Весь Роберт Хайнлайн в одном томе - Роберт Хайнлайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дораль Летва, сопровождаемая двумя девушками, провела меня в мои покои и уложила в постель. Они притушили свет и удалились, пока я пытался составить на их языке галантное пожелание доброй ночи.
Вскоре они вернулись, сняв с себя все драгоценности и прочие украшения, и остановились возле моего ложа, изображая три грации. Я решил, что обе молодые девушки были дочками Летвы. Старшей было лет восемнадцать, в полном соку и портрет мамаши в эти годы. Младшая была лет на пять моложе сестры, она едва вступила в брачный возраст, тоже красотка, и весьма уверенная в себе. Она зарумянилась и опустила глаза долу, когда я взглянул на нее. Старшая сестра наоборот ответила на мой взгляд прямым взглядом своих пламенных глаз. Их мамаша, обнимавшая девушек за талии, объяснила мне очень просто, но в стихах, что я уже оказал честь их кровле и их столу, а теперь оказываю их постели. Так что же будет угодно Герою? Одну? Двух? Или всех трех?
Я трус. Вы уже знаете это. Если бы тут не было этой младшей сестрички, ростом как раз с тех шоколадных сестренок, что напугали меня в прошлом, возможно, я действовал бы с большим апломбом. Но, черт возьми, двери тут не запирались. Их вообще не было — одни арки. И грубиян Джоко мог проснуться в любую минуту, я даже не знал, где он спит. Не буду отрицать, мне приходилось спать с замужними женщинами и с дочерьми людей, под крышей которых я останавливался, но и в таких случаях соблюдались определенные правила, свойственные американцам. А такое откровенное предложение напугало меня хуже Рогатых Козлов, то бишь Призраков.
Я постарался облечь свое решение в поэтическую форму. Это мне не удалось, но негативность решения до них дошла. Малышка зарыдала и исчезла с невероятной быстротой, ее сестра, похоже, была готова взяться за кинжал и, фыркнув «тоже мне герой», вышла за ней. Мамаша только одарила меня взглядом и удалилась.
Минуты через две она вернулась. Она говорила со мной очень серьезно, полностью контролируя свои чувства, она умоляла сказать, нет ли в доме другой женщины, которая соответствовала бы вкусам героя. Как ее имя? Как она выглядит? Или мне будет угодно, чтобы все женщины дома продефилировали передо мной, чтобы я мог узнать ее?
Я изо всех сил пытался ей разъяснить, что если бы я мог сделать выбор, то он пал бы на нее, но что я устал и хочу спать в одиночестве.
Летва сморгнула слезу, пожелала мне геройского сна и вновь покинула меня, уже гораздо более быстрыми шагами. В один момент мне даже показалось, что она готова дать мне пощечину.
Через пять минут я вскочил с постели и кинулся искать ее. Но она уже ушла, галерея была темна.
Заснул я как убитый, мне снилась Свора Холодных Вод. Они были еще более отвратительными, чем их описывал Руфо, и пытались скормить мне золотые самородки, у которых были выпученные глазки Элмера.
9
Руфо сильно встряхнул меня.
— Босс! Вставайте! Немедленно! Я натянул на лицо простыню.
— Убирайся вон! — Во рту стоял привкус тухлой капусты, в голове что-то жужжало, уши заложило.
— Немедленно! Это Ее приказ!
Я встал. Руфо был уже в одежде «вольных стрелков», при шпаге, поэтому я оделся так же и пристегнул свою. Мои служанки отсутствовали, равно как и роскошное одеяние, данное мне накануне. Спотыкаясь, я последовал за Руфо в огромный банкетный зал. Там уже была Стар, одетая для путешествия и очень мрачная. Прекрасная обстановка вчерашнего праздника улетучилась. Зал был холоден и гол, как заброшенный сарай. Стоял лишь стол, на котором ничего не было кроме куска холодного мяса, покрытого пупырышками застывшего жира; рядом лежал нож.
Я взглянул на мясо без всякого удовольствия.
— Это еще что?
— Твой завтрак, если он тебе нравится. Я же ни минуты под этой крышей не останусь и есть эти объедки не буду. — Такого тона и таких манер я у Стар еще ни разу не наблюдал.
Руфо потянул меня за рукав.
— Босс, давайте-ка уходить, и побыстрее.
Так мы и поступили. Ни одной души в поле нашего зрения не появилось — ни в доме, ни во дворе, не было даже детей или собак. Но три быстрых скакуна нас ожидали. Я имею в виду этих восьминогих «пони» — лошадиную версию гончих, оседланных и готовых к отъезду. Седловка у них сложная. Над каждой парой ног надевается что-то вроде кожаного хомута, а груз распределяется при помощи двух шестов, протянутых вдоль боков, на которые поставлено кресло со спинками, мягким сидением и подлокотниками. К каждому подлокотнику тянулись поводья. Слева находился рычаг для замедления или убыстрения хода, и мне не хотелось бы рассказывать, каким именно путем распоряжения всадника передавались животному. Впрочем, последние, кажется, особенно не возражали.
Конечно, это были не лошади. Головы у них лишь отдаленно сходны с лошадиными, а ноги — без копыт и заканчивались мягкими подушечками, как у хищников. Они всеядны, а не травоядны. Когда привыкнешь, к ним можно даже и привязаться. Моя «лошадь» была черная с белыми пятнышками — ну просто само очарование. Назвал я ее Арс Лонга[71]. Глаза у нее были понимающие.
Руфо привязал мой лук и колчан к багажной полке за креслом, показал, как на него влезать, укрепил ремень безопасности, поставил мои ступни на специальные подножки (стремян не было), отрегулировал спинку, сделав ее положение удобным, как в салоне первого класса авиалайнера.
Сначала мы тронулись трусцой, потом перешли на бег со скоростью около десяти миль в час. Многоножки знают только одну побежку — иноходь, но качка смягчается благодаря креплению кресла в восьми точках, так что впечатление от езды сходно с впечатлением от поездки в автомобиле по гравийной дороге.
Стар ехала впереди, не проронив за все время ни полслова. Я попытался было заговорить с ней, но Руфо дотронулся до моей руки:
— Когда она в таком настроении, лучше не трогать.
Позже, когда мы с Руфо ехали бок о бок, а Стар была впереди за пределом слышимости, я спросил:
— Руфо, ради Бога, скажи, что случилось? Он нахмурился:
— Вряд ли мы об этом узнаем. У них с Доралем произошла бурная ссора,
