Отрок. Богам — божье, людям — людское - Евгений Красницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кхе! А говорил, что на ладье места мало! Ох и жук ты, Осьмуха!
— Так обратно же не с досками поплывем, ну или не со всеми досками, место и освободится…
— Да ладно, забирай, что с тобой поделаешь… но время не тянуть! И это… отроки в Турове, наверняка, станут проситься отпустить родню проведать. Не пускать, потом не соберешь, застрянешь на несколько дней! Построже там с ребятней, построже!
— Управлюсь, хозяин, не впервой. А третий вопрос… даже и не вопрос, а совет. Боярин Федор Алексеич, ты бы посоветовал Пинскому и Клецкому посадникам… ты же их знаешь, наверно, они же еще Мономахом посажены, князь Вячеслав заменить своими не успел…
— Да знаю я, кто чего успел! Говори толком!
— Я к тому, что князья там сидят на кормлении, так что податями посадники занимаются…
— Да что ты крутишь? Знаю я, кто чем занимается!
— Вот и подговорить бы их, чтобы в этом году подати пораньше собрали. Пусть не целиком, пусть даже хлеб не обмолоченный, а в снопах, но зато, когда полочане нагрянут, да надумают что-то с округи взять, то получится, что они подати по второму разу содрать желают, а им же со смердами и боярами ссориться нельзя.
— Кхе! Верно придумал! Федь, ты посадникам, да и князьям так и обскажи! Заодно и запасы на случай осады пополнят. Молодец, Осьмуха!
— Боярин… Федор Алексеич, — каким-то, совершенно нехарактерным для него деликатным тоном, обратился к Федору Алексей — я все насчет ляхов думаю… прости, что о неприятном напоминаю, но ты ведь с князем Мазовецким знаком был. Может быть, если намекнуть ему, что про их замыслы нам известно…
— Тьфу, что б тебя! — Вопреки ожиданиям Алексея, на лице Федора отразилось не горе от давней потери, а досада. — Откуда знаешь? Анюта натрепалась? Ох, языки бабьи! Нет никакого князя Мазовецкого и не было! Был каштелян Венцеслав, князем себя звавший самовольно, потому, что мазурские земли и титул были ему обещаны братом короля Болеслава Збигневом. Убил Болеслав брата, сначала ослепил, а потом убил, а вместе со Збигневом сгинули и все, кто его поддерживал, в том числе и Венцеслав!
Треплются, сами не зная о чем! Не был Венцеслав князем и быть не мог, потому что не из княжеского рода происходил. Это мы Болеслава, на латинский манер, королем зовем, а сами ляхи его великим князем величают, все, как у нас. Поляки — те же поляне — ветви одного рода славянского. Как у нас нет князей нерюриковичей, так и у них не может никто в князья вылезти, не будучи княжеского рода.
Ходят, правда слухи, что король Болеслав хочет земли сыновьям раздать, тогда, может, и появится настоящий князь Мазовецкий. А намерение ляхов сходить к нам за холопами, скорее всего связано с тем, что Болеслав раздает верным людям земли, с населением или без оного, а за это они обязаны ему воинской службой. Тут намекай, не намекай… да и намекать-то некому — в Плотске[53] хозяина сейчас нет. Так что, придется нас самим с ляхами разбираться.
* * *На следующий день боярин Федор с утра уехал к себе на Княжий погост, чуть позже собрались уезжать в крепость и Алексей с Осьмой.
Алексей только слегка ухмыльнулся, когда услышал, как в тороках, которые работник из лавки пристраивал на вьючную лошадь, узнаваемо звякнул кольчатый доспех. Ухмылка эта вовсе не была насмешкой или высокомерием — старший наставник Младшей стражи просто отдавал должное разительному несоответствию внешнего облика Осьмы, никак богатырем, даже простым воином, не выглядевшего, и тем, как естественно, с заметной опытному глазу многолетней привычкой, купец носил на поясе меч и тяжелый боевой нож.
Когда всадники перебрались на другой берег Пивени и немного отъехали по лесной дороге, Осьма, прокашлявшись для начала разговора, поинтересовался:
— Ну, и как тебе боярин Федор?
— Боярин, как боярин, — Алексей слегка пожал плечами — не хуже и не лучше иных.
— Не лучше, значит… не любишь ты княжьих людей.
— Так не девки, чего их любить?
— А ведь ты и сам в нарочитых людях ходил и в немалых…
— Я во всяких ипостасях обретался! — Алексей искоса глянул на Осьму. — Чего ты крутишь-то, спросить чего хочешь?
— Хочу, только ты не подумай чего, я к боярину Корнею со всем уважением…
— Осьмуха, кончай юлить! — Алексей сделал притворно грозную мину. — А то еще подумаю, что ты мне гнилой товар всучить пытаешься!
— Так товар-то, Лешенька, и впрямь, с гнильцой, да еще и заразный. Такой, знаешь ли, что княжьи мытники, если дознаются, не только не пропускают, а еще и вместе с ладьей сжечь норовят. От греха.
— Да? И почем же продаешь?
— Дорогонько встанет, ох дорогонько, и не серебром, а кровушкой, головами человечьими. Да и продаю не я… — Осьма прервался и ожидающе покосился на спутника.
Алексей паузу тянуть не стал и послушно задал вопрос, которого купец и дожидался:
— Кто?
— Корней!
— А-а, ты насчет того, что он одной сотней полоцким князьям всю их задумку поломать собирается? — Алексей усмехнулся с превосходством военного человека, знающего то, что недоступно пониманию торгаша. — Не знаешь ты, Осьмуха, Корнея, и сотню ратнинскую не понимаешь! Знал бы ты, сколько раз они волынянам вот такие же задумки ломали! Бывало, что и назад заставляли поворачивать еще до того, как из Турова подмога подходила…
— Да не о том я! — досадливо перебил Осьма. — Это-то понятно, и Корней, как я понимаю, в таких делах умелец изрядный. О другом речь. Ты заметил, что весь разговор шел так, будто князя в Турове и вовсе нет?
— Так его, и вправду, сейчас в Турове нет…
— Тьфу! Ну, чего, Леха, ты дурнем-то прикидываешься?! Разговор шел так, будто князя в Турове ВООБЩЕ нет! Один раз помянули, что в степь с братьями ушел, и все, а про Святополчичей, которых Мономах изгоями[54] сделал, то так, то сяк поминали, да еще и переглядывались между собой со значением. Или не заметил?
— Ну и что?
— А то! — Осьма поерзал в седле и глянул на Алексея, как учитель на непонятливого ученика. — Если бояре без князя нашествие отобьют, то на кой им князь? Князьям на то и подати платят, и бесчинства людишек их терпят, чтобы защищал, а если не может… понял меня?
— Это ты дурнем не прикидывайся! «Платят», «терпят», — передразнил Алексей собеседника — да попробовали бы не платить и не терпеть, им бы так напомнили, кто в доме хозяин, что до конца жизни почесывались бы, если б, конечно, головы на плечах сохранили.
— Ну, не скажи, Леха, не скажи. Или не знаешь, что иным князьям, не только «путь указывали», но, бывало, и живота лишали?
— «Путь указывает» не боярство, а вече![55]
— Ну что ты, как дитя?! Вече, вече… еще скажи «глас народа». — Осьма презрительно сплюнул, но глянув на Алексея, торопливо выставил перед собой ладонь и заговорил иным тоном: — Ладно, ладно! Были времена, когда вече и впрямь гласом народным глаголало, да только прошли те времена давным-давно. Когда народу не так уж много, когда все друг друга знают… тогда — да, вече. А теперь, когда города выросли, когда, скажем, в том же Турове многие тысячи людей, когда один горожанин на другого смотрит и не знает, свой это или посторонний… Нет, Леха, теперь это не вече, а так, видимость одна. Или не слыхал, как бояре горлопанов покупают, чтобы на вече орали, не то, что думают, а то, за что заплачено? Или ни разу не приходилось слышать, что за боярином таким-то столько-то народу, а за таким-то столько-то? И это по-твоему «глас народа»? Девкой-то наивной не прикидывайся.
— Вот ты про какой товар с гнильцой говорил! Да, за такую «торговлю» и впрямь головами платят. — Алексей ухмыльнулся и подмигнул Осьме. — А не из-за этой ли «торговли» тебе от князя Юрия прятаться приходится? А, Осьмуха?
— Да не обо мне речь! Ну что ты непонятливый такой? Свято место пусто не бывает! Если туровское боярство силу за собой почует, так не просто князя погонят, а выбирать станут, кого на туровский стол позвать! Ну, дошло теперь?
— Хочешь сказать, что Корней с Федором думают сменить Вячеслава из Мономашичей на Вячеслава из Святополчичей?
— Так племянник же! И на Мономашичей зол! И…
— Ну, ты загнул! — перебил Алексей, но уверенности в его голосе не чувствовалось.
— Да ты же сам говорил, что Вячко Клецкий может полесское боярство поднять и возглавить! Для чего, ты думаешь, Корней с Федором надумали его в Пинск вызвать?
— Я говорил, что это глупость! И сейчас то же самое скажу! Туровские земли почти со всех сторон Мономашичами окружены, задавят!
— Но соблазн-то какой! Сами нашествие отбили, сами князя себе выбрали. Да поместное боярство только о том и мечтает!
— Опять бояре… — Алексей поморщился. — Только и думают, что о своей выгоде, а во что это оборотиться может…
— Боярин боярину рознь! — Осьма снова заговорил менторским тоном. — Это княжьи людишки только и мыслят, что урвать побольше с земли, да еще и от князя милости получить — им более жить не с чего! А поместное боярство в обустройстве земли заинтересованно, в неизменности порядка и в изжитии временщиков, которые сегодня здесь, а завтра вместе с князем в иное место подались. А после них — хоть трава не расти. А тут случай такой князю сказать: «Или ты правитель наш, или перекати-поле. Если правитель, то совершай деяния правителя, в благополучии своей земли заинтересованного, а если перекати-поле… так и катись! На тебе свет клином не сошелся»![56] После того, как полоцкое нашествие отобьют, у многих, знаешь ли, в головах кружение начнется.
