Эти спутанные узы - Лекси Райан

поднимая лицо к небесам, которые не являются ни небом, ни потолком. – Я принц Финниан, сын Оберона, а это Абриелла, дочь Мэб. Она владеет силой короны Неблагих, а я – ее привязанный. Мы пришли, чтобы спросить у вас совета и узнать, как спасти ваше королевство.

Трон пуст, но в следующее мгновение его окружает черное пламя. Между мерцающими языками огня виднеется кареглазая женщина. Ее волосы цвета пылающего огня, и они ниспадают до талии, переплетаясь с языками пламени в каком-то странном танце.

Я уже была здесь. Уже видела это черное пламя.

«На свой восемнадцатый день рождения, – сказала Мэб, и от этих слов у меня защемило сердце, – она обретет свою истинную сущность. Не пытайся предотвратить это».

Рядом со мной Финн опускается на одно колено, и я так потрясена, что не думаю следовать его примеру, пока он не тянет меня за руку.

– Можете встать, – говорит Мэб, не шевеля губами. Я не слышу ее голоса, но чувствую его эхо у меня в голове. – Ко мне так редко приходят гости. Подойдите ближе и дайте мне рассмотреть ваши лица.

Черное пламя, окружающее Мэб, отступает. Только теперь я вижу, какая у нее бледная кожа – почти серая, – а губы кроваво-красные. Она наклоняет голову в сторону Финна и печально улыбается.

– У тебя глаза твоего отца, но эта кожа, похожая на пески пустыни, досталась тебе от матери. Она не была той, кого твои бабушка и дедушка выбрали править рядом с твоим отцом.

Финн сглатывает, но я чувствую, как он напряжен.

– Но она все равно была хорошей королевой, – говорит он.

– Жаль, что ей пришлось умереть так рано. – На этих словах Мэб улыбается, и это лишает их всякой искренности. Ясно одно: даже если она и желает блага своему народу, даже если только она может помочь нам спасти ее двор, она не та доброжелательная прародительница, которую я себе представляла. Я правильно делала, что боялась ее.

Я сжимаю руку Финна, желая, чтобы он сделал вдох, убеждая его не позволять ей заманивать его в ловушку.

– Ты точь-в-точь такая же, как моя внучка, – говорит Мэб, ее блестящие красные губы изгибаются в улыбке сирены, когда она поворачивается ко мне.

– Мне сказали, что я дитя Мэб. Так ли это? Я потомок вашей внучки?

– Да. Любимой королевы Рие. Она видела, как все ее дети и дети ее детей были убиты Благим двором, и знала, что не сможет передать корону своим потомкам, не поставив наш род под угрозу полного исчезновения. Поэтому она превратила своего последнего выжившего ребенка в человека. Она отправила девочку в мир людей, спрятала ее, чтобы поколения спустя, в минуты самой крайней нужды, ты могла вернуться в мой двор и спасти мой народ и нашу землю от полного уничтожения.

– Мы думали, что ваш род был прерван, – говорит Финн. – Нам никогда не говорили.

– Были пророчества, – говорит она. – Неужели ты их не слышал? Слухи о королеве, которая придет не из этого мира, уравновесит солнце и тень и положит конец войне?

Я делаю глубокий вдох.

– О королеве?

Об этом пророчестве говорил Себастьян, когда оправдывал свои планы занять трон. Но он верил, что в пророчестве шла речь о короле.

Мэб сверкнула своей красивой жутковатой улыбкой.

– Именно женщины моего рода обладают истинной силой. Разумеется, речь шла о королеве. Твоя мать должна была все тебе рассказать, когда тебе исполнится шестнадцать. А потом, в день твоего восемнадцатилетия магия, подавленная в твоей крови, освободилась бы и обратила тебя. – Она издает звук, который можно было бы принять за смешок. – Если бы ты не заключила узы с сыном Арьи, тебе не понадобилось бы Зелье жизни. Тебе не пришлось бы переживать мучительную смерть. Твоя кровь сделала бы все, что нужно.

Я качаю головой.

– Я не понимаю. Мама была человеком. Если она тоже была вашей крови, почему она не стала фейри в восемнадцать лет?

– Потому что было еще не время, – говорит Мэб. – Ни для нее, ни для кого-либо до нее. Они не были обещанными. Не были тобой. Так что то, что делало ее фейри, было подавлено, точно так же, как было подавлено в тебе и твоей сестре.

Ее слова медленно проникают в мои кости, как будто они всегда были там.

– Мама об этом знала.

– И Оберон тоже. Он узнал это в ту ночь, когда спас тебя, – говорит Мэб. – Его в ней привлекала в том числе ее кровь, хоть тогда он этого и не знал. Когда он смог вернуться домой после долгой ночи в мире людей, он хотел, чтобы она пошла с ним. Она отказала ему, потому что знала, какая ей уготована роль. Знала, что станет матерью следующей великой королевы теней. Она знала, что ты будешь нужна королевству Оберона больше, чем Оберон будет нужен ей. И только когда ты умирала, он наконец узнал всю правду.

Финн опускает глаза и качает головой.

– Он все-таки защищал двор, – говорит он, и я слышу в его голосе облегчение. Ему явно нужно было это знать.

– У него было бы больше времени, если бы не вмешалась королева Арья.

– Арья… Она знала, что я – ваш потомок? – спрашиваю я.

– Боги, нет. Сила, скрывавшая тебя, была слишком мощной, чтобы ее мог обнаружить потомок Диглана. Ее провидица предсказала, что старшая дочь возлюбленной короля Оберона убьет ее, вонзив в ее сердце ее же клинок. Итак, Арья послала своих мерзких спрайтов через портал, чтобы они разожгли тот пожар. Они устроили ловушку, чтобы дом рухнул как раз в тот момент, когда вы побежите к двери. Но ты решила сначала спасти сестру, и, так как ты поставила ее жизнь выше своей, ты не была там, где были запланированы самые ужасные разрушения. И поскольку ты спасла сестру, Оберон смог спасти тебя, передав тебе свою корону, хотя и на несколько лет раньше, чем планировалось.

Мое сердце бешено колотится, и я мысленно возвращаюсь назад и восстанавливаю головоломку, которую, как мне казалось, я уже поняла.

– Я думала, ты поймешь это, когда сможешь сесть на Трон Теней, – говорит Мэб. Ее карие глаза, так похожие на мои, будто прожигают во мне дыру. Я чувствую, что она видит меня насквозь и заглядывает в мое прошлое. – Трон был твоим. Ты могла его занять. Хотя править, будучи смертной, вероятно, было бы… сложно.

Я качаю головой:

– Я не знала. Почему вы мне не сказали?

– Те из нас, кто находится в Сумраке, не могут напрямую говорить