мой друг. Садись, — сказал дон, показывая Нику рукой на его стул.

Ник остался стоять, покачиваясь.

— Я тебе не друг, сука. А после этой поездки можешь считать меня своим врагом.

Нухаев рассмеялся, показывая крепкие, желтые от никотина зубы.

— Я бы извинился, Ник Боттом, но ты настоящий мужчина и достаточно умен, чтобы не принять мои извинения после таких оскорблений. Да, ты прав. С моей стороны это было варварским поступком, несправедливым по отношению к тебе. Но необходимым. Садись, пожалуйста.

Нухаев, который годами превосходил Ника, сел, а тот остался стоять.

— Почему необходимым?

Дон Кож-Ахмед Нухаев выглядел несколько старше, чем на фотографиях, которые показывал Сато. Интересно, подумал Ник, сколько лет прошло с тех пор, как люди Накамуры, или полиция, или какое-то разведывательное агентство сумели заполучить фотографию этого человека?