Лёха - Николай Берг

Недоумевая, зачем лейтехе запонадобились колеса с автомобиля, Леха подобрался к тачке с домкратом (у отца на «жигулях» такой же был почти), нашел подходящий гаечный ключ и принялся за отковыривание колес с таратайки. Это дело было ему знакомо – отец несколько раз заставлял его менять колеса местами, чтобы, дескать, протектор истирался равномерно. Ну вот и пригодилось. Скоро машина перекосодрючилась еще больше, улегшись на брюхо. Вид у нее теперь был совсем сиротский.

Трое потрошителей багажника разобрались с тем, что в нем лежало. Леха с грустью слушал их разговоры, не без основания полагая, что чертов лейтенант вместо веселого копания в свалившемся с неба кладе всучил ему не шибко радостную работенку.

– Это что в этих банках? – донесся до его ушей вопрос Семенова.

– В этих у немцев хлеб консервный.

– Заливаешь, ефрейтор!

– Спорим – хлеб? Мы и такое уже едали. Оно невкусное, но брюхо набить можно. Точно говорю – хлеб.

– В жестяной банке?

– Точно так. В жестяной.

– Снял я колеса, – сказал Леха лейтенантику, кося глазом на разгребающих сокровища сослуживцев. Душой он уже был там, с ними.

Березкин оторвался от карты, почесал подбородок, покрытый еще детским пушком, и приказал:

– Спустите камеры, разбортируйте колеса, и камеры покомпактнее сложите. И насос не забудьте.

– Я извиняюсь – а зачем? – удивился невоенный человек Леха.

– Когда выйдем к своим, я с вами позанимаюсь строевой подготовкой, а то смотреть на вас страшно и слушать вас жутко. Я слышал, что там, где начинается авиация, кончается дисциплина, но удивлен тому, насколько поговорка верна. Вы что, уставов вообще не читали?

– Э-э-э… читал, тащ летнант! – по-военному отчетисто рявкнул, но тихонько, менеджер.

– Тогда мне совсем непонятно, почему вместо выполнения приказа вы вступаете в дебаты. Исполняйте! Кру-гом!

– Есть, – удивленно сказал потомок и поплелся выполнять мутный приказ. Сначала-то ему казалось, что новодельный командир собирается какую-то телегу спроворить, но, видно, что-то другое у того было на уме.

– Вы и поворот делаете через правое плечо… – горестно вздохнул сзади лейтенант. По тону выходило, что уж лучше бы Леха ему на сапоги высморкался.

Менеджер понял, что с этим юнцом каши он не сварит. И ведь повернулся-то он правильно, так во всех виденных им сериалах поворачивались!

Воздух из камер менеджер спустил быстро, а вот с разбортовкой дело не заладилось, чертовы покрышки, словно живые, не выпускали из своей внутренности чертовы же камеры. Особенно мешало то, что за машиной продолжали обсуждать всякое интересное. Потом стало полегче, лейтенант заявился и туда, и напомнил, что им тут не Эрмитаж и пора с экскурсией кончать, а упаковывать все ценное и двигать дальше, время поджимает. Разговоры смолкли и лейтенантик вернулся к Середе, который копался в портфеле. Оставалось слушать только их беседу.

– Замечательно, что вы по-немецки читать умеете и разговаривать, – с уважением сказал командир, когда артиллерист вкратце и бегло почитал, что за документы в этом портфеле. Оказалось, что парочка убитых немцев скорее всего – железнодорожники, потому как в портфеле были приказы и распоряжения на восстановление ближайшей ветки железной дороги, какие-то уведомления и предписания на ремонт оборудования и привлечение местных жителей, сметы, расчеты необходимых материалов и прочее в том же духе.

Середа уже привычно собрал с трупов документы, и лейтенант даже испуганно охнул, когда артиллерист сообщил, что парочка была сотрудниками некоей «организации Тодта».

– Ничего себе, названьице! Тодт – это же по-немецки «смерть»? «Организация Смерти»? – очень уж не по-командирски удивился лейтенант.

– Не, смерть – это «дэр Тод»! А тут лишняя «т» стоит. Не знаю, как перевести. Думаю, что это опять нам тыловая сволочь попалась. Мы тут недавно двоих велосипедистов угомонили, так те тоже были в какой-то другой форме, не той, что пехота и танкисты таскают, тоже с повязками такими заметными. А в их удостоверениях было написано, что они не солдаты, а сотрудники. И у этих так же, только форма опять другая, – лекторским тоном заявил Середа.

– Повязки уж больно солидные, явно не простые птицы были, – буркнул пыхтящий над непокорными покрышками Леха. Фильм про Штирлица так и стоял перед глазами, и хотелось думать, что и здесь не какую-то дрянь упокоили, а солидных, добротных и важных фашистов.

– Черт их знает, может, и так. Иконостас-то у водителя солидный.

– Больно уж награды маленькие, – с сомнением заметил Середа.

– Ну это-то просто. Я в газете фото видел – у их дипломатов такие же маленькие на фраках награды были. То ли копии, то ли дубликаты для повседневной одежды. Сами-то ордена небось дома лежат. Да и с бревном у нас не получилось – два раза получилось хорошо, а этот нас перехитрил, тертый калач, – сказал лейтенант.

– Вы так три раза засаду устраивали? – удивился Середа, попутно пролистывая оставшиеся документы.

– Ну да. Кушать-то хочется. И наносить урон врагу тоже полагается. Правда, второй раз оказался бронетранспортер, а там солдат битком – как стали выпрыгивать, словно тараканы… Мы не решились стрелять, они бревно утащили в канаву и дальше поехали, – признался Березкин.

– А, да; их броник – вещь неприятная, довелось нам с таким корячиться, – согласился Середа.

Лейтенант посмотрел на артиллериста с уважением, но спросить не успел – Леха в очередной раз упустил чертову камеру и прищемил себе палец краем покрышки.

– Помог бы кто! – тихо возопил потомок.

Лейтенантик и помог. Вдвоем получилось куда ловчее, правда, перемазались в тальке, которым камеры были густно пересыпаны.

– Тащ летнант! Тут у фрицев примус походный нашелся! Может, бензину возьмем? Канистра у них есть, – высунулся из-за машины ефрейтор.

– А унесем?

– Своя ноша не тянет! А в отличие от костерка примус ни дыма, ни света не дает.

– Ну давайте!

С канистрой, на которую и Леха и Семенов покосились с неприязнью, груза оказалось много. К тому же еще и свой был, потому пошли тяжело навьюченными, хорошо еще, что и лейтенант не кочевряжился. Тоже взял, что мог. Булькающую канистру тащили, сменяясь, она самая тяжелая и неудобная получилась. Перед самым выходом еще проверил новоиспеченный командир оружие с боеприпасами. Как ни мялся дояр, а патронов выдал, и мужик с СВТ, не скрывая радости, набил все четыре магазина, сделав это шустро и аккуратно. Себе Березкин забрал немецкий карабин, чем порадовал менеджера, который с удовольствием закинул на спину куда более легкий чехол с красивым трофеем, ссыпав по карманам три десятка патронов с тупоголовой пулей. Почему-то лейтенант этот карабин не оценил. Ну и отлично! Мелочь, а все же полегче стало. Двинули по дороге, уже не очень опасаясь, и не цепочкой, а скорее попарно.

– Морщился лейтенант, когда наш бурят у немцев одежу-обужу снимал, а не сказал ничего, – тихонько сообщил, улучив момент, Семенов шедшему рядом с ним ефрейтору.

Леха навострил уши.

– Это да, пообтерся командир. Вначале-то сложно с ним было. Даже курево с харчами брать не разрешал – мародерство, дескать. Трофейные команды, дескать, должны собирать и учитывать. Трибунал, дескать, – тихонько ответил, посмеиваясь, жилистый.

– И как вы его убедили?

– А Чемодуров, стрелок наш, немецкий ручной пулемет приволок после боя. Не пулемет – игрушка! Ну сам понимаешь, лишних пулеметов не бывает. Смотрим – у лейтенанта глаза разгорелись. У нас на тот момент один «дегтярь» всего остался. Маловато.

Семенов понимающе кивнул головой. Леха теперь и сам с этим был согласен, понимал, что пулемет – это вещь, слушал внимательно дальше.

– И из пулемета лента торчит. И патронов в ней – десятка полтора, не больше.

– Курам на смех!

– Во-во! А Чемодуров – он такой, вроде простой, как три копейки, а с пониманием человек был, толковый. Говорит лейтенанту, дескать, там патроны были и много еще чего всякого. Меня позвали. Пошли смотреть. А чего смотреть – наливай да пей. Они толком и окопаться не успели, весь расчет и валяется.

– Оба? – просто из вежливости и для поддержания разговора спросил Семенов.

– Не, трое и «комод»[113] их четвертым. У них трое при пулемете. Лейтенант объяснил, он их бумажки потом два дня со словарем читал, кумекает помаленьку – не как этот ваш однорукий, но петрит чутка. Вот и прочитал, что один – стреляет, второй подает ленты, а третий таскает патроны и ленты набивает. И командир ихнего отделения тоже рядом – цели указует, потому как пулемет – основная ударная сила, – важно, как и подобает знатоку, ответил мужик с СВТ.

– Ишь как! А дальше что?

– А дальше как по маслу. Сначала, понятно, ленты собрали и коробки под них. Потом, понятно, ЗИП – он в такой кожаной сумке был. Труба такая жестяная, вроде футляра, а в ней ствол запасной. Рукавица какая-то странная – потом оказалось, что ствол менять у фрицев положено прямо во время стрельбы, вот эта рукавица и для того, чтобы не обжечься. Забрали и рукавицу. Чемодуров толкует – дескать, неплохо бы и у остальных дохлых фрицев патроны забрать, лишними-то не будут.